– Милорд!

– Дома – просто Брам, – отбросил Райклиф церемонии, протягивая обе руки: левую – со стаканом бренди, правую – чтобы поздороваться. – Рад видеть тебя.

Торн бокал принял, но от рукопожатия уклонился: правая рука по-прежнему оставалась неподвижной, хотя чувствительность начала понемногу возвращаться.

Сделав глоток, он поднял глаза на Райклифа и отметил, что последние месяцы и новое отцовство значительно изменили его облик. Одно было совершенно ясно – ему нужно срочно уволить своего камердинера: уже давно перевалило за полдень, а Брам был все еще в жилете и неглаженой сорочке. На взгляд Торна, выглядел он измотанным, но это была совершенно другая усталость, не та, что сопровождала его во время изнурительной военной кампании.

В комнату вернулась леди Райклиф с пронзительно вопящим ребенком на руках.

– Прошу прощения, она у нас немного капризна: ее никто не может успокоить, – так что никому в доме не удается хоть немного поспать.

– У меня на руках она быстро засыпает, – заметил Райклиф. – Давай ее сюда.

С видимым облегчением жена передала ему ребенка и повернулась к гостю.

– Ей всего два месяца, а уже папина дочка. Боюсь, мы еще с ней намучаемся. Очень надеюсь, что вы приехали в город не для того, чтобы провести время в тишине.

– Да, миледи, вы правы: я здесь по делу.

Сейчас Торн был рад любому способу отвлечься: даже плачущему ребенку, – все лучше, чем сидеть в одиночестве, жалея себя и занимаясь самобичеванием.

– Займись делами, – сказал жене Брам. – Я ее подержу. А тебе нужно позаботиться об обеде.

– Уверен, что она не помешает? Я еще должна проверить комнату для капрала наверху.

– Не волнуйся, сейчас успокоится, – ответил Брам. – Пошли, Торн, обсудим наши дела в библиотеке.

С пронзительно вопившей дочкой на руках и стаканом бренди Райклиф, пятясь, вышел из гостиной. Торн вслед за ним пересек коридор и вошел в богато отделанную библиотеку.

Брам ногой захлопнул за ними дверь, поставил стакан на письменный стол, поудобнее устроив малышку на руках, и принялся ее укачивать, расхаживая из конца в конец комнаты. Сохранившаяся после ранения хромота придавала его шагам какой-то странный ритм.

Перехватив любопытный взгляд Торна, Райклиф пояснил:

– Иногда хождение помогает.

Но явно не всегда: ребенок продолжал кричать. Брам, тихо выругавшись, закатанным до локтя рукавом сорочки вытер вспотевший лоб.

– Я все еще твой командир, так что не вздумай рассказать Сюзанне, чем я тут занимаюсь. Это приказ.

С этими словами он окунул мизинец в стакан с бренди и сунул затем в рот ребенку. Малышка Виктория тут же замолчала и с видимым удовольствием принялась сосать палец.

– Господи, помоги! – пробурчал Брам, глядя на дочь. – Представляю, сколько мороки будет с тобой, когда тебе исполнится шестнадцать.

Он перевел дух и посмотрел на Торна.

– Итак. Ты уверен, что хочешь этого?

– Хочу чего? – осторожно спросил Торн.

– Почетной отставки. Не ребенка же, конечно. Хоть она и громогласна, я не собираюсь с ней расставаться.

– Ну разумеется. – Торн откашлялся. – Отвечая на ваш вопрос… Да, милорд. Я уверен.

– Прекрати ты эти придворные расшаркивания! Я спрашиваю тебя не как лорд слугу и даже не как командир подчиненного, а как друг – друга. – Малышка выпустила отцовский палец изо рта, явно задремав, и Райклиф, продолжая ходить по комнате, только теперь медленно, заговорил шепотом: – Я должен быть уверен, что тебе действительно этого хочется. Ты мог бы сделать отличную карьеру в армии. Я занимаю высокий пост, поэтому могу с легкостью выхлопотать тебе офицерский чин, лишь пожелай.

Эти слова заставили Торна задуматься. То, что предлагал Райклиф, трудно было назвать мелким одолжением. Если принять офицерский чин, это позволит ему занять высокое положение в обществе и иметь приличное жалованье до конца своих дней, а значит, и содержать семью.

– Это большая щедрость с вашей стороны…

– Ни слова о щедрости. Это всего лишь жалкая компенсация. Ты спас мне не только ногу, но и жизнь, не говоря уж о том, что годами служил верой и правдой.

– Я выполнял свой долг. Теперь мне стало тесно в Англии, не то что раньше. Хочется простора. И поменьше цивилизации.

– Значит, отправляешься в Америку. Чем будешь заниматься?

Торн пожал плечами.

– Для начала заделаюсь траппером. Денежное занятие, я слышал.

– Вне всякого сомнения, тем более что у тебя талант выслеживать дичь. – Брам покачал дочь. – Никогда не забуду, как в Пиренеях, имея при себе лишь штык, ты поймал… Что это было, напомни?

– Сурок.

– Да, сурка. Жилистого и вонючего мерзавца. Будь уверен, я еще не скоро закажу жаркое из сурка, но в тот момент вкус у него был роскошный. Еще бы, это же было первое настоящее мясо за две с лишним недели. – Райклиф кивком указал на свои конторские книги. – Могу ли я предложить тебе некую сумму? Позволь мне сделать такую малость. Мы назовем ее ссудой.

Торн покачал головой.

– Я отложил деньги впрок.

– Понятно. Ты, как всегда, горд и упрям и не желаешь никому быть обязанным. Что ж, это достойно уважения, но тогда прими подарок. Другу от друга. – Он указал глазами на длинную блестящую винтовку, лежавшую на каминной полке. – Она твоя. Это последнее творение сэра Льюиса Финча.

Заметив, с каким скептицизмом Торн рассматривает винтовку, Райклиф быстро добавил:

– Сделана профессионально. И тщательно пристреляна.

Торн взял ее в левую здоровую руку и испытал на баланс. Это было отличное оружие. Он легко представил, как идет через заросли с этой винтовкой в руках. Конечно, для полноты картины надо, чтобы Баджер крутился под ногами.

К черту! С этой собакой придется распрощаться.

Торн с любопытством наблюдал за другом, который продолжал тихонько баюкать дочь, мирно спавшую у него на руках.

– Вы ее любите, малышку?

Брам глянул на него как на сумасшедшего.

– Ну разумеется.

– Откуда вам это известно?

– Но ведь это ребенок… – растерянно ответил Райклиф.

– Не все отцы любят своих детей. Откуда вы знаете, что любите ее?

Торн понимал, что разговор выходит за рамки их отношений, но если Брам хочет показать ему свое расположение…

Райклиф пожал плечами и посмотрел на спящую дочь.

– Я думаю, вопрос вполне справедливый, в том смысле, что пока вроде не за что… Да, она мешает спать и мне, и своей матери, не дает нормально поесть, лишает внутреннего равновесия, не дает нам с женой заниматься любовью.

Он присел в кресло у письменного стола, осторожно, чтобы не разбудить ребенка.

– Но зато как она пахнет после купания! Это лучше, чем опиум. Вот так! И никто не сможет меня убедить в том, что она не самый лучший ребенок во всей Британии, хотя статистика будет не на моей стороне.

– Итак, малышка прелестна. И хорошо пахнет. И все? – Неужели для любви достаточно такой малости? – подумал Торн.

– А что еще сказать? Она пока еще не бог весть как говорлива. – Брам покачал головой. – Но я ведь не философ. Говорю о том, что чувствую. А если тебе нужны ясные формулировки, поройся в книгах.

Переложив ребенка на левую руку, он потянулся за своим стаканом и сделал изрядный глоток.

– Не свидетельствует ли интерес к таким вопросам о том, что слухи небеспочвенны? Ты в самом деле закрутил с мисс Тейлор?

– Закрутил?

– Сюзанна получила какое-то странное письмо… там вроде как упоминается помолвка…

– Это всего лишь разговоры, – отрезал Торн. – Они не имеют никакого отношения к действительности.

«Больше не имеют».

– Если это так, откуда же они возникли?

Торн сжал зубы.

– Не понимаю, что вы имеете в виду.

Брам пожал плечами.

– Мисс Тейлор и Сюзанна добрые подруги. Мне просто хочется, чтобы с ней обошлись по-хорошему.

Гнев яркой вспышкой полыхнул в груди, и Торну с трудом удалось совладать с собой.

– Итак, милорд, когда вы отправите меня в отставку?

– Ты уже сейчас можешь говорить все, что думаешь, если ты об этом.

Торн кивнул.

– Тогда буду вам признателен, если вы сосредоточитесь исключительно на своих делах. Если же продолжите и дальше распространять различные инсинуации, очерняющие мисс Тейлор, нам не удастся ограничиться лишь словами.

Райклиф удивленно воззрился на него:

– Ты мне угрожаешь?

– Полагаю, что да.

Брам рассмеялся.

– О господи! А мы с Сюзанной еще спорили, замечаешь ли ты ее вообще. Теперь вижу, что мисс Тейлор из тебя веревки вьет.

Торн покачал головой: никакие веревки она из него не вьет… по крайней мере пятнадцать часов.

Райклиф вскинул брови.

– Не обижайся. Мужчины и посильнее тебя оказывались у ног женщин из Спиндл-Коув.

Торн хмыкнул:

– Кто же эти самые сильные мужчины?

В дверь кабинета постучали.

– И как тебе это удается? – спросила леди Райклиф, изумленно разглядывая дочь, мирно спавшую на руках у мужа. – Для сурового старого вояки ты слишком легко очаровываешь ягнят и детей. Капрал Торн, в чем его секрет?

Взгляд Брама метал молнии: «Не вздумай сказать! Это приказ».

Торн не мог ослушаться, но в то же время не мог не ответить на выпад в отношении «сильных мужчин».

– Должно быть, все дело в… в колыбельных, миледи.

– В колыбельных? – Леди Райклиф, глянув на мужа, расхохоталась. – Никогда не слышала, чтобы он пропел хоть одну ноту. Даже в церкви.

– Ну да, – кивнул Торн. – Он же пел ей шепотом, на ушко, с таким умильным выражением лица, с каким рассказывают сказки о феях и пони.

Брам закатил глаза.

– Ну, хоть за это спасибо.

Глава 17

После ярмарки жизнь в Спиндл-Коув вернулась в обычное русло, и Кейт с большим облегчением отдалась ежедневным заботам, хотя ее сердце еще не обрело покоя.

Летом дамы, проживавшие в пансионе, придерживались определенного графика: по понедельникам отправлялись на загородные прогулки; вторник посвящали морским купаниям; по средам ковырялись в саду, а в четверг занимались стрельбой.