— Вор! — еле слышно произнесла она. — Он только что убежал. Смотрите!

В качестве доказательства она предъявила зацепившийся за перильца клочок ткани от порванного Мери при бегстве жилета.

— Вы идите к себе, мадам! — посоветовал слуга, когда другой лакей удостоверился в том, что хозяин мертв. — А я сейчас пошлю за жандармами.

Эмма кивнула и с достоинством поднялась, думая о том, что теперь уже никому не встать между ней и Мери. Никому и никогда! Никогда!


Мери, поминутно оглядываясь, чтобы проверить, нет ли погони, и хромая все сильнее, кое-как добралась до своего особняка — лодыжка распухла и страшно болела. Пришлось утешать себя тем, что ведь, прыгая из окошка с такой высоты, можно было вовсе сломать ногу или даже шею… Ей здорово повезло, хотя она плохо соображала, что делала, — просто повиновалась инстинкту, а он ее не подвел! Но вернулась-то она несолоно хлебавши! Да, конечно, она теперь знает и о сокровище, и об Эмме побольше, чем раньше, кроме того, если бы не Эмма, лежать бы ей сейчас мертвой. Мери мысленно поблагодарила подругу, пообещав отплатить тем же, когда судьба или рок снова сведут их лицом к лицу.

Обдумывая дальнейшую линию поведения, она сначала немножко колебалась. То ли остаться здесь и попробовать еще раз, то ли отправиться в Англию на корабле друга Корнеля, капитана Корка.

В конце концов склонилась ко второму варианту.

Если остаться здесь, то Риды, которым известны ее намерения, скорее всего, усилят охрану особняка и куда более надежно защитят ворота, через которые она с такой легкостью перелезла сегодня ночью. Кроме того, ее саму, точно зная теперь, что она осталась в живых, они не задумываясь отдадут на волю Человека в Черном. А вот там, в Дувре или в Лондоне, куда они обязательно вернутся, чтобы уладить свои делишки, будет довольно просто устроить им какую ни на есть ловушку.

Она сложила вещи и приказала оседлать для себя лошадь.

Ничуть не сожалея о том, что бросает придворную жизнь с ее раздутой репутацией, ту жизнь, где все не такое, каким кажется, она прыгнула в седло, перед тем предупредив слуг, что уезжает на несколько дней, и оставив им записку для лорда Мильфорта. В записке значилось: «Тобиас Рид передал Человеку в Черном пергаментный свиток, в котором, как мне кажется, содержатся чрезвычайно важные сведения, и поручил отвезти свиток в Англию, сказав, что он предназначен для королевского двора. Я не стала ждать, пока вмешается ваша полиция и перехватит свиток. Мы с мужем бросились в погоню. Если от меня не поступит ничего в течение месяца, можете считать, что я погибла, до последнего вздоха сохранив честь и верность Вашему делу. Преданная Вам Мери Риджмонд».

Этим письмецом она обеспечивала себе на будущее, если понадобится, возможность возвращения. Никогда не нужно сжигать мосты окончательно. Покончив в Сен-Жермене со всеми делами, она натянула поводья, пришпорила лошадь и устремилась в начинающийся день, обещавший стать грозовым.

Несколько раз она оглядывалась через плечо, но ее явно никто не преследовал — ни близко, ни вдалеке. Тем не менее Мери заставила лошадку ускорить бег: следовало быстрее добраться до Дюнкерка. А на боль, которая уже и икру захватила, можно не обращать внимания!

22

Снова начались дожди — серые, бесконечные, тоскливые, и мощеные дороги стали немыслимо скользкими. Лошадь и вообще-то двигалась вперед с трудом, а уж о том, чтобы пустить ее галопом, подумать было невозможно. Порой ливень прямо-таки стеной стоял, отчего видимость превращалась в нулевую.

Однако Мери не раскисала физически и не падала духом. Она делала не больше остановок в пути, чем было предусмотрено. На «Жемчужине» она научилась противостоять разгулявшимся стихиям, и теперь ее было не испугать — что бы ни случилось. Единственное, за чем следует наблюдать, если хочешь вовремя попасть куда надо, — это за состоянием лошади, вот и приходилось ей вслушиваться в дыхание животного, в ритм его шагов: не кажется ли ему, что всадница чересчур подгоняет, не страшит ли его что-то на дороге. Похоже на то, как наблюдаешь за корпусом судна или мачтами, если ожидается килевая качка… В чрезвычайных обстоятельствах, выживет ли моряк, зависит иногда только от его собственной внимательности, но ведь и у всадника все обстоит в точности так же.


Дюнкерк десять дней спустя встретил ее роскошной радугой через все небо: Мери восприняла одно из красивейших явлений природы как ореол гордости, воссиявший над родным городом Жана Бара. Норд-вест гнал тучи к берегу, к земле, а над морем небо постепенно очищалось.

Мери подъехала к городским воротам и, склонив голову, попыталась стряхнуть капли с треуголки: на пробегавшую рядом бродячую собаку мгновенно обрушился такой поток воды, что та с диким визгом бросилась прочь. Мери стало смешно. Ей ужасно хотелось есть. Она потрепала лошадь по холке.

— Прелесть моя, я понимаю, что тебе понравилось бы куда больше остановиться на отдых прямо здесь, но потерпи немножечко: еще одно маленькое усилие — и ты получишь от меня в знак признательности добрую порцию отличного овса, а мне дадут… мне дадут, ну, скажем, полный горшок тушеного мяса с овощами…

Лошадь ответила — дернула ноздрями и пошла шагом. Девочка, игравшая неподалеку, указала пальцем направление к порту.

Домишки тут были с каменными — из галечника, как показалось Мери, — фундаментами и фахверковыми стенами. На мощеных улицах полным-полно продавцов зелени и морских продуктов. Торговцы теснились по обочинам, укрывшись под навесами стоявших на приколе не слишком-то заваленных товаром тележек.

Под лучами жаркого солнца Мери согрелась. Теперь она вовсю улыбалась, вдыхая, нет, огромными глотками вбирая в себя божественные запахи водяной пыли и рыбы свежего улова. Ей казалось, будто она рождается заново. Ах, до чего же ей не хватало всего этого! Прав был Корнель: от французского двора, как и от всех прочих, жутко воняет…


Они назначили свидание в порту, в таверне под названием «Поправим здоровье». Мери легко нашла этот кабачок: он смотрел фасадом на рейд, где скопилось множество кораблей. И так же, как в любом порту, здесь царило оживление, но не хаотическое, а подчиненное строгому порядку.

Тем не менее Мери поморщилась.

Она заметила, что, кроме матросов, суетящихся вокруг трапов (на одни корабли они что-то грузили, с других, наоборот, разгружали), тут собралось довольно большое число горожан всех сословий и что эти люди с нескрываемым беспокойством вглядываются в горизонт. Вдалеке грохотали пушечные выстрелы. Мери стало интересно, она подошла ближе и — нашла объяснение происходящему: оказалось, эскадра, шедшая под английским флагом, пытается атаковать узкий проход в гавань, а береговые артиллерийские батареи осыпают ее ядрами, чтобы заставить боевые корабли уйти. Открыли огонь и некоторые корсары — они загораживали доступ к фарватеру. Мери догадалась, что им сейчас несладко: более тяжелый и лучше вооруженный флот наступал и приближался к порту.

Вокруг Мери звучали разные мнения:

— Им сюда не пройти! — утверждали одни.

— Жан Бар сумеет их остановить! — поддерживали другие.

— Необязательно! — вздыхали третьи. — Эти англичане, они увертливые, хуже угрей, захотят — им ничего не стоит пролезть даже и в игольное ушко!

Мери решила, что стоит прислушаться к последнему предупреждению: раз уж англичане такие ушлые, лучше ей не слоняться по набережной. Да и вообще… Каковы бы ни были намерения английской эскадры, тут, в порту, любое недоразумение способно потенциальную угрозу сделать более чем реальной опасностью: число зевак все растет, скоро люди начнут отталкивать друг друга, если не драться… Появятся раненые, а то и убитые… Лучше уйти подобру-поздорову… И впрямь: у страха глаза велики…

Она отошла в сторонку, приметив и тут же про себя оправдав карманника, который ловко и беззастенчиво обыскивал солидного господина, явившегося поглазеть на события с женой и сыном, а через несколько минут была уже в таверне.

К ней сразу же, покинув других посетителей, с горячностью обсуждавших происходящее в порту, подошел хозяин и поинтересовался, чем может услужить.

— Мне бы найти одного матроса. Его зовут Корнель, — ответила Мери. — Мы с ним договорились здесь, у вас, встретиться.

— Не знаю я тут никого с таким именем, — задумчиво почесал в бороде трактирщик.

Мери нахмурилась. Корнель отбыл сюда за четыре дня до нее самой. Что его задержало в пути?

— А не оставлял ли тут кто записки на имя Мери Оливера Рида? — спросила она, немного подумав.

— Нет, парень, никто тут ничего не оставлял, — заверил хозяин таверны. — Зато я могу тебя накормить и напоить, если малость потерпишь.

— Ладно, тащи что там у тебя есть! — решил «парень».

Мери отвернулась от трактирщика и устроилась за столом у самого окна. Ее опасения были не напрасны — на набережной уже дело дошло до драки. Она немного полюбовалась увлекательным зрелищем, одновременно раздумывая над тем, куда же все-таки мог запропаститься Корнель.

Первая догадка пришла с первым же глотком вина, которое она отхлебнула из принесенной хозяином кружки, — от этой догадки ее словно ледяной водой окатило, она не сразу смогла унять дрожь, ну и отставила дурацкую эту кружку. Действительно, как же она раньше-то не догадалась — ведь у Корнеля с собой было довольно много денег! Вон как тут шустро орудуют карманники в порту, его вполне могли ограбить или даже… даже… «Что за ерунда мне в голову лезет! — попыталась она себя успокоить. — Такого сроду не бывало, да и быть не может: Корнель сам ловкач, драчун и забияка каких мало, и, даже напади на него десятеро, он и то одержит верх!»

Умерить беспокойство худо-бедно получилось, и Мери сосредоточилась на поданном ей рыбном супе с овощами. Пахнет эта похлебка приятно — повар явно не пожалел специй! Есть чем подбодрить как следует и желудок, и сердце… Она отломила кусок от четвертушки круглого хлеба, который был принесен вместе с похлебкой, и, желая поскорее насытить урчащий живот, принялась с завидным проворством уписывать ароматное кушанье за обе щеки.