Не в силах сдержать возбуждение, которое все еще кипело в нем, он дал ему выплеснуться в своем взгляде. До тех пор пока она не допустила своей грубой оплошности, он не рассматривал свои физические устремления серьезно. Сейчас он провел кончиками пальцев по ее губам и привлек ее внимание к своим собственным, тихо шепча ее имя.

Это была вступительная тактика кампании, в которой он никогда не проигрывал. Он не пользовался никакими другими словами. Они бы заставили ее думать. Он использовал свое тело — как использовал бы саблю, — и девушка ответила ему. Прижавшись к ней плотнее, он почувствовал, как поднимается и опускается ее грудь. Положив руки ей на бедра, он, держась на расстоянии от нее, оторвался от ее губ и провел языком по шее и дальше вниз, к ее груди. Он раз, другой и третий поцеловал ложбинку между ее грудями. Он ласкал языком те места, которые целовал, и снова прошептал ее имя.

От его дыхания ее влажная кожа покрылась мурашками. Офелия что-то пробормотала. К его величайшему изумлению, она уперлась руками в его плечи и перевернула так, что он оказался под ней. Он безразлично лежал, в то время как она целовала его в губы.

Еще более неожиданными явились те слова, которые она произнесла, переводя дыхание:

— Было так тяжело тебя ждать.

Его глаза расширились от удивления, и он попытался спросить, как долго она к нему подкрадывалась, но не смог этого сделать, потому что она проникла своим языком в его рот. Он подчинялся ей до тех пор, пока ее рука не заскользила вниз по его груди. Она справилась с пуговицами на его брюках, а потом двинулась к его пенису. В этот момент он стиснул зубы так, что заболела челюсть, собрался с силами, оттолкнул ее и поднялся. Она упала на бок, а ее кринолин подскочил вверх и ударил ее по носу. Улыбнувшись, Алексис принялся поправлять свою одежду. Это была злобная улыбка, и она была такой, скорее всего, потому, что ему было больно. Не пролившиеся слезы жгли ему глаза. Он разозлился на себя за свою доверчивость и, как всегда, усилием воли отогнал слезы прочь. Почему она не могла оказаться другой? Он ошибся, решив рискнуть. Он отыскал взглядом китайскую вазу. Ему не следует забывать о том, что он не такой, — ему суждено питать свою изголодавшуюся душу несвежей водой и заплесневелым хлебом чувственности. Он с юных лет усвоил, что между знатными мужчинами и женщиной не может существовать брак, основанный на истинных чувствах.

Алексис затряс головой. Утренняя звезда, должно быть, лишила его способности ясно соображать. Единственное, чего он по-настоящему хотел— это плыть по поверхности, а не нырять вглубь и не попадать в подводное течение. Желание отомстить Офелии оставило его, и теперь он ненавидел себя, но, казалось, не мог остановиться. Ему нужно было заглушить боль, и гнев сжигал ее.

— Алексис..

Что-то в ее голосе — перемена в тембре, нерешительность— заставило его оторваться от застегивания пуговиц на брюках и посмотреть на нее. Она уже привела в порядок свою одежду. Она подняла руку и прикоснулась к его щеке.

— Что случилось, Алексис? Ты такой красивый.

— Спасибо. — Он отвернулся, не желая слушать, но она продолжала:

— Как это благородно с твоей стороны, что ты подождал меня.

Он поднял свой плащ и раздвинул шторы. Офелия поспешно заканчивала застегивать пуговички

на воротнике.„Она подошла к нему, когда он надевал плащ.

— Сколько нам еще ждать?

— Ждать чего? — Он откинул назад волосы, упавшие ему на глаза.

— Объявления о нашей помолвке. Он поднял на нее взгляд, и его брови удивленно взлетели вверх.

— Офелия, дорогая, ты сказала, что знаешь, чего я хочу, и потом дала мне это. Частично, если быть точным.

Из легких девушки вырвался воздух. Она отступила назад и открыла рот, чтобы закричать. Он обнял ее за шею и притянул к себе.

— Если ты их на меня напустишь, я вызову врача, чтобы он проверил твою девственность.

— Ох!

Он отпустил ее, улыбаясь при виде ее благородного гнева.

— Я бы тебя убила.

— Если я умру, ты не сможешь выйти замуж за мой титул.

К его удивлению, гнев Офелии тут же испарился. И если лицо может стать бухгалтерской книгой, ее лицо было именно этим в течение тех нескольких секунд, которые понадобились ей, чтобы вернуть себе самообладание.

Горная коза до мозга костей. Алексис ссутулился. Так ему и надо, больше не будет таким дураком.

Офелия дала волю слезам. Ему хотелось надавать ей пощечин, но даже сейчас он не смог бы причинить боль женщине. Поэтому он прижался губами к ее шее, и она перестала плакать. Печаль всегда уходила на какое-то время, если он утешал себя физически, поэтому он принялся целовать ее в ямочку между ключицами, а большим пальцем поглаживать материал, прикрывавший ее соски. По мере того как нарастало желание, боль утихала, и он почти ее не замечал. Он шептал, слегка касаясь губами ее кожи:

— Мы неправильно поняли друг друга. Это вовсе не значит, что мы не можем извлечь самое лучшее из того, что между нами произошло.

— Но ты должен на мне жениться.

— Ш-ш. — Он ущипнул ее за нижнюю губу. — Ты научишься не стараться заставить меня сделать что-либо, и тогда у нас все пойдет гораздо лучше.

Он еще раз поцеловал ее. Он направился к двери, а она так и осталась стоять посреди комнаты, самодовольно улыбаясь. Алексис знал, что эта улыбка говорила о том, что Офелия не сдалась. Он оставил ее в раздумьях о том, каким образом подчинить его себе. Он знал, что многие женщины, находясь вдали от него, только этим и занимались. Нет ничего страшного в том, что к их числу прибавилась еще одна.


Кейт пора было одеваться на бал. Усилия Офелии по улучшению внешности и манер ставили своей целью превратить Кейт Грей в красавицу, поэтому именно по вине Офелии одевание Кейт стало для нее кошмаром, который длился несколько часов. По случаю этого ужасного бала Кейт поручили заботам двух горничных, а Офелия сидела на стуле в своем халате и лично руководила перевоплощением Кейт.

Белье. Это было нормально. Затем последовал корсет. Перепалка по поводу того, как туго его следует шнуровать. Кейт победила. Затем лифчик и ненавистная жесткая нижняя юбка. Потом еще одна нижняя юбка. И третья, и четвертая, и пятая, и шестая. Наконец, платье. Его подняли над ее головой с помощью длинных палок и набросили на нее, как сеть на насекомое. Когда оно оказалось на месте, началось застегивание пуговиц.

Наконец Кейт смогла повернуться и посмотреть на себя в зеркало. Белое платье было расшито кружевами и жемчугом. Если бы ее не сдавили так сильно и не втиснули в кучу юбок, она бы открыла рот от изумления. Даже со спутанными волосами она выглядела по-другому, была совсем не похожа на себя. Кейт опустила глаза и посмотрела на свою грудь. Если эти платья с глубоким декольте были модными и предназначались для бала, то ей повезло, что у нее такая узкая талия. По крайней мере, она была уверена, что платье не спадет с нее.

Офелия подплыла к зеркалу, пока Кейт таращила глаза на свое отражение.

— Разве я тебе не говорила, что это платье

совершит чудо?

— Не знаю, — сказала Кейт. — А что ты думаешь? — Она повернулась.

— О, замечательно, замечательно. Только…

— Что-то не так?

— M-м… да. Видишь ли, все дело в твоих волосах. — Офелия, поджав губы, смотрела на голову Кейт. — Я давно хотела тебе сказать. Конечно, в твоих интересах. Я имею в виду, ну, цвет волос, его можно назвать кричащим.

Кейт коснулась рукой волос и вспыхнула. Офелия подбежала к ней и крепко обняла.

— Вот. Я сказала это, и я рада. Сейчас скажу тебе, что с ними сделать. Шиньон. — Офелия обратилась к одной из горничных: — Минни, шиньон. И, Джейн, принеси веточку белых цветов для мисс

Кейт.

Понадобилось совсем немного времени, чтобы уложить несчастные локоны в узел на макушке Кейт. Принесли цветы и закрепили их вокруг узла. Кейт рассматривала результаты и старалась не огорчаться. Она совсем забыла о своих волосах. Они были похожи на огненный шар на голове. Очень мило со стороны Офелии, что она о них позаботилась, хотя комок и подкатил к горлу Кейт, “ когда кузина описывала их с легкой гримасой на лице.

Офелия прижалась щекой к щеке Кейт и снова крепко ее обняла. Они смотрели на отражения друг друга в зеркале, и Офелия прошептала:

— Ну, теперь нам нужно постараться скрыть как можно больше этих маленьких пятнышек.

Кейт почувствовала, как ее лицо заливается краской.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, мы замажем веснушки пудрой.

Кейт старалась не краснеть, но это было бесполезно. Она старалась придать своему лицу отсутствующее выражение, чтобы никто не мог заметить, как она отгоняет прочь слезы. Она не знала, что ее веснушки вызывают у других отвращение, а Офелия была слишком воспитанной леди, чтобы сказать об этом напрямик. Кейт проглотила комок в горле и позволила Офелии пудрить себя до тех пор, пока ее лицо не стало почти таким же белым, как и платье. Занимаясь делом, Офелия постоянно болтала.

— Ты ни за что не догадаешься, кто приезжал, ни за что. — Она не стала ждать, пока Кейт выскажет догадки. — Маркиз Ричфилд. — Подавляя в себе желание подпрыгнуть от радости, Офелия сделала паузу и посмотрела на Кейт так, будто ожидала, что ее кузина упадет в обморок, услышав эту новость.

Кейт вежливо кивнула. Она спрятала руки за спину, чтобы не было видно, как они дрожат.

— Официально он приехал с визитом к моей матери, но все это делалось ради меня. — Офелия взмахнула листком с пудрой и прижала его к лицу Кейт. — Я думаю его заполучить. О, ты должна его увидеть. Его глаза — самые прекрасные зеленые глаза, а его руки… Кейт, он такой высокий… и все остальное!

— Это прекрасно.

— Прекрасно? Он действительно прекрасен. Ты что, не слышала, о чем я говорила? Он заезжал к матери, он — маркиз Ричфилд. Земли Ричфилдов занимают большую часть этого графства. Кейт, я рассказываю об Алексисе Филипе Майкле Карлайле де Гранвиле.