«Абигайль права, — подумала Александра и поспешно опустила глаза. — Соблазнительный мальчик: бледная кожа, золотистые волосы, большие поэтичные глаза».

Двое итальянцев обменялись несколькими словами, после чего юноша, державший сосуд со святой водой, выступил вперед и проговорил на плохом английском:

— Внизу уже все мы освятили, теперь пора идти наверх.

— Да ради бога. — Александра указала рукой в сторону лестницы. — Кропите где хотите. Я не возражаю.

Абигайль склонилась к ее уху:

— Думаю, мы должны их сопровождать.

— Но, Абигайль, неужели они не понимают, что мы протестантки?

— Даже протестанты должны быть вежливыми, — непреклонно сообщила младшая сестра, и Александра, подавив тяжелый вздох, покорно зашагала за священником и его служкой через зал вверх по главной лестнице. Небольшая группа служанок и садовников слегка отстала, и у Александры появилось неприятное ощущение, что она участвует в представлении, сценария которого не знает.

Она даже не имеет никакого понятия о сюжете.

— Ты уверена, что все в порядке? — шепотом спросила она у Абигайль.

— Что ты имеешь в виду?

— Не могут нас за это отлучить от церкви? Обречь на вечное пребывание в чистилище и все Такое?

— Понятия не имею, — подумав, сообщила Абигайль. — Но в любом случае никто не узнает.

— От Него ничего нё скроешь! — Александра поправила шарф, машинально ускорила шаги и едва не ткнулась носом в темные одежды красивого служки. — Я буду проклята или как протестантка, участвующая в папистской церемонии, или как язычница, которая притворяется католичкой.

— А мне кажется, что это просто красивая традиция и ничего больше. Празднование возрождения жизни каждой весной — древний ритуал, зародившийся задолго до христианства и классических пантеистических религий.

Дон Франко остановился и повернулся к служке, у которого был сосуд со святой водой. Священник обмакнул пальцы в воду, забормотал что-то по-латыни и направился к первой комнате с правой стороны. К комнате леди Сомертон.

— Где Лилибет? — спросила Александра у сестры.

Та пожала плечами:

— Она и Филипп утром отправились на пикник. Полагаю, еще не вернулись.

Священник появился из спальни Лилибет и двинулся дальше по коридору. Александра склонила голову в притворной молитве и, скосив глаза, посмотрела через узкое окно на сады, поля и виноградники на склоне и видневшуюся внизу в долине деревушку, окруженную оливковыми рощами. Деревья и кусты были в цвету, свежевспаханная земля покрылась молодыми зелеными побегами. Природа пробуждалась, посылая в мир ростки новой жизни.

Где-то там за деревьями находится мастерская Финна, а в ней — его автомобиль и он сам.

Она механически следовала за священником и служкой до конца коридора, а потом процессия перешла в другое крыло, где жили мужчины. Александра не заходила туда после дня приезда, когда они в свой первый вечер в замке стелили всем постели и старались как-то устроиться на ночь. Она смотрела, как священник открывает очередную дверь и входит в комнату, и с любопытством заглядывала внутрь.

Нет, она вовсе не собиралась подглядывать. У нее не было привычки совать нос в чужие дела. Почти не было. Но пока кто-то занимается своим обычным и вполне законным делом, можно было случайно и ненамеренно заметить одну или две детали. И это вовсе не считается подглядыванием, разве нет?

Такие детали, к примеру, как выстиранный рабочий халат, аккуратно сложенный на полке у окна, чистый и белый, освещенный солнцем.

Эта полка находилась в последней комнате по коридору, в самом углу, у задней лестницы, которая вела в буфетную.

Хотя все эти детали совершенно не интересовали леди Александру Морли.

Полчаса спустя процессия снова была внизу.

— А теперь яйца, — жизнерадостно сообщила Абигайль, проходя в столовую.

— Какие еще яйца? — не поняла Александра.

Сестра дернула ее за локоть:

— На столе.

И действительно, в центре массивного деревянного стола стояла небольшая миска с яйцами, покрытая чистой белой тканью.

— Они абсолютно свежие, — шепнула ей на ухо Абигайль, — я сама их утром собирала.

В столовой собрались все домочадцы — они выстроились вдоль стен. Александра заметила синьорину Морини, остановившуюся между двумя горничными, Марией и Франческой. Все они взирали на священника с откровенным обожанием.

Дон Франко подошел к столу и подвинул к себе миску. Его скрюченные пальцы так сильно дрожали, что яйца застучали друг о друга.

Все присутствующие затаили дыхание.

«Какое язычество», — подумала Александра и хотела было уйти, но было что-то завораживающее в том, как пальцы священника двигались над яйцами, словно успокаивая их. При этом он вроде бы к ним и не прикасался. Изумленная Александра могла бы поклясться в том, что яйца сами склоняются к его пальцам, прислушиваются к невнятному бормотанию священника и вздыхают в молитвенном экстазе, когда по их тонкой скорлупе скатываются прозрачные капли святой воды.

Но все это, конечно, чепуха.

Дон Франко отошел от стола, и все домочадцы хором вздохнули. Люди заулыбались священнику и Александре, как будто ее было с чем поздравлять. Как будто она сама снесла эти глупые яйца.

— Э-э-э, большое спасибо, — пробормотала она, чувствуя, что должна что-то сказать.

Дон Франко насухо вытер руки тканью, которую ему подал служка, Вежливо поклонился Александре и что-то сказал Абигайль.

— Что он говорит? — спросила Александра, когда священник отошел, чтобы пообщаться со слугами, которых, судя по всему, отлично знал.

— Всего лишь пригласил себя на ужин, — ответила Абигайль, поправила узел волос на затылке под платком и вздохнула: — Надеюсь, его помощник тоже останется. Как ты думаешь, я буду за это гореть в аду?

— Да, причем в особом круге ада, зарезервированном для молодых протестанток, которые соблазняют невинных католических служек. Послушай, Абигайль, по-моему, я ничего не поняла. Ты хочешь сказать, что они делают это каждый год?

Александра отошла к стене, чтобы не мешать служанкам, которые засуетились, накрывая на стол. Яйца накрыли тканью и куда-то унесли, причем с большим почтением, как ящичек с золотыми дублонами.

— Ты же знаешь, что береженого Бог бережет. Лишняя осторожность никогда не помешает, если замок проклят.

Абигайль проговорила эти слова совершенно спокойно, и Александра решила, что ослышалась.

— Что ты сказала?

— Я сказала, что замок проклят. Разве это не здорово? Морини вчера рассказала мне.

— Что за чепуху ты несешь, сестренка?

— Это вовсе не чепуха, а исторический факт. История связана с англичанином, который приехал в замок несколько веков назад и наградил дочь синьора ребенком, — серьезно сказала Абигайль. — Он, конечно, проявил отвратительную беспечность, но разве можно ждать от мужчины чего-то иного? Короче, синьор поймал парочку, когда она собиралась бежать. Англичанин был слишком благороден, чтобы стреляться на дуэли с отцом своей возлюбленной, но между ними все же что-то произошло — мужчины, что с них взять, — и синьор получил смертельную рану. Перед смертью он проклял англичанина, свою дочь и заодно всех обитателей замка, среди которых была даже его собственная старая няня. Впрочем, при сложившихся обстоятельствах вряд ли можно было ожидать, что оскорбленный итальянский отец, истекая кровью на камнях своего замка, не стал бы раздавать направо и налево проклятия. Лично я была бы разочарована, поступи он иначе.

Александра рассмеялась:

— Абигайль, все это чепуха. Посмотри вокруг. Все домочадцы буквально сияют здоровьем. О каком проклятии может идти речь?

— Но оно есть. Спроси у Морини. Ужасная история. И пока оно не снято, неудачи будут преследовать тех, кто…

— Абигайль!

— Полагаю, именно из-за проклятия мы сумели выторговать такую низкую арендную плату.

— Абигайль!

— Что?

— Ради всего святого, дорогая, опомнись. В твоих жилах течет хорошая разумная британская кровь — по крайней мере, теоретически, — и я имею основания ожидать от тебя чуть больше хладнокровия.

Александра отряхнула рукав и стала с интересом следить за перемещением жареного ягненка, которого как раз внесли на большом блюде в столовую и торжественно водрузили на стол. У нее тут же заурчало в животе, и юбки почему-то не приглушили этот громкий звук.

— Какие к черту проклятия? И без этого проблем хватает.

— Ладно, — не стала спорить Абигайль и направилась к столу. — Только, когда начнутся несчастья, не говори, что я тебя не предупреждала.

«Не буду, — подумала Александра, — тем более что я вполне способна создавать бедствия сама».

Глава 11

— Я должен поблагодарить вас за великолепный чай, — сказал наконец Дельмонико, встал и взял шляпу. — Меня не покидает чувство, что сегодня я явился тем, что французы называют de trop[2].

— Вовсе нет, — сказал Финн и начал убирать со стола посуду. — Леди Морли как раз собиралась уходить.

Он вздрогнул, вспомнив, как касался кончиками пальцев маленьких костяных пуговиц на ее платье, и подумал, как легко было бы их расстегнуть.

— Не сомневаюсь, — ответил Дельмонико и сразу переключился на другую тему: — За последние месяцы вы достигли больших успехов. Полагаю, вас можно поздравить.

— Но не таких, как вы, если судить по слухам. — Ее мягкие губы касались его губ, а язык… Он отнес посуду в мойку и чуть помедлил, прежде чем повернуться к итальянцу. — О вас много пишут в газетах.

Дельмонико безразлично пожал плечами:

— Это все мои друзья. Это же Рим. У меня много друзей, и они не умеют сдерживать свой энтузиазм. Вы правильно поступили, мой друг, спрятавшись здесь, в глуши.