– Мы обязательно это обсудим, – заверила ее Кейт.

– Ты позволила собаке грызть книги?

– Торн, когда я предложила поговорить наедине, то не рассчитывала, что речь у нас зайдет о поведении Баджера. Я пообещала Грамерси поужинать с ними, так что у нас совсем мало времени.

Торн оглядел внезапно опустевшие развалины замка. Ярмарка закончилась, подступали сумерки. Все спустились вниз, в деревню, и многие направились прямиком в таверну промочить горло.

Вытащив из кармана маленький зеленый томик, Торн протянул его Кейт, продемонстрировав изгрызенный переплет.

– Вот что я отобрал у него вчера. Это книга лорда Дру, как ты знаешь. От нее почти ничего не осталось. Даже не знаю, что с этим делать.

– Не беспокойся. Наверняка у лорда Дру найдутся и другие книги, чтобы почитать.

Торн фыркнул: а то он не знал! Фосбери рассказал, что, помимо других вещей, маркизу привезли сюда два полных ящика книг.

Два ящика! И что он, интересно, намерен с ними делать? Настоящая загадка! Сами по себе книги ведь ни на что не годились. Торн вгляделся в изодранный переплет и попытался прочитать.

– Кто, черт возьми, этот Ар…

Кейт забрала у него книгу и посмотрела на корешок.

– Аристотель. Это грек.

– Еще и грек? Один из тех, кто сражался за Елену Прекрасную?

– Он был философом. Но сейчас это не важно.

– Нет, важно. Нельзя позволять Баджеру грызть книги.

– Знаю-знаю. Он наверняка схватил ее, когда я отвлеклась. – Кейт пожала плечами. – Отдадим какую-нибудь взамен. Эван не станет сердиться.

– Эван? – Торн резко вскинул голову, неожиданно почувствовав абсолютно иррациональный приступ ревности. – Так он уже «Эван»?

– Да. Именно поэтому я и хотел поговорить с тобой. У меня хорошая новость: лорд Дру…

Внезапно замолчав, она прижала руку ко рту.

Он опустил взгляд и сразу понял, в чем дело: у ее ног лежала только что убитая крыса – голый, как червяк, хвост еще дергался. А у щенка, который принес ей свою добычу, розовый язык свисал из ощеренной пасти, что свидетельствовало о невероятной степени возбуждения и гордости.

– Не вздумай завопить! – тихо и холодно предупредил ее Торн, опустившись на корточки рядом с Баджером и любовно потрепав пса по холке. – А то собьешь псину с толку. Он все сделал правильно.

– Вот это? – пискнула Кейт через прижатую к губам ладонь, другой рукой указав на бездыханную крысу. – Вот это правильно? Мне кажется, я единственная, кто сбит с толку.

– После ярмарки осталось много мусора, объедки, в том числе яблочные огрызки. Все это привлекает разных паразитов. Баджер выследил и убил одного из них – именно для этого и была выведена его порода, – так что заслуживает похвалы.

– И что мне нужно сделать? – Кейт в ужасе смотрела на дохлую крысу. – Только не проси меня дотронуться до нее: не смогу.

– А тебе и не надо ее трогать. Просто веди себя так, словно это самый лучший поступок Баджера. Похвали его, отвлеки, а я тем временем сброшу эту окровавленную тварь с обрыва.

Кейт кивнула и пока ласкала щенка, Торн нашел совок и выкинул крысу, а когда вернулся, увидел, как она держит в руках забавную мордаху щенка и приговаривает:

– Ты самый умный пес во всем Суссексе, Баджер, знаешь об этом? Храбрец! Я тебя просто обожаю.

Торн наблюдал за ней и тихо удивлялся. Для нее было так просто любить, подбадривая. Наверное, именно это качество помогло ей стать успешной преподавательницей.

Кейт быстро оправилась от шока при виде крысы: быстрее, чем любая другая на ее месте, прикинул он, – поэтому тоже заслужила одобрения и поощрения. Вот бы кто-нибудь точно так же взял ее лицо в ладони и сказал, что она самая-самая умная, красивая, храбрая и… любимая.

Но Торн не был на это способен: такого таланта у него не было от рождения, и никто его этому не научил. Если к любви относиться как к музыке, то он был начисто лишен слуха.

– Так что это за хорошая новость? – вернулся он к предмету разговора. – От Эвана?

– Ах да! – Еще раз любовно погладив щенка, Кейт отпустила его и поднялась. – Лорд Дру сказал, что семья готова объявить меня своей кузиной.

Внутри у Торна все сжалось: действительно чудесная новость, – и он поинтересовался:

– Они нашли какие-то доказательства?

Кейт покачала головой.

– Но Эван заявил, что для него доказательств достаточно: родимое пятно, церковная книга, картина… – ну и я просто подхожу под эту кандидатуру. Поэтому они принимают меня в свою семью и хотят, чтобы я отправилась с ними в Лондон, затем в Амбервейл…

По мере того как Кейт говорила, ее лицо светлело, она снова вся лучилась счастьем, как звезда, только все более недоступная для него.

Он приказал себе не говорить резкостей: возможно, это будет наилучшим выходом. Грамерси… Вдруг они действительно странные, а не зловещие? Если они готовы принять Кейт в семью без дополнительных выяснений… что ж: даст Бог, у нее начнется новая, блестящая жизнь и она никогда не узнает чудовищную правду.

Для нее это выход. И для него. Он сможет спокойно отправиться в Америку и не беспокоиться о ней. Нет, думать о ней он будет всегда, но не беспокоиться.

– Торн, – прошептала Кейт, – они ждут этого, что ты тоже поедешь…

Он покачал головой.

– Времени остается все меньше. Через несколько недель мой корабль отходит из Гастингса. Я буду рядом, пока смогу…

Кейт схватила его за руки и ласково сказала:

– Я прошу не сопровождать меня, а поехать со мной. Навсегда. И с семьей.

С семьей?

Торн недоверчиво посмотрел на нее.

– Если ты не чувствуешь себя с ними в безопасности, зачем ехать?

– Да нет же, я не об этом. – Она помолчала. – Мне хочется, чтобы ты тоже поехал с нами. Знаю, что детство у тебя было… далеко не идиллическое.

Он хмыкнул.

– Еще слабо сказано.

– Вот именно. Возможно, это будет шанс почувствовать себя частью чего-то большего – частью пусть и странного, но восхитительного семейства. Неужели тебе в глубине души не хочется этого? Хоть чуть-чуть?

– Я никогда не смогу стать одним из них.

– Почему?

Торн вздохнул.

– Ты совсем не знаешь меня.

Кейт покусала губу и, подойдя к нему ближе, тихо заговорила:

– Нет, знаю: действительно знаю, потому что знаю себя. Я тоже была страшно одинока. – Я знаю, как это давит душу, как ударяет в сердце в самый неожиданный момент. Как возможно летать от счастья всю неделю, не испытывая ни грусти, ни опустошенности, а потом от какой-то мелочи… Кто-то вскрывает полученное письмо, например. Или если зашиваешь чье-то порванное платье. И тогда ты понимаешь, что… брошена на произвол судьбы. Не привязанная ни к кому и никому не нужная.

– Я не…

– И не пытайся убедить меня, что никогда не испытывал такого. Что ты вообще ничего не чувствуешь. Я знаю, что внутри у тебя бьется сердце.

Судя по всему, она права: проклятая штука бухала как барабан.

– А теперь подумай как следует, – сурово сказал он. – Ты что, не понимаешь? Если Грамерси примут тебя в свою семью, ты будешь вращаться в совсем других кругах и сможешь заполучить в мужья джентльмена.

– Джентльмена, который женится на мне в надежде заполучить связи и деньги? Вполне возможно. Но я бы предпочла того, кто захочет меня. – Она обвила его шею руками. – Ты же как-то сказал, что хочешь меня.

Ее близость была мучительным испытанием для него. Как и все женщины, сегодня Кейт уделила больше внимания своей внешности. Вышитые букетики украшали верхние юбки ее платья цвета лаванды. Завышенная линия талии подчеркивала округлую грудь, как и лиф, отделанный золотым шнуром. В прическу аккуратно были вплетены цветы и ленты.

Она вдруг поняла, что вокруг очень тихо, – они остались совсем одни.

– Конечно, я хочу тебя, – резко сказал Торн. – Каждая моя мысль о тебе: о том, как коснуться тебя, попробовать на вкус, взять таким способом, о котором ты даже не подозреваешь в своей невинности. Я ни черта не знаю ни об искусстве, ни о музыке, ни об Аристотеле. Мои мысли грубы и приземленны, и настолько низменны, что тебе даже представить невозможно.

У нее порозовели щеки.

Проклятье! Как заставить ее понять?

– У меня всего четыре книги. Четыре!

Кейт тихо засмеялась.

– И что это означает?

– Это означает все. Твоя жизнь скоро изменится. Навсегда. Я не могу позволить, чтобы ты цеплялась за меня только потому, что тебе страшно. Это неправильно. Это не самый хороший выход.

Она придвинулась к нему еще ближе.

– Мы можем пожениться, Торн. Я не прошу многого. Ты оставайся… самим собой, а я буду рада, если смогу сделать тебя счастливым. Понимаю: задача эта сложная, – но мне очень хочется попытаться ее решить.

– Побойся Бога, Кэти! Зачем?

– Не знаю, как объяснить. – Ее взгляд ощупывал его лицо. – Ты когда-нибудь испытывал настоящий голод, Торн? Не просто пропустил завтрак и обед, а в течение долгого времени – например, несколько дней вообще без еды.

Прошло некоторое время, прежде чем он подтвердил:

– Да, несколько недель.

Годы!

– Тогда ты должен понять. Даже теперь, когда у тебя нет недостатка в пище, ты все равно воспринимаешь ее по-другому, не так как все, не так ли? У нее другой вкус – более насыщенный, более значимый. Даже годы спустя ты не дашь пропасть ни одной крошке.

Торн кивнул, стесненно и неловко.

– Вот и сбереги эту крошку, – шепнула Кейт, коснувшись его щеки. – Я не знаю, как назвать то, что происходит между нами, но знаю, что всю жизнь испытывала голод именно по этому. Наверное, другая отошла бы в сторону, но не я.

Она ничего не желала понимать. Ничего! Его сердце было привязано к теням прошлого, и что он мог предложить ей сейчас?

На ее лице появилась лукавая улыбка.

– Я только что представила, что нас ждет. Двое никому не нужных сирот входят в лондонское общество. Мы выжмем из каждого мгновения больше удовольствия, чем люди вроде Грамерси смогут получить за год. Скажи честно, неужели тебе не хочется пожить в свое удовольствие?