Замок словно принадлежал к вересковым пустошам одного из готических романов миссис Радклиф, хотя представлял собой серую, неприветливую громаду в форме прямоугольника. Хиллиарды явно были больше заинтересованы в том, чтобы соседи боялись их, а не завидовали.

Внутри все, конечно, было иначе. Семейство ревниво накидывалось на любого вошедшего в моду оформителя интерьеров. Последним, кого запомнила Кейт, был Роберт Адам с его неоклассическими гирляндами и медальонами, превращавшими унылые прямоугольные комнаты в ювелирные шкатулки. У нее не было уверенности, что Глинис осталась верна мастеру восемнадцатого века, а это означало, что найти «нору» священника будет непросто. Кейт не обманывала Гарри. Она не умела ориентироваться в пространстве, зато она помнила декор и стену библиотеки, примыкавшую к Розовой комнате.

Что ж, думала Кейт, берясь за сумочку и муфту, Гарри или будет ждать ее возвращения с книжкой, или уже сядет на корабль, идущий к Цейлону.

— Поезжайте к конюшням, Джордж, — приказала она, когда они въехали на подъездную аллею. — Мне пора выходить на сцену.

Глядя на мрачный фасад замка, в котором она выросла, Кейт чувствовала, как прежние боль и страдания сгущаются вокруг нее, словно удушливый дым. Она почти ждала, что из огромных дубовых дверей выйдет ее отец — с глазами, мягкими, как печаль, с блестевшими на солнце белыми волосами.

— Вы никогда не покинете меня, ведь правда, Би? — порывисто спросила Кейт, глядя туда, где она испытала так много горя.

Ей нужны были утешение и поддержка, не честность. Но Би была предельно честной.

— Неизбежно.

Кейт бросилась к ней.

— Только не вы.

Би подняла руку, обтянутую тонкой, как бумага, кожей, и потрепала Кейт по щеке.

— Любите Гарри.

Кейт на миг онемела. Она смогла только кивнуть, в горле у нее стояли слезы.

Прежде чем Би смогла ответить, Джордж открыл дверь и опустил подножку. Подобрав юбки, Кейт вышла.

— Думаю, нам в гостиную. В это время гости скорее всего собрались за чаем.

Би тихонько засмеялась, поправляя свою элегантную камберлендскую шляпку кремового цвета. «Улюлю!» — воскликнула она, это было ее любимое выражение восторга во время помолвок. Кейт тоже засмеялась и сжала ей руку, надеясь, что в ее голосе не слышна паника, которая наваливалась на нее.

Как она и надеялась, день оказался не по сезону теплым, и застекленная створчатая дверь в гостиную была распахнута, из нее доносились женские голоса, похожие на птичье щебетание. Кейт прикинула, что в просторной комнате, прежде оклеенной обоями в красных маках, разместилось не меньше двадцати женщин. Сейчас солнечные лучи отражались от стен, нестерпимо сияющих золотом. Подойдя ближе, Кейт увидела золото повсюду: темное золото, светлое золото, золотистая парча, как если бы гостиная принадлежала царю Мидасу. О Боже! Что сотворила Глинис с некогда веселой гостиной?

Кейт глазами искала свою невестку и Элспет — единственных людей, реакция которых ее заботила. Она надеялась, что Элспет ей обрадуется и что Глинис не выкинет ее из дома без промедления. По воинственному выражению лица Би было очевидно, что подруга разделяет ее опасения.

— Ах, — пропела Кейт, переступив через порог и стягивая перчатки, — вот где она. Дорогая Элспет. Я приехала, как ты и просила.

Ее появление было встречено гробовым молчанием, за которым последовала какофония звуков.

— Тетя Кейт! — взвизгнула Элспет, бросаясь к ней. — Вы приехали!

Прежде чем девушка оказалась в ее объятиях, Кейт успела заметить, что волосы Элспет слишком сильно завиты, а розовое платье слишком вычурно, его явно выбирала мать Элспет.

— Конечно, я приехала, — отвечала она, крепко обнимая племянницу. — Как я могу отказать одной из моих самых любимых девочек в мире? Боже, — сказала она, держа Элспет за спину. — Кто одевал вас, принцесса Каролина? Дорогая девочка, ты создана для чистых линий и благородных красок, особенно теперь, когда ты выходишь замуж. А сейчас ты похожа на безумную куклу.

Элспет хихикнула. За ее спиной с каменным выражением лица стояла Глинис.

— Элспет, тебе следует выбирать слова, обращаясь к своей тете, — выпалила она, щелкнув челюстями. — Иначе ты сделаешь из нее ирландскую прачку. Она — ваша светлость.

Кейт усмехнулась:

— На самом деле нет, Глинис. Вспомни. Я исправила эту ошибку.

— В самом деле, Долорес Кэтрин, — запротестовала Глинис. — Вы говорите это в присутствии сестры вашего мужа.

Расстегивая ярко-красное пальто, Кейт засмеялась.

— Не будьте смешной. Би прекрасно знает, каким образцом совершенства был ее брат. Правда, Би?

Би издала неприличный звук, который развеселил Элспет еще больше, чем Кейт.

— Содом и Гоморра, — выговорила она.

— В действительности это, должно быть, единственный порок, который не практиковал Мертер.

— Здесь невинные уши, — вспылила Глинис.

— Не говорите ерунды, — сказала Кейт. — Элспет выходит замуж. Ей нужно кое-что знать.

— Учить должны отец и мать.

— Позволь мне сказать Уиггинзу, чтобы он приготовил комнаты, — умоляла Элспет.

Кейт, помогавшая раздеться Би, подняла на племянницу глаза.

— Разрешите взглянуть, как здесь идут дела, мои дорогие. Я знаю — Би не прочь выпить чаю. Нельзя ли устроить это?

Поскольку Элспет была куда более леди, чем ее мать, она немедленно подвела Кейт и Би к гостьям, чтобы представить их. Кейт могла бы безошибочно сказать, кто из них принадлежал к друзьям Элспет, а кто — к друзьям ее матери по их реакции, которая варьировалась от удовольствия до холодного неприятия.

— Боже, Глинис, — произнесла Кейт, принимая поданную ей фарфоровую чашку работы Споуда, — у вас большие перемены в обстановке.

— Я переделала все комнаты, — сообщила Глинис. — Прежнее убранство устарело.

— Да, Гарри говорил мне, что дом Ливингстонов теперь полон крокодилов. Гарри их ненавидит, потому что один из них откусил ногу у его друга.

Кейт занялась с Элспет — обсуждала ее гардероб, когда Би вдруг отставила свою чашку.

— Река Иордан.

Как они и договаривались, Кейт последовала ее примеру и поднялась.

— Конечно, дорогая. Я провожу вас.

— К реке Иордан? — спросила леди Бромуэлл, недоуменно подняв брови.

Кейт улыбнулась.

— По необходимости. Би никогда не тратит лишних слов.

— Я слышала, что она идиотка, — шепнула леди Бромуэлл соседке.

Медленно повернувшись, Кейт уперлась в женщину самым леденящим взглядом из арсенала высокомерной герцогини и с удовлетворением отметила, что та побледнела.

— Нет, дорогуша. Я вынуждена сказать, что единственная идиотка в этой комнате — та, которая не смогла придержать свой змеиный язык.

— Истинно так, — вскакивая, сказала Элспет к явному замешательству матери. — Я слышала рассказ о том, что случилось с леди Би. Она героиня. Правда, тетя Кейт?

Кейт молчаливо извинилась перед Би, которая не терпела оказываться в центре подобного внимания.

— Конечно. К сожалению, это сделало ее мишенью для оскорбительных замечаний со стороны дурно воспитанных особ. Хотя меня, дочь и жену герцога, — продолжила Кейт, — не волнует высказывание дочери… кто вы, дорогая? А, поняла. Разбогатевшего владельца магазина. Идемте, Би, — сказала она, беря подругу за руку. — Мне нужно глотнуть свежего воздуха. Глинис, надеюсь, вы не переделали это помещение под бильярдную или что-нибудь в этом роде?

План состоял в том, что, пока Би будет отсутствовать по нужде, Кейт обыщет библиотеку. Отыскав книгу, она оставит ее под огромным письменным столом, откуда ее заберет Би. Никто не заподозрит Би в воровстве, особенно в воровстве книжки дурно написанных эротических стихов. Кейт не была уверена, что Глинис не обыщет ее багаж в поисках похищенных безделушек.

Увы, план не сработал. Впервые в жизни Кейт оказалось, что библиотекой кто-то пользуется. Она обнаружила там жениха Элспет, Адама, который сидел в кожаном кресле, уткнувшись носом в книжку. Кейт пришлось остаться на ночь, хотя ей очень не хотелось этого.

Пребывание в Мурхейвене оказалось кошмаром, как Кейт и ожидала. Когда Эдвин обнаружил ее в своей гостиной, у него сделался такой вид, словно его вот-вот хватит апоплексический удар. Однако Кейт знала, что они с Глинис ничего не могли сделать, кроме как включить ее в число гостей на празднестве, которое представляло собой скучнейший обед с последующими тремя часами трудно выносимого музицирования, в котором подвизались многочисленные дочери гостей.

Кейт уже подумывала, не швырнуть ли ей вазу, чтобы положить этому конец, когда Элспет поступила тактичнее, попросив разрешения аккомпанировать Би на фортепьяно. У всех сразу открылись рты. Они не закрывались добрый час после того, как Би блистательно исполнила «Плач Дидоны» из оперы Перселла. Поскольку после этого невозможно было слушать что-то другое, вечер закончился.

Би легла, изнуренная своим выступлением. Это устраивало Кейт. Было бы трудно объяснить присутствие старой леди в предрассветные часы в совсем неподходящем месте. Переодевшись в теплое кашемировое платье, Кейт ждала в своей мрачноватого вида гостевой комнате, когда разойдутся мужчины. Дом затих. Когда старые часы в длинном корпусе, стоящие внизу лестницы, пробили два раза, Кейт выскользнула из своей спальни.

Дом погрузился в темноту. Но в коридорах на хорошо рассчитанных расстояниях друг от друга горели ночные светильники. Так что Кейт видела, куда идти. Когда-то давно она часто разгуливала по этим коридорам. Библиотека находилась на первом этаже, всего через две двери от главной лестницы. А в ней была «нора» священника, ждавшая ее возвращения.

Глинис, конечно, сделала такой ремонт в прилегающих комнатах, что их нельзя было узнать. Даже на редкость изысканные потолки по проекту Адама были закрашены, чтобы воспроизвести египетское небо. Кейт помрачнела. Неужели ее брат не мог жениться на женщине, имеющей хоть капельку вкуса?