Это его рассмешило, но затем он опять заговорил о деле.

— У тебя есть свидетельство о рождении?

— Да, в сумке.

— Как звучит твое настоящее имя?

Ее реакция была необычной, она покраснела, заерзала на стуле и сжала зубы.

— Не мог бы ты называть меня просто Мисси? Так меня всегда называли, правда.

— Раньше или позже твое настоящее имя узнают, — он ухмыльнулся. — Давай, чистосердечно признавайся. Не может быть, чтоб оно было очень страшным.

— Миссалонги.

Он расхохотался.

— Ты шутишь?

— Хотела бы я шутить.

— Так же, как и твой дом?

— Точно так же. Мой отец думал, что это слово — самое прекрасное в мире, и он ненавидел привычку Хэрлингфордов давать латинские имена. Мама хотела назвать меня Камиллой, но он настоял на Мисси.

— Бедняжка!

Глава 10

На этот раз Мисси без труда поднялась по ступенькам веранды в Миссалонги, но постучала в дверь, как чужая.

Друсилла отворила и посмотрела на дочь, как будто та действительно была ей чужой. С ней определенно не случилось ничего плохого. Наоборот, она выглядела так хорошо, как никогда.

— Я знаю, что с тобой произошло, моя девочка, — сказала она, когда они шли через коридор на кухню. — Как бы мне хотелось, чтобы ты только читала об этом в книгах, но, смею предположить, что сделанное уже не исправить, а? Ты вернулась насовсем?

— Нет.

Подошла, ковыляя, Октавия. Мисси поцеловала ее в обе щеки.

— С тобой все в порядке? — спросила тетушка прерывающимся голосом, судорожно схватив Мисси за руку.

— Ну конечно, с ней все в порядке, — бодро сказала Друсилла. — Посмотри на нее, ради Бога!

Мисси нежно улыбнулась матери; как странно, что только теперь, когда узы, связывающие ее с Миссалонги, были порваны, она действительно поняла всю глубину своей любви к Друсилле. Но, может быть, теперь у нее была возможность со стороны видеть все тревоги, трудности и волнения Друсиллы.

— Я благодарю тебя, мама, — сказала она, — что ты соблаговолила признать, что я знаю, что делаю.

— Мисси, если ты не знаешь, что делаешь, тебе больше не на что надеяться. Ты шла нашим путем довольно долго, и кто скажет, что твой путь не будет лучше?

— Совершенно верно. Но то, что ты сейчас говоришь, так не похоже на твои предписания по поводу книг, которые мне следует читать, и цвета моей одежды.

— Ты мирилась с этим довольно покорно.

— Да, кажется, так.

— У тебя было правительство, которое ты заслуживала, Мисси.

— Сознайся, мама, что ты, тетушка и все остальные одинокие женщины Хэрлингфорд не раз объединялись, чтобы как-то воспротивиться тому ущемлению прав и тем вопиющим несправедливостям, которые происходят в этой семье.

— С того момента, как ты рассказала, что Билли солгал нам, Мисси, я думаю примерно так же, я уверяю тебя. И я говорила с Джулией и с Корнелией тоже. Но не существует закона, по которому мужчина или женщина обязаны поровну разделить собственность между сыновьями, и дочерьми. В моей книге самыми худшими преступниками были женщины семьи Хэрлингфорд, которые ничего, не оставляли своим дочерям: ни денег, ни даже дома с пятью акрами земли. Поэтому я всегда чувствовала, что для нас нет никакого шанса, ибо женщины нашей породы прочно задвинуты за спины мужчин Хэрлингфорд. Это печально, но это так.

— Ты говоришь о женщинах Хэрлингфорд, которые много потеряют, если ты выиграешь. Я говорю о наших товарищах по несчастью, и я знаю, что ты можешь их раскачать, если постараешься. У тебя на самом деле есть законные основания требовать компенсацию за невыплаченные дивиденды; я думаю, тебе следует начать дело против дяди Херберта и заставить его раскрыть все подробности, связанные с его различными инвестиционными проектами. — Мисси скромно посмотрела из-под ресниц на Друсиллу. — В конце концов, мама. ты сама сказала — ты имеешь то правительство, которое заслуживаешь.

Она шла из Миссалонги в Байрон. Какой прекрасный день! Впервые в жизни Мисси чувствовала себя хорошо, ей казалось, что сердце выпрыгивает из груди, — это было состояние, о котором она читала, но, которое сама никогда прежде не испытывала; и впервые в жизни ей страшно хотелось жить долго-долго. Так было до тех пор, пока она не вспомнила, что ее счастье целиком зависит от одного Джона Смита и что Джон Смит надеется, что с ней придется мириться не больше года. Она лгала, обманывала и крала для того, чтобы чувствовать себя счастливой, и совсем не сожалела об этом. Все Алисии в мире могли ломать руки и выдумывать идеальных мужчин, но что толку притворяться, что такой мужчина, как Джон Смит, искоса посмотрит на некую Мисси Райт. Тут уж, ломай ни ломай. И тем не менее она знала, что может сделать Джона Смита счастливейшим человеком — если не в мире, то по крайней мере в Байроне. Потому что, когда ее год подойдет к концу, он будет так сильно желать, чтобы она продолжала жить, что будет готовым простить ей, и воровство, и ложь.

Время шло, и она хотела быть уверенной, что успеет на одиннадцатичасовой поезд до Катумбы, где Джон Смит обещал ждать ее на станции. Бакалея могла подождать до завтра, но почему-то у нее было чувство, что встречу с Юной нельзя откладывать. Тогда — вперед, в библиотеку.

Великолепный автомобиль важно катил по Байрон-стрит, в то время как Мисси, ни о чем не подозревая, поспешно шла, одетая в свое коричневое льняное платье. Л это был не простой автомобиль. Тоже коричневый, он притягивал восхищенные взгляды прохожих по обе стороны дороги, как местных, так и приезжих. Взглянув изумленно на него, Мисси решила, что шофер машины даст сто очков вперед обоим пассажирам, судя по его высокомерному и равнодушному виду. Шофера она знала понаслышке; красавчик, которому было больше по душе выставлять себя напоказ, чем заниматься тяжелой работой. Он снискал себе репутацию тем, что жестоко обращался со своими многочисленными поклонницами. Тех, кто сидел в кузове, она знала по горькому опыту — Алисия и дядя Билли.

Глаза Алисии встретились с ее глазами. В следующую минуту роскошное авто съехало в: кювет, и Алисия с дядей Билли вывалилась из машины раньше, чем ошеломленный шофер смог открыть им дверь.

— Чего ты хочешь добиться, Мисси Райт, распродавая акции тети Корнелии на наших глазах? — без вступления начала Алисия. На ее алебастровых щеках пылали два ярких красных пятна.

— Почему бы и нет? — холодно спросила Мисси.

— Потому что это не твоего ума дело! — рыкнул сэр Вильям в ярости.

— Это моего ума дело так же, как и твоего, дядя Билли. Я знала, где я могла получить десять фунтов за акцию тети Корнелии. И какая в них была польза, если вы уверили ее, что акции эти абсолютно бесполезны. Тетя Корнелия очень нуждается в операции ноги, которую она не могла позволить себе, потому что ты, Алисия, как я догадываюсь, отказала ей не только в отпуске, но и в небольшой добавочной сумме денег. Поэтому я продала ее акции за сто фунтов, и теперь она сможет лечь на операцию. Если вы захотите ее уволить, по крайней мере у нее есть деньги в банке, которые позволят ей продержаться, пока она не найдет другое место. Я уверена, что в Катумбе найдутся магазины, которые с радостью наймут людей такого калибра как она. Может, вы желаете знать, что я также продала акции тети Джулии, и тети Октавии, и мамины?

— Что? — завизжал сэр Вильям.

— Все? Ты продала их все? — запинаясь, пропищала Алисия. Красные пятна мгновенно исчезли с ее щек.

— Да, все, — Мисси смотрела на свою кузину со злостью, которой она в себе и не подозревала. — Ладно уж, Алисия, не говори мне, что сорок небольших акций в огромной компании «Байрон Ботл» могли создать перевес.

Алисия была в замешательстве, на секунду ей показалось, что у Мисси выросли рога и копыта.

— Что с тобой? — закричала она. — Ты что, рехнулась? Пачкает мне платье, оскорбляет меня в присутствии членов моей семьи! И теперь разоряет эту семью! Тебя нужно упрятать в сумасшедший дом.

— Единственное мое желание, чтобы после того, что я сделала, ты бы оказалась в сумасшедшем доме. Теперь, если вы мне позволите, я должна бежать. У меня дела, связанные с моим замужеством. — И Мисси пошла дальше, высоко задрав голову.

— Мне кажется, я сейчас упаду в обморок, — объявила Алисия и в подтверждение своих слов рухнула на витрину магазина дяди Херберта, где была выставлена рабочая одежда.

Сэр Вильям воспользовался моментом и обхватил ее за талию, одновременно призывая на помощь шофера , но как-то вышло, что помогая Алисии добраться до машины, шофер, поддерживая ее, руками касался груди Алисии. К этому времени толпа увеличилась за счет всех сыновей и внуков дяди Херберта, поэтому сэр Вильям бесцеремонно забросил Алисию на сидение и приказал шоферу немедленно отъехать.

Когда будущий свекор Алисии попытался ослабить шнуровку ее корсета и, подняв платье, стал ощупывать тонкие батистовые панталоны, Алисия быстро очнулась.

— Прекратите это, вы, распутный старикашка! — выпалила она, забыв о вежливости, и, подавшись вперед, приложила ладони к своим щекам. — Боже, я чувствую себя ужасно!

— Нам уже нет необходимости ехать в Миссалонги, так не отправиться ли нам домой? — спросил раскрасневшийся сэр Вильям.

— Да, пожалуй. — Алисия откинулась на спинку сиденья и подставила лицо прохладному ветру. Наконец, немного расслабившись, она вздохнула. Слава Богу, ей уже получше.

Прямо напротив нее по ту сторону стекла, отделявшего кузов от открытой водительской кабины, вырисовывалась голова шофера на сильной и гладкой шее: какие — у него были красивые уши, маленькие и прижатые к черепу. Он был красив, такой же темнокожий, как Мисси, и такой же чужой. Нужно быть сильным парнем, чтобы с такой легкостью приподнять ее; и его руки на ее груди — при мысли об этом она почувствовала, как напряглись ее соски, и смущенно заерзала на сидении. Как его звать? Фрэнк? Да, Фрэнк. Фрэнк Пенлагрино. Он работал на бутылочной фабрике, пока не получил место шофера у дяди Билли.