Ранульф сидел, вытаращив глаза, и не мог вымолвить ни слова. Артуру стало его жалко. И чтобы хоть как-то утешить его, сказал, что через какую-то недельку граф сам спокойно возвратится к семье, а все происшедшее будет считать не более чем забавным приключением.

— Ибо вас ждет друг, я же говорил. Просто ваша непримиримость и гордыня не позволили вам встретиться, а ситуация сейчас такова, что без вашей милости не обойтись. С вами просто переговорят и сделают несомненно выгодное предложение. Поверьте, иначе я бы не стал ввязываться в эту историю. Я не сделал бы зла человеку, который столько лет следит за порядком на севере Англии, охраняет ее рубежи как от набегов валлийцев, так и от столкновений с Шотландией.

Когда тебе такую оценку дает чужой человек, не зависящий от твоей милости и потому бескорыстный, это походит скорее на правду, чем на лесть. Граф Честер невольно выпрямился, гордо вскинул голову. Даже подумал, что ему симпатичен этот пройдоха.

Какое-то время они смотрели друг на друга, чувствуя взаимопонимание, в иной обстановке невозможное между правителем севера Англии и обычным бродягой. Потом оба отвели глаза.

— Пора мне будить Метью, — как ни в чем не бывало сказал Артур. — Я достаточно дежурил, скоро рассвет, и мне необходимо хоть немного вздремнуть перед дорогой. Э… Да что это с псом? — удивился он, видя, как до этого свернувшийся калачиком Гро подскочил, вытянулся в струнку, глядя в лес, а шерсть на его загривке встала дыбом. — Лису, что ли, учуял?

Тут Гро зашелся громким лаем — протяжным и злобным. Артур посерьезнел и протянул руку к лежавшей неподалеку палке.

Честер же понял лишь одно — рядом кто-то есть. Люди, к которым он может обратиться за помощью.

Стремительно вскочив, он выпрямился во весь рост в свете костра.

— Сюда! Помогите! Я граф Честерский Ранульф, а эти…

— А я Папа Римский! — весело выкрикнул Артур, тут же вставший рядом, но глаза его так и шарили по лесу.

— Не верьте. Они посмели…

Честер не договорил — вылетевший из темноты камень с силой ударил его в лоб, и граф, как подкошенный, рухнул на землю.

Придя в себя, Ранульф заметил, что небо уже посветлело. Голова гудела, а при попытке подняться все вокруг поплыло, в желудке возник спазм, и его мучительно вырвало.

— Я и опасался чего-то подобного, — возник рядом Метью. — Полежите спокойно, сэр, сейчас головокружение пройдет и станет легче.

Он положил ему на лоб холодную тряпицу, отчего головная боль поутихла.

— Камнем вас эти ребята из лесу уложили. Не то что мы — нежно, кулем с песком по затылку. А эти могли и голову проломить. Да вы еще и выскочили перед костром в вашем бархатном кафтане с золотыми манжетами, вот они вас первого и свалили, как соблазнительную добычу. А вдруг бы пришибли совсем? Что тогда нам делать прикажете? Мы ведь обязались доставить вас в целости.

Граф поднял руку и нащупал огромную шишку на лбу. От прикосновения так и стрельнуло болью.

— Тише, тише. Говорю вам — полежите немного, и полегчает.

Когда позже Ранульф смог приподняться, то увидел в предрассветном сумраке, что его спутники собираются, а у догоревшего костра лежат три трупа.

— Их семеро было, — проследив за его взглядом, заметил Артур, вдевая мундштуки во рты мулов и поправляя уздечки. — Люди без закона, согнанные в леса войной. И не самые неумелые, замечу. Нам пришлось изрядно повозиться, прежде чем обратили их в бегство.

Он подошел и подал Честеру руку, помогая встать. И граф уже не проигнорировал помощь. Голова еще кружилась, но Метью уверял, что со временем ему полегчает, правда, просил вести себя смирно, а то опять станет плохо. Причем говорил участливо, даже пообещал, что ехать они будут шагом, дабы милорда не сильно трясло в пути.

Когда фургон тронулся, Артур сел подле Ранульфа, охватив руками колени.

— Милорд Честер, сейчас вы поняли, что невольно оказались под нашим покровительством. Поверьте, если вас схватит кто иной, вам придется несладко, и уж выкуп за вас могут назначить такой, что это сильно скажется на казне графства. Сами знаете — врагов у вас немало. Скажу больше: мы сейчас находимся в королевском лесу Ченет и скоро выедем на большую Личфилдскую дорогу. Места тут не больно оживленные, но не выйдет ничего хорошего, если вы поднимете шум и охраняющие путь дозоры епископа Личфилдского отвезут вас к нему, как пойманную дичь.

Честер только чуть шевельнул бровями. Епископ Личфилдский?

— Так вы не в Личфилд меня везете?

— Нет, сэр. Просто другой лорд воспользовался ситуацией, что епископа Личфилда сейчас не волнует ничего, кроме постройки нового собора, и решил устроить вашу встречу недалеко от его города. И повторю — он друг. Поэтому, учитывая ваше состояние, мне бы весьма не хотелось вновь связывать вас и всовывать в рот кляп. И я прошу, ради вашего же блага, дайте нам честное слово, что не будете, как давеча, шуметь и оповещать каждого встречного, кто вы такой.

При этих словах и правящий мулами Рис, и менявший на голове графа влажную повязку Метью взглянули на своего приятеля, как на сумасшедшего. Но Честер, поразмыслив какое-то время, принял решение.

— Я, Ранульф де Жернон, граф Честерский, даю тебе, бродяга Артур, слово, что доверяю тебе и готов ехать туда, куда ты меня везешь, — приподнявшись, заявил он. — Клянусь в том кровью Господней!

Рыжий Рис даже присвистнул от восхищения, а Метью покачал головой и взглянул на приятеля с уважением, ибо не помнил такого случая, чтобы лорд давал клятву бродяге.

Но в итоге дальнейший путь они проделали почти без происшествий.

Было уже далеко за полдень, когда фургон приблизился к Личфилду, однако Рис неожиданно направил мулов в сторону от главной оживленной дороги. Вот они подъехали к деревянному мосту через речку Тейм, где надлежало заплатить пошлину за проезд, и Артур, проспавший все это время, приподнялся. Дремавший Честер тоже привстал, но, памятуя свое обещание, не высунулся из-под навеса. Более того, Ранульф даже сам прикрылся дерюгой, чтобы его бархатное одеяние не привлекло внимания сборщика дорожной пошлины, осматривавшего фургон. При этом граф подумал, что, если бы не установившиеся между ним и похитителями доверительные отношения, его опять опоили бы сонным зельем, а то еще хуже, спрятали бы в ящик под днищем возка.

После переправы дорога свернула в лес. Честер чувствовал себя уже неплохо, особенно после того, как поел оставленное ему мясо утки. Прислонившись к заднему борту возка, он спокойно глядел на лес вокруг: с обеих сторон дорогу плотно обступали дубы, березы и вязы, кое-где мелькали заросли остролиста. Тем не менее лес выглядел ухоженным, и Честер почти не удивился, когда они выехали к большому имению, где над ручьем вращалось колесо мельницы, стояло несколько домишек и виднелись полоски полей в дальнем краю обширной вырубки. Но главным тут был окруженный частоколом дом, с выступавшей наверху деревянной башенкой, на шесте которой висел флаг владельца. Честер во все глаза смотрел на него: на ярко-зеленом фоне ясно проступали очертания алого грифона.

— Ад и преисподняя! Так это же герб Фиц Миля! Эй, вы, неужели это граф Херефордский осмелился приказать вам выкрасть меня?

— Тише, милорд, — удержал готового выскочить из фургона Ранульфа Артур. — Скоро вы сможете лицезреть его милость и выскажете ему все, что думаете.

Они въехали во двор усадьбы, где было полно вооруженных ратников, а также немало челяди. Причем Артура и его спутников вполне миролюбиво окликали, они отзывались и явно расслабились, чувствуя себя в безопасности.

Честер медленно сошел на землю и посмотрел на дом — нижний этаж был сложен из камня, а верхний — из дерева и окружен красивой галереей на резных опорах. Именно там, на галерее, показался высокий воин в светлой длинной котте и сразу поспешил навстречу.

— Приветствую вас, милорд Ранульф, в моем охотничьем угодье Лэ.

Честер, в мятом бархатном камзоле, стоял перед ним, широко расставив ноги и чуть склонив голову, точно бык, готовый боднуть. И хотя граф Херефорд был намного выше и очень широк в плечах, к тому же с его расшитой перевязи свисал меч, создавалось впечатление, что Честер вот-вот бросится на него.

Графу Роджеру Фиц Милю, графу Херефорду, не исполнилось еще и тридцати, однако его внушительная стать и удлиненное костистое лицо, хранившее суровое, немного замкнутое и исполненное собственного достоинства выражение, делали его на вид старше, придавали значимости и серьезности, не свойственных юному возрасту. Рано взяв на себя бразды правления, вынужденный постоянно воевать, он смотрелся скорее пожившим и много понявшим мужчиной, а его серо-зеленые глубоко посаженные глаза светились умом и волей. Да и голос его — глубокий и глухой — не казался молодым, когда он обратился к своему высокородному пленнику.

— Лишь обстоятельства вынудили меня, Ранульф Честер, решиться на крайние меры. Нам необходимо переговорить, но вы столь сурово обходились с моими посланцами, что у меня не было иного выхода, как принудить вас к встрече насильно.

— И ты решил, что я удостою тебя беседы? Вы много возомнили о себе, милорд.

— Не более чем вы, когда повелели повесить преданного мне человека, будто какого-то разбойника.

— Я казнил его, потому что в своих владениях могу делать все! И сделал это потому, что ты оскорбил меня.

По суровому молодому лицу Херефорда промелькнуло какое-то подобие улыбки.

— Это было не оскорбление, а всего лишь отказ. Я свободный человек и не подчиняюсь вашим приказам, и имею право отказаться, даже если это столь лестное предложение, как возможность породниться с самим северным Честером.

Лицо Ранульфа стало наливаться краской.

— Больше ты подобного предложения не получишь. Я считаю ниже своего достоинства общаться с человеком, который прибегает к помощи воров.