— А я уж как рад, что смогу помочь.

— Лучше вы, чем Аксман Билли. — С улыбкой покачав головой, Дрейк вернулся к своему письму. — Она вела очень колоритный образ жизни.

Гарри плюхнулся в кресло. Господи. Он и в самом деле собрался жениться. Он почувствовал, что ему не хватает воздуха.

— Я правильно понял — вы знаете Аксмана.

— Он преследовал Грейсчерча, когда тот был в Брюсселе. Ловкий дьявол. Нам так и не удалось схватить его.

Гарри очень надеялся, что поступил правильно, отправив Трэшера выслеживать негодяя в районе Севен-Дайале.

— А что насчет разрешения? Полагаю, вам знакомы какие-нибудь добрые души в кентерберийских канцеляриях, способные на лжесвидетельства?

Дрейк подумал.

— По счастью, да. Один из секретарей… он помогает нам при случае.

Гарри оживился.

— Бог мой. Один из «повес» Дрейка — викарий?

Едва заметная улыбка тронула губы Дрейка.

— Он предпочитает считать себя помощником. — Сложив письмо, Дрейк посыпал его песком и запечатал, после чего взял другой лист бумаги. — Теперь помимо разрешения вам понадобится парочка верных друзей, чтобы поддержать вас, когда вы поедете встречаться с ее братом и вызволять ее оттуда, где она окажется. Я, к сожалению, уже связан другими обязательствами.

— Каких друзей?

Улыбка Дрейка стала шире.

— Я думаю, Чаффи. Никому не придет в голову сомневаться в словах Чаффи. А для некоторого устрашения, скажем, Фергюсон.

Гарри удивился:

— Фергюсон? Господи, Маркус. Мне не нужен человек, который примется размахивать клеймором в герцогской гостиной.

— Я скажу ему, чтобы он вел себя спокойно. Он нужен из-за своего объема и роста.

— И по той причине, что при взгляде на него сразу становится ясно — он в любую минуту может впасть в бешенство.

— Именно.

Возможно, это был идеальный план. Чаффи Уайлд, простодушный и дружелюбный, как щенок спаниеля, коротенький и плотный, всегда улыбающийся и всегда в поисках своих очков, был полной противоположностью Йена Фергюсона. Йен Фергюсон, здоровенный шотландец, которому в детстве пришлось очень несладко, неожиданно унаследовал титул английского графа. Это не избавило его от акцента, не уменьшило презрение к щеголям-англичанам и неуемную жизнерадостность. Слава Богу, что одним из немногих людей, которых он уважал, был Веллингтон.

Когда Дрейк закончил писать, Гарри вернулся на свое место у глобуса. Глобус почти прекратил вращаться, перед глазами Гарри медленно проплыл африканский континент. На нем Гарри рассмотрел города Каир и Александрию, потом Иерусалим и Константинополь. Города, которые он намеревался изучать после того, как Наполеон будет разбит и откроются дороги. Кошмары последних десяти лет ему удавалось преодолевать, бродя по горячим белым улицам, производя замеры, изучая, впитывая отголоски древности. Гарри представлял себе, как будет бродить по базарам, сидеть, скрестив ноги, в маленьких кофейнях и беседовать со стариками об истории этих мест. Он хотел бы вернуться в ой Индию, чтобы искать там затерянные города, трогать пальцами высеченные на камне узоры и взбираться на высокие горы, чтобы наслаждаться благословенной тишиной в украшенных флажками храмах. А потом, набравшись опыта, он вернулся бы в Англию и спроектировал здания, в которых однажды поселился бы кто-нибудь, кто нашел бы в них гармонию и изящество.

Неужели своим импульсивным поступком он лишил себя всего этого? Как ему теперь устроить свою жизнь? Есть ли у него выбор?

Позади него открылась дверь, вошел лакей, чтобы взять написанные Дрейком бумаги.

— Это должно занять некоторое время, — произнес Дрейк, когда дверь снова закрылась.

Гарри не отрывал глаз от глобуса.

— Не думаю, что оно у нас есть.

— Вы в самом деле считаете, что Кейт будет страдать там, куда ее поместили? Почему вы так уверены в этом?

Гарри вспомнил ужасные шрамы на ее идеальных грудях, о хрупкой раковине, которую она соорудила для защиты мягкой сердцевины. Он подумал о женщинах, которых знал, и о том, через что им пришлось пройти. Если Мертер был таким чудовищем, что заклеймил собственную жену, он наверняка не остановился на этом.

Но Гарри не имел права открыть Дрейку секреты, которые Кейт так тщательно скрывала.

— Да, я думаю, что она страдает, страдает так, как мы и представить себе не можем. И не важно, что она сделала мне или кому-нибудь еще, она не заслуживает этого.

— Но что она сделала? Вы никогда не говорили об этом. — Дрейк вернулся к своему стакану и в свое кресло. — Разумеется, помимо того, что она, как я слышал, расстроила ваши помолвки. Но я не верю, что вы действительно сожалели о потере любой из этих глупышек.

Первой реакцией Гарри было отрицать, что имело место нечто большее. Он никому не рассказал правду, кроме отца Кейт. Было странно осознавать, что вторым человеком, которому он должен был довериться, оказался Маркус Дрейк. Дрейк никогда не был его близким другом. Дрейк учился в Итоне. Гарри неохотно приняли в Рагби. Дрейк сидел в палате лордов. Гарри маршировал в 95-м стрелковом.

Но это Дрейк изменил жизнь Г арри, дал ему первый шанс подняться выше солдата. Представил его Дрейку Йен Фергюсон, тогда капитан Королевского хайлендского полка. Дрейк взял его в «повесы». Он предоставил Гарри возможность расширить свои горизонты, доверил ему информацию, золото и чужие жизни.

На протяжении всех лет их знакомства Дрейк ни разу не предал его, никогда не солгал ему. Более того, Дрейк не раз защищал его, когда его слово подвергали сомнению. Гарри серьезно относился к таким проявлениям верности.

Кроме того, Гарри чувствовал, что ему нужно знать чье- то объективное мнение. В первый раз за почти десять лет у него появились сомнения относительно того, что же на самом деле произошло.

Он прошел к окну.

— Вы знали отца Кейт?

— Старого герцога? Знал. Он был большим другом моего отца. Я очень любил его.

Гарри кивнул.

— Я восхищался им. Им и герцогиней, обоими. Моя семья жила поблизости от Мурхейвена. Мой отец был сквайром. Земли у него было немного, но он умело с ней обращался. Каждую пятницу он играл с герцогом в шахматы. Герцогиня была из тех женщин, которые на дни рождения приглашала всех соседских детей, невзирая на положение их родителей.

Было нетрудно воскресить в памяти солнце, смех, веселую суматоху и прелестную маленькую женщину в центре всего этого, как спокойное светило, наблюдавшее за обращением планет. Герцог улыбался ей, он словно оживал в излучаемом ею сиянии.

— Был некий проект канала, в который герцог вложил деньги. Он убедил моего отца сделать то же самое. Когда проект провалился, герцог потерял значительную сумму. Мой отец потерял почти все. — Его веселый шумный краснолицый отец. — Стресс убил его. Мой брат занял его место, но прошли годы, прежде чем мы оправились. Все это время герцог поддерживал нас. Он сказал, что раз он уговорил моего отца участвовать в этом рискованном предприятии, это меньшее, что он может сделать. Он позаботился, чтобы мальчики учились, а девочки получили приданое. И каждую пятницу он приглашал меня в замок играть в шахматы. — Он улыбнулся. — Большинство самых важных жизненных уроков я получил во время игры в шахматы.

— Я не знал.

— Он никогда не давал нам почувствовать себя людьми низшего сорта и никогда не лгал нам. Даже чтобы защитить собственную репутацию. И он очень любил свою семью. — Гарри глотнул виски и задумался над второй частью своего рассказа. — Вы знали Кейт, когда она была девочкой?

— Я практически не знал ее, пока она не овдовела.

Гарри кивнул, внимательно глядя на Пиккадилли, запруженную телегами, повозками и сверкающими экипажами. Однако в своем воображении он видел долину Мурхейвена.

— Я, конечно, знал ее брата и сестер. Но Кейт была поздним ребенком, герцогиня умерла при родах. — Гарри пожал плечами. — Я, конечно, знал о ней. Но Кейт не показывалась, когда я был там, так что я не встречал ее, пока ей не исполнилось пятнадцать лет.

Гарри потер глаза; внезапно он почувствовал себя старым, оглянувшись на то лето, когда все еще было возможно. Когда он считал, что сможет перевернуть мир и положить его к ногам этой девочки с блестящими глазами и умненькой головкой. Когда он думал, что в дочери герцога нашел родственную душу.

— Вы были любовниками? — спросил Дрейк.

— Нет. Я был единственным, кто…

Гарри остановился, ему стало неловко. Кейт хотела этого. Она плакала, когда он остановился. Считанные секунды отделяли их от соития. Он настоял на воздержании, он слишком уважал ее.

— Нет. Во всяком случае, однажды Кейт прибежала ко мне и была сама не своя. Умоляла меня бежать с ней. Она сказала, что ей надо скрыться от отца. От того, что он решил сделать с ней.

— Ее отец?

Гарри кивнул.

— Он всегда казался несколько отстраненным по отношению к ней, герцогиня умерла, рожая ее. Герцог так никогда и не оправился после ее смерти. Но я знал, что он никогда не стал бы сознательно заставлять Кейт страдать. Однако она настаивала, что это так. Что он собрался выдать ее замуж за опасного человека и только я могу спасти ее.

— И что вы?

Гарри снова вспоминал те дни, теперь он сомневался.

— Я пошел к ее отцу. Я считал, что она могла неправильно понять его намерения.

— Что он сделал?

Гарри покачал головой.

— Он поблагодарил меня за то, что я пришел к нему. Сказал мне, что ему следовало вмешаться до того, как я стал жертвой его дочери. Казалось… что у него разбито сердце.

Гарри все еще видел старого герцога с его прекрасной выправкой и львиной гривой волос, которые поседели за одну ночь, когда умерла его жена. У него были печальные, невыносимо печальные глаза и еще более печальная улыбка.