– Что случилось? Ради Бога, скажите, что произошло? – стал допытываться он.

– Ничего. Я здесь. Я в безопасности.

Теперь, когда закончилось опасное путешествие, Фрэнсис испытывала только радость от того, что снова видит его.

– Но вы одна! И шли пешком! Это ведь опасно!

– Как бы там ни было, все позади. Мы должны подождать, мой повелитель?

– Ни одной минуты!

Он взял ее на руки, усадил в карету, и кучер погнал лошадей. Леннокс заботливо снял с Фрэнсис промокшую накидку и завернул не перестававшую дрожать девушку в свое пальто.

– Я был уверен, что ваша матушка пошлет с вами кого-нибудь из своих слуг. Вы не должны были так рисковать. Помилуй Бог! Когда я думаю о том, что могло произойти с вами!.. Почему вы отпустили свою горничную? Меня надо повесить, разорвать на куски или четвертовать за все то, что я… за то, что я подверг вас такому испытанию…

Злость на самого себя и страх за Фрэнсис пытались найти выход в потоке слов.

Фрэнсис, смеясь, закрыла ему рот рукой.

– Замолчите! Вы не могли этого знать. Моя мать – все еще в Винчестере, и это даже к лучшему, потому что теперь ее ни в чем нельзя будет обвинить. И Элис тоже не придется ни за что отвечать. У меня не было выбора – я вынуждена была рискнуть…

Их губы встретились, и Фрэнсис обняла его за шею. Она ни о чем не жалела: впервые в жизни она чувствовала себя действительно свободной.

– В Кобхеме все готово, – сказал ей Леннокс. – Священник будет нас ждать. Королева была права. Когда Карл узнает о вашем исчезновении, мы уже будем супругами.

Глава 20

Фрэнсис никогда не забывала своего первого впечатления от Кобхемхолла, прекрасного даже в тусклом свете мартовского утра.

Было еще очень рано. Они ехали всю ночь по старым дорогам – кентской и дуврской, и хоть кучер изо всех сил гнал шестерку лошадей, путешествие заняло гораздо больше времени, чем Леннокс предполагал. Кучер промок насквозь, как и форейторы, потому что кожаная ливрея не могла защитить его в такую непогоду, и к тому времени, когда они приехали в Кобхем, лошади совсем выбились из сил.

Фрэнсис чувствовала себя вполне отдохнувшей, потому что большую часть пути мирно спала в объятиях своего возлюбленного. Выйдя из кареты, она остановилась и какое-то время стояла неподвижно, словно зачарованная, и даже Ленноксу не было позволено разделить с ней это самое удивительное мгновение ее жизни.

Наконец она увидела дом, о котором так давно мечтала, хотя то, что она представляла себе, было скорее всего не реальным домом, а обобщенным образом двух домов – родительского дома в Шотландии, который она помнила по картине, и самого Кобхемхолла, изображенного на старой гравюре. Но и гравюра, и ее воображение и в малой степени не соответствовали истинной красоте того, что она увидела.

Она с восторгом рассматривала темно-красные кирпичи, из которых был построен огромный дом, множество окон, восьмигранные башенки, ряды тюдоровских труб с шероховатой поверхностью. Все это волновало ее гораздо больше, чем она ожидала, и если дом был так прекрасен даже в это пасмурное, дождливое утро, как же он должен быть хорош под лучами солнца, в окружении зеленых деревьев и цветов, растущих в парке, таком огромном, что она не могла охватить его взглядом!

Леннокс, который тем временем распорядился позаботиться об измученных лошадях и расплатился с кучером, наконец повернулся к Фрэнсис, утратившей, казалось, ощущение реальности происходящего.

– О, это восхитительно! – воскликнула она, когда он взял ее за руку. – Я не могу найти слов… О, какое счастье жить здесь с вами!

Восторженное состояние не покинуло ее и после того, как она переступила порог своего нового дома. Слуги, выстроившись в ряд, приветствовали ее, и, улыбаясь им, Фрэнсис совсем забыла, что на ней простое платье и туфли, заляпанные лондонской грязью.

Когда спустя несколько часов в собственной часовне Леннокса состоялась скромная свадебная церемония, на ней в качестве свидетелей присутствовали только несколько человек – наиболее уважаемые слуги. Фрэнсис вспомнила слова леди Суффолк, которая предвкушала, что ее свадьба будет едва ли не самым значительным событием наступающей весны, и смотрела на своего свежеиспеченного мужа, который торопил ее к столу, приготовленному слугами.

– Не слишком роскошно, – заметил он, – но все равно – об этом событии еще не скоро забудут!

По молчаливому уговору они не говорили о том, какой гнев и какая кара обрушатся на них, но думали об этом без страха. У них не было другого выхода, сказала Фрэнсис, им пришлось выбирать между честью и бесчестьем.

– Я безгранично верю королеве, – сказала Фрэнсис. – Она не в силах сделать так, чтобы король не изменял ей, но в остальном она имеет на него большое влияние.

Разве можно было найти лучшее место для медового месяца, чем Кобхемхолл? Фрэнсис открыла для себя прекрасные стороны любви, и ей нередко казалось, что она попала в сказку.

Вместе с мужем она изучала строительные планы и чертежи, и работа, которая, казалось, замерла в последнее время, возобновилась с еще большим энтузиазмом.

У Леннокса не было от Фрэнсис никаких секретов, потому что он очень быстро понял, что его жена – не только красавица, но и прекрасная хозяйка, не склонная бросать деньги на ветер. В течение нескольких недель она поняла, каким образом они могут ограничить свои расходы, чтобы сэкономить деньги, причем сделала это так, чтобы Ленноксу не пришлось жертвовать своими привычками и интересами. Она понимала, что пройдут годы, прежде чем они смогут рассчитаться с долгами, потому что реконструкция дома требовала огромных денег, но считала эти затраты оправданными не только потому, что его цена после задуманных работ возрастет в два или в три раза, но и потому, что новый дом станет для них источником постоянной радости и предметом гордости. Теперь Фрэнсис уже не сомневалась в том, что Ленноксу никогда не удалось бы собрать ту сумму, которую требовал от него король.

Однако было немало способов сделать ведение домашнего хозяйства более простым и дешевым. В доме было слишком много слуг, и даже миссис Харвест, домоправительница, признавала, что расходы можно уменьшить за счет того, чтобы закрыть комнаты в том крыле здания, где никто не живет.

– Нет, нет, – серьезно говорила Фрэнсис мужу, – только не те большие и красивые комнаты. Можно закрыть маленькие, которые мы со временем, хоть и не скоро, перестроим и расширим. В подчинении у миссис Харвест две женщины, и та, которая моложе, совсем не пользуется ее доверием. Миссис Харвест будет рада избавиться от нее. У нас слишком много слуг, и многим просто нечем заняться. То же самое и с садовником. У нас хоть и много земли, но ведь это в основном парк, в котором совсем нечего делать. Я уже не раз имела возможность убедиться в том, что помощники садовников половину времени проводят в стойлах и только мешают грумам.

– Мы не так много платим им, – ответил Леннокс, которого умилил и удивил ее серьезный подход к делу, но он лишь думал, что таким образом удастся сэкономить лишь несколько фунтов.

– Любовь моя, дело не только в том, сколько мы им платим. Их одежда и содержание тоже обходятся недешево. Вы даже не можете представить себе! Миссис Харвест тоже полностью согласна со мной. Это стоит огромных денег! Горы еды и специальные повара, которые им готовят.

В конце концов Леннокс передал Фрэнсис все бразды правления, и она получила возможность поступать так, как считала нужным. Он не мог не восхищаться ее хозяйственностью, особенно когда вспоминал их первую встречу во дворце, где она порхала прелестной бабочкой, для которой и гинея казалась ничтожной суммой.

– Лучше мы станем платить тем рабочим, которые нам действительно нужны, чем ленивым садовникам и слугам, без которых легко можно обойтись, – говорила Фрэнсис.

Хоть она и решила закрыть комнаты в том крыле, где никто не жил, но была полностью согласна с Ленноксом, который хотел, чтобы их собственные комнаты были отделаны и обставлены как можно лучше.

Им приходилось также думать и о центральной части здания, которая была полностью разрушена, но восстановлена лишь частично, а именно ей предстояло соединить два боковых крыла, построенных в тюдоровском стиле. Фрэнсис, в которой практичность прекрасно уживалась с мечтательностью и богатым воображением, уже видела будущий банкетный зал с украшенным лепкой и позолотой потолком, спроектированным Иниго Джонсом. Она решила, что банкетный зал должен быть как можно больше и в нем непременно нужен музыкальный салон, поэтому им предстояло разрушить много маленьких некрасивых комнат.

Они обсуждали эти планы, когда, держась за руки, прогуливались по саду в первые весенние дни, и Фрэнсис была безгранично счастлива. В саду оказалось немало сюрпризов, потому что прежние владельцы еще в тюдоровские времена посадили множество кустов и деревьев, привезенных из дальних стран, и сейчас они буйно зеленели. Северное крыло дома огибала аллея, устроенная в виде террасы, вдоль которой тоже зеленели деревья, а от западного фасада, как спицы колеса, расходились четыре липовые аллеи, которые были разбиты еще при дядюшке Леннокса, умершем во времена правления Протектора.

Однако больше всего нравился Фрэнсис огромный парк, в котором жили олени. Потом, в будущем, когда ее стремление к тишине и покою будет окрашено грустью, она станет часами бродить в этом парке, и он будет давать ей счастье. Никто не знал, сколько ему лет. Жителям соседних деревень казалось, что он существовал всегда. Каких только деревьев не было там! Даже огромный каштан, который имел собственное имя – «Четыре Сестры». Прекрасные олени не боялись людей, они были доброжелательны и великолепны. Поскольку парк окружал дом со всех сторон, олени имели возможность практически беспрепятственно забредать в сад, что они иногда и делали. Одно из первых распоряжений Фрэнсис заключалось в том, что она приказала поставить защитное ограждение.