Она попросит денег у Гидеона.

После недолгих поисков Уиннифред нашла его сидящим за столом в маленьком кабинете рядом с холлом. Он снял утренний сюртук, в котором был за завтраком, и закатал рукава рубашки, обнажив мускулистые руки. Шейный платок сохранил тот простой узел, который она видела раньше, но сейчас шелк свободно висел вокруг шеи, словно Гидеон бессознательно тянул ткань.

Она тихонько постучала в открытую дверь.

— Гидеон! Можно с вами поговорить?

Гидеон оторвал глаза от солидной стопки бумаг. Лоб его был сосредоточенно нахмурен, а волосы взлохмачены.

— А это отвлечет меня от моей теперешней задачи?

— Э… думаю, да.

— Отлично. Присаживайтесь.

Она так и сделала, но поскольку была не вполне готова сразу приступить к делу, обратила свое внимание на бумаги на столе.

— Что это?

— Работа из имения Энгели. В последнее время всем этим занимался секретарь моего брата, но сейчас он уехал и подхватил лихорадку.

— Как необдуманно с его стороны.

— Вот и я о том же. — Он отложил ручку. — Что вас тревожит, Уиннифред?

Она встретилась с ним взглядом и тут же отвела глаза. Она вдруг почувствовала себя неловко — разочарованной в собственных силах и неблагодарной. Расстроенная и тем и другим, сосредоточилась на середине.

— Математика, — проворчала она и нацелила на него палец. — И все из-за вас. Вы не должны были нанимать так много.

— Чего много?

— Людей. Персонал для Мердок-Хауса. — Она раздраженно вскинула руки. — Я не могу их себе позволить. Я знаю, что предложила Томасу прийти, но это же только один. Я могу позволить себе одного, но не несколько дюжин.

— У вас нет нескольких дюжин, — спокойно напомнил Гидеон. — Почему бы вам не уволить двух-трех, если…

— Уволить? Я не могу, не могу после такого короткого найма.

— Почему? — задал он явно праздный вопрос.

— Вы прекрасно знаете почему. Они рассчитывают… они нуждаются… — Нуждаются в том, чтобы она обеспечивала их едой, крышей над головой и безопасностью. — Я не могу этого сделать. Не могу уволить их. — Уиннифред натужно сглотнула и заставила себя выпрямиться на стуле. — Мне требуется ваша помощь. Я прошу о дополнительных денежных средствах, чтобы оставить их. Всех.

— Разумеется.

— Это будет лишь временная мера, — заторопилась она. — Только до тех пор, пока земля… — Наконец до нее дошел ответ. — Что, простите?

— Я сказал — разумеется. У вас будет все, что нужно.

— Но… — Не может быть, чтобы это оказалось так легко. Ничего никогда не бывает легко. — Но соглашение было на задолженность по содержанию…

— Соглашение изменилось, — вставил он. — Хотите с этим поспорить?

Она захлопнула рот и покачала головой.

— Стало быть, решено, — заявил Гидеон.

— Ну… — По-видимому, это все же вот так легко. — Полагаю, да. Спасибо.

— Не за что. — Он поднял палец, когда она собралась встать. — Еще минутку вашего времени, пожалуйста.

Она снова опустилась на стул, а потом пожалела, что сделала это, потому что он ничего не говорил, просто сидел, молча глядя на нее пытливым взором. И если б она стояла, то могла бы пройти к камину, чтобы посмотреть на часы или поразглядывать книжки на книжной полке — что угодно, лишь бы не видеть, как он глазеет на нее.

— Что? — наконец не выдержала она. — Что вы так смотрите?

— Я не могу вас разгадать.

Разгадать ее? Разве он сам не говорил, что она простая?

— Что же тут разгадывать?

— Чего вы хотите, — ответил он.

— Я же только что сказала, чего хочу.

— Нет, вы только что сказали мне, чего хотите для других. Если б не работники, вы бы не попросили денег. Вы так мало просите для себя, — мягко добавил он.

Она не знала, почему ей это показалось так похоже на обвинение.

— Это неправда. Я приняла пищу, кров, гардероб, гору украшений, поездку в Лондон…

— Потому что принять это означало все привилегии и для Лилли.

— Я просила вас привезти мне пирожные и шоколад, напомнила она.

— Вы предложили заплатить мне за два пирожных, одно для Лилли, одно для вас, и отдали мне последнюю чашку шоколада. — Он постучал пальцем по ручке кресла. — Два поручения, вот и все, что вы потребовали от меня, богатого сына и брата маркиза.

— Я требовала, чтобы вы ели с нами.

— И опять потому что считали, что это пойдет на пользу Лилли.

— Мердок-Хаус…

— Я отдал вам Мердок-Хаус. Почему вы опять спорите?

— Потому что… — Она подыскивала способ объяснить свою неловкость. — Потому что вы изображаете меня святой, а я не думаю, что это уместно. — Не более уместно, чем представлять ее истинной леди. — Я не… и не вижу тут ничего смешного.

— Святой? — переспросил он, отсмеявшись. — Заверяю вас, такая мысль не приходила мне в голову. Ни разу.

Несколько раздраженная, что он с такой готовностью с ней согласился, Уиннифред направила разговор подальше от своей маловероятной канонизации.

— Тогда почему вас волнует, о чем я попросила или не попросила?

Он снова начал постукивать пальцем и смотрел на нее так, словно она какой-нибудь особенно увлекательный ребус. Это, решила она, несколько предпочтительнее, чем смех.

— Я нахожу это интригующим, — наконец отозвался он. — И расстраивающим.

Она почувствовала, что покраснела из-за первого и слегка нахмурилась из-за второго.

— Не понимаю, с чего бы вам расстраиваться. Если я чего-то захочу/ я об этом попрошу.

— В самом деле?

Голос его был несообразной смесью надежды и скептицизма. Внезапно Гидеон поднялся и обошел стол. Не успела Уиннифред спросить, что он задумал, как он сел с ней рядом и придвинулся так, что они оказались лицом друг к другу, а колени их соприкасались.

Потом, тепло улыбнувшись ей, наклонился вперед и взял ее руку в свою.

— Попросите меня о чем-нибудь сейчас.

Озадаченная Уиннифред взглянула на их соединенные руки, потом снова на него.

— О чем?

— О чем угодно, — отозвался он. — О чем-нибудь только для вас.

Он так явно радовался, был таким очаровательно взволнованным со своим помятым галстуком и растрепанными волосами, что она просто не могла отказать ему.

Тысячи просьб проносились у нее в голове, больших, маленьких и нелепых. Новая конюшня. Пара тягловых лошадей. Тысяча фунтов на пирожные с кремом.

Но потом солнце вышло из-за тучи и залило комнату своим светом, и она увидела, как изменились при этом глаза Гидеона.

Утром светлее, подумала она и не задумываясь выпалила:

— Вы!..

Гидеон уронил ее руку и покачнулся назад.

— Прошу прощения?

О, дьявольщина, она не собиралась говорить это вслух. Она даже не успела сообразить, что подумала об этом.

Теперь она лихорадочно искала способ прикрыть свою грубую ошибку.

— Вы… — начала она, растягивая слово, — можете купить мне тягловую лошадь.

Это прозвучало неубедительно даже для нее самой. И для Гидеона тоже. Он все еще смотрел на нее так, словно она ни с того ни с сего влепила ему пощечину.

Схватив трость, он поднялся и встал за спинку своего стула как человек, нуждающийся в щите.

— Вы не это имели в виду.

Разумеется, не это. И теперь уже ей никак не отвертеться.

Ну что ж, была не была. Когда-нибудь это должно было случиться. Не может же она до бесконечности гадать о его чувствах.

— Нет, — призналась она, — не это.

Гидеон тихо чертыхнулся.

— Мне кажется, Лилли учила вас, что леди должна и чего не должна говорить джентльмену.

— Конечно, учила, но… — Взявшись за гуж, не говори, что не дюж, сказала она себе. — Но вы ведь не просто какой-то джентльмен. Вы — мой друг. Друг, который поцеловал меня и которого мне очень понравилось целовать…

— Я извинился за это, — прервал он ее, — и сделаю это еще раз… Мне очень жаль.

— Почему?

Он заметно вздрогнул.

— Что значит — почему?

— Почему вам жаль?

Он заколебался.

— Потому что это был риск для вашей репутации.

Что-что, а уж плохо состряпанную ложь от правды она могла отличить.

— Какая чепуха. В первый раз мы были на темной, редко используемой дороге посреди Шотландии. Кто мог нас там увидеть? А…

— Другие люди тоже ездят по дорогам, — изрек он.

— И производят при этом много шума, — парировала она, уже начав раздражаться его отговорками. — Вы ожидали, что запряженная четверкой карета подкрадется к нам незаметно?

— Дело не в этом.

— Тогда я просто не понимаю в чем. Почему вы жалеете, что поцеловали меня?

— Потому что… — Он смолк и тяжело оперся о спинку стула. Уиннифред ждала, что он соберется с мыслями, но когда вновь подняла к нему лицо, то увидела, что он собирается не с мыслями, а с холодной, твердой решимостью. — Потому что я не могу жениться на вас.

Он брат маркиза.

Уиннифред могла бы поклясться, что почувствовала, как что-то внутри ее сломалось.

Вот она, награда за все ее риски, труд и терпение.

Еще один отказ.


Гидеон увидел, как от щек Уиннифред отхлынула краска и у нее в глазах вспыхнул гнев, тот, что порождается ранеными чувствами и уязвленной гордостью.

— Я не просила вас жениться на мне, — холодно сказала она.

Как она прекрасна, с тоской подумал Гидеон. Он только хотел дать ей что-нибудь исключительное. Что-нибудь от него. Почему же все вдруг пошло не так?

Он стискивал рукоять трости, пока пальцы не побелели.

— Есть определенные знаки внимания, которые джентльмен оказывает только той леди, которую намерен сделать своей женой.

— О? — Тон ее сделался колючим, насмешливым. — Значит, вы тоже девственник?