Глава 22

Терпение Торна постепенно истощалось.

Укрывшись в посвященной Египту библиотеке сэра Льюиса Финча, он расхаживал взад-вперед по небольшому прямоугольному ковру. Новые сапоги давили ноги, накрахмаленные манжеты натирали запястья, но самое большое мучение ему доставляла компания.

У мучения было имя – Колин Сандхерст, виконт Пейн. Как раз он сейчас и обращался к Торну:

– Позвольте дать вам маленький совет.

– Я сыт по горло вашими советами. Не надо.

– Вы просто не хотите признаться, что он вам нужен, – мягко возразил Пейн. – Я начну повествование, а вы просто послушайте.

Торн закатил глаза к потолку. Вот уже несколько дней он только и делал, что слушал Пейна. Посещение магазинов, встречи с адвокатами, лекции о… мужской активности – Торн понимал, что надолго его не хватит.

Запрокинув голову, Пейн опустошил свой бокал и поставил ногу в сапоге на покрытый египетскими иероглифами саркофаг.

– До встречи с Минервой у меня было много женщин.

Торн застонал. «Нет! Только не это!»

– Я проводил ночи как с герцогинями, так и с дочками арендаторов, и не важно, из какого материала были у них юбки – из шелка или домотканой холстины. Когда их разденешь…

Торн резко выпрямился.

– Если вы сейчас начнете распространяться о шелковых локонах и алебастровых грудях, мне придется вас ударить.

– Спокойнее, неженка вы эдакий. – Пейн всплеснул руками. – Я пытаюсь лишь сказать, что одежда может быть разной, но все женщины хотят одного и того же.

Торн сжимал кулаки, пока костяшки не побелели.

– Ну что с вами? Я ведь говорю о нежности и чуткости.

Сидевший в кресле за письменным столом Райклиф потер висок.

– Я думаю, что мой кузен пытался донести до нас следующее: она теперь леди Кэтрин Грамерси, а не мисс Тейлор, но это не значит, что внутри у нее что-то поменялось.

Торн снова принялся мерить шагами библиотеку. Вероятно, ни к чему было рассказывать им все. Ему нужна их помощь, но страшно не хотелось, чтобы они поняли, как он в них нуждается: ощущение собственной слабости было непривычным и очень ему не нравилось. Первое, о чем он подумал, это отыскать Кейт, подхватить на руки и унести куда-нибудь, где тепло и безопасно.

Но поступить так он не мог. В этом-то все дело. Теперь у нее имелась семья, и не просто семья, но и вполне определенное место среди английской знати.

Эта ее новая жизнь… Теперь она никогда не будет принадлежать ему целиком и полностью. Не важно, что Кэти пообещала бросить все и отправиться с ним в Америку. Торн понимал, что из этого ничего не получится. Она стала частью семьи. У дочери маркиза появятся обязательства и общественный долг. Как леди она всегда будет выше его. И в качестве постоянного напоминания ее имени на каждом письме, которое она получит или напишет сама, будет предшествовать титул.

Он ни с кем не желал делить, но был вынужден, если хотел стать частью ее новой жизни. Главное, Торн окончательно решил для себя, что никогда не даст ей повода стыдиться его. Никогда!

Поэтому сейчас он мерил шагами ковер в библиотеке, дожидаясь своего часа. Неженкой назвать его было трудно, но, в конце концов, ему пришлось втиснуть свое все в шрамах тело и превратившуюся в пепел душу в новый, с иголочки, сюртук.

– Поверить не могу, что ты обратился к моему кузену, – заметил Брам, внимательно разглядывая Торна.

«Я сам в это верю с трудом».

– Ведь если нужно, я всегда помогу – ты же знаешь. Только попроси.

– У вас и без меня дел хватает.

Пейн усмехнулся:

– А у меня всего-навсего был медовый месяц. Что еще делать, если не тщательно отмывать благородного дикаря, ходить с ним по магазинам и учить танцевать.

– Что? – Брам, ошарашенный, уставился на Торна. – И ты все это выдержал? Ты учился танцевать? У Колина?

– Ты так говоришь, словно я самый плохой танцор в мире, – возмутился Пейн. – К твоему сведению, для меня это стало кошмарным испытанием, но благодаря моей дорогой жене я справился. Женщины долгое время были для меня загадкой, сколько их ни изучай. Так как теперь я человек женатый – и счастливо, заметьте! – и посвятил себя единственной женщине, с моей стороны было бы проявлением эгоизма держать накопленные знания при себе.

– Не сомневаюсь, – захохотал Брам, потом повернулся к Торну: – Господи, если ты сумел выдержать целую неделю, значит, действительно любишь ее.

– Так и есть, Торн, – подвел итог Пейн. – Если хотите завоевать сердце дамы, вы должны быть готовы пойти на риск, причем реальный. И речь не идет об умении танцевать.

Торн стиснул зубы. Ради Кэти он пожертвовал родным домом, несколько лет жил под открытым небом, голодал в тюрьме и проливал кровь на войне.

– Я отдал за нее все, что мог отдать человек в моем положении.

Пейн хмыкнул.

– Это вы так думаете, они же хотят получить все до последнего. Вы можете вывернуть наизнанку свои карманы, лечь у их ног, но этого все равно будет мало, пока не подадите им на блюде свое еще трепещущее сердце.

Брам вздохнул.

– И опять я должен перевести слова кузена: просто скажи мисс Тейлор, что любишь ее. Это единственное, чего ждут все они.

Любовь! Все опять вернулось к этому слову. Не так уж трудно сказать Кэти, что он любит ее, но как сказать, чтобы они оба поверили в это… вот в чем сложность.

– Хотите, попрактикуемся еще, – предложил Пейн.

– Нет-нет, спасибо! – поспешил отказаться Торн.

– Смотрите, а то мне не трудно выступить в роли женщины – партнерши в танцах, например.

– Я сказал – нет! – едва не зарычал Торн.

Пейн расправил галстук и спокойно заметил:

– Вообще-то, я лишь пытаюсь помочь, так что могли бы вести себя и повежливее.

– Я не силен по части этикета.

– Совершенно верно. Но именно поэтому я здесь, не так ли? Именно поэтому вы обратились ко мне за помощью. Если вы собираетесь завоевать эту женщину – эту леди! – и сделать своей женой, то вам придется поднатужиться по части этикета. И чем скорее, тем лучше.

Торн жестом прервал его монолог, прислушиваясь к мелодии, звучавшей снизу, из зала.

– Это вальс, – подтвердил Пейн. – Ваш выход.

Брам хлопнул друга по плечу:

– Тогда вперед!

– Сильно ее не жмите, – посоветовал напоследок Пейн. – Это ваш единственный шанс добиться счастья, вы ведь понимаете. Единственный на всю оставшуюся жизнь.

Торн бросил на него мрачный взгляд и плечом толкнул дверь.

– Не помогайте.

Проходя коротким коридором к бальному залу, он почувствовал, что его замутило, но стоило увидеть ее в противоположном конце зала, как все его страхи улетучились, сменившись благоговением.

Торн не видел ее почти неделю.

А вот такой и вовсе не видел никогда.

Господи, как она хороша! Кейт стояла к нему в профиль, увлеченно что-то обсуждая с Минервой Хайвуд, нынешней леди Пейн. Он на секунду остановился, чтобы промочить горло, понаблюдать за ней и вспомнить, как нужно дышать.

Кейт была одета в голубой шелк – цвет бездонного океана и ясного неба над головой. Роскошная ткань выгодно подчеркивала белизну и гладкость плеч. В высокой прическе сверкали крохотные бриллианты. Руки до локтей были затянуты в атласные перчатки. Торн слышал ее звонкий смех, затмевавший мелодию, которую играл оркестр.

Кейт слишком хороша и элегантна для него, но он уже зашел слишком далеко и в любом случае должен просить ее руки.

Торн направился к ней, и толпа вокруг него пришла в движение. Оставаясь на месте, Кейт повернулась и, окинув зал рассеянным взглядом, ничем не показав, что они знакомы, вновь вернулась к разговору.

Он целенаправленно шел к ней, ни на что не отвлекаясь. Когда Торн был уже на полпути, ее глаза снова скользнули по нему. Сначала мимолетно. В следующий раз – прищурившись. Как будто она пыталась узнать его. Между бровями появилась сосредоточенная складка. Он прямо-таки слышал, как в ее голове прозвучало: «Кто этот разодетый громила, что так бесцеремонно меня разглядывает?»

Господи! Она его не узнала…

«Это же я, Кэти! Ведь ты знаешь меня…»

Их взгляды встретились. Он ощутил нутром этот удар узнавания. Сладостное чувство близости и родства мурашками побежало по спине.

И тут пара вальсирующих заслонили ее.

Проклятье!

Черт, черт, черт! Он должен видеть ее реакцию. Ради этого Торн пришел сюда и устроил себе торжественный выход. Как она встретит его? Случится ли это наконец?

К тому времени, когда вальсирующие отплыли в сторону, весь зал пришел в движение. Теперь он пробирался через толпу, потеряв Кэти из вида. Сердце отчаянно колотилось, угрожая выскочить из груди.

– Сэмюэл!

Торн развернулся на каблуках.

Это она! Приподнявшись на цыпочки и вытянув стройную шею, Кэти высматривала его поверх голов.

Он сменил направление, взяв вправо, и остановился, не дойдя до нее двух шагов.

Стоял и ждал с комком в горле, засветится ли радостью ее лицо.

Нет, ничуть! И глаза не оживились. Ни малейшей искорки радости он не заметил в них.

И тут она сделала то, что полностью окупило все его страдания не только за прошедшую неделю, но и за целую жизнь до нее: порывисто бросилась ему навстречу.


– Сэмюэл, это ты!

Кейт все никак не могла прийти в себя. Он заставил ее нервничать, заставил ждать целую неделю, а теперь вдруг появился вот в таком обличье. Господи, как же он красив… немыслимо, невероятно!

Она могла поклясться, что модные гессенские сапоги делали его выше на целый фут. В тесно пригнанном черном сюртуке его плечи казались еще шире. Если бы она начала описывать, как облегают его бедра бриджи из воловьей кожи, у нее началось бы головокружение.

Волосы у него была аккуратно подстрижены и слегка тронуты помадой. Даже с расстояния вытянутой руки до нее доносился чудесный аромат – смесь запахов кожи, одеколона и свежего полотна, так гармонично сочетавшихся с его мрачной мужественностью.