Роб резко, со стуком поставил ведро с водой у очага и спросил:

— На чем ты оттачиваешь свой язычок, леди Линдсей? На точильном круге?

— На людских глупостях, — бросила Джудит, но тут же пожалела о своих словах. Молодой лэрд вел себя вполне достойно, и выводить его из себя подобными ядовитыми замечаниями не было никакой необходимости. Ах, если бы она могла ему верить! Но как можно довериться человеку, который дал ей понять, что не прочь отослать ее из замка Лохви, а стало быть, разлучить с Мейри? В то же время она никак не могла забыть, что из-за его поцелуев едва не потеряла голову. Такой страсти она ни разу в жизни не испытала.

— Ты снова пытаешься мне дерзить? Хочу заметить, это небезопасно. — Он положил руку ей на плечо. Прикосновение было тяжелым и в очередной раз напомнило ей, в каком бесправном положении она оказалась.

Страх охватил ее, но она вида не подала. Отступила на шаг, чтобы стряхнуть со своего плеча его руку, и небрежно пожала плечами.

— Ты мне угрожаешь, сэр?

— Нет. Я редко кому-либо угрожаю. По-моему, это бессмысленно. Предпочитаю действовать, а не тратить попусту слова.

Это было серьезное предупреждение, и Джудит испугалась по-настоящему. По спине побежали мурашки, к горлу подступил комок. Она не проронила больше ни слова и ждала, что будет дальше. Он шагнул вперед, словно снова хотел дотронуться до нее но вдруг остановился, повернулся и направился к выходу. Джудит в недоумении посмотрела ему вслед и тут услышала донесшийся снаружи собачий лай и жалобный детский плач.

— Мейри!

Она бросилась к выходу вслед за Робом, но тот намного ее опередил; когда она находилась посреди кухни, он уже выходил наружу. Джудит выскочила во двор и увидела старую гончую, которая лаяла на кого-то, находившегося в хлеву. Мейри с исказившимся от ужаса личиком жалась к колесу стоявшей во дворе телеги.

— Собака взбесилась! — крикнула Джудит Робу, который уже подбегал к хлеву.

В следующий момент Джудит поняла, что ошиблась. Мейри и ее приятель Том испугались вовсе не гончей, а разбушевавшегося огромного кабана, который, вырвавшись из хлева, напал на ребятишек. Грозный, покрытый клочковатой шерстью зверь так и норовил полоснуть Мейри своими желтыми клыками. Том старался разжать пальцы, которыми Мейри цеплялась за спицы на колесе телеги, и увести ее в безопасное место, но у него ничего не получалось. Приподняв подол своего лейне, Джудит помчалась через двор, разбрызгивая башмаками жидкую грязь. Ей казалось, что ноги у нее налились свинцом, что она движется слишком медленно и не успеет прийти Мейри на помощь. Ей хотелось закричать, привлечь внимание девочки, показать ей, что подмога близка, но от ужаса у нее перехватило горло, и она не могла издать ни звука. Она отчетливо слышала, как лаяла собака на огороженном кольями пространстве перед хлевом и как испуганно плакала девочка. Гончая рванулась вперед, пытаясь схватить кабана за задние ноги, но ей удалось только разок его цапнуть; потом кабан, извернувшись, в свою очередь, напал на собаку, и ей едва удалось уклониться от его грозных кривых клыков. Теперь Цезарь бегал вокруг зверя кругами, отвлекая его внимание от жавшихся к телеге детей. Том первым осознал, что на какое-то время они с Мейри в безопасности, и воспользовался этим: оторвал наконец руки девочки от колеса и помог ей забраться в телегу. Дети перевалились через ее борт и скрылись из виду, пару раз дрыгнув в воздухе голыми ногами. Но для тех, кто оставался в загоне перед хлевом, угроза не исчезла. Скотники стали перелезать через ограждение в надежде укрыться от зверя за каменными стенами замковых построек. Между тем кабан, перед которым остался только один противник — старый Цезарь, бросился на него, стараясь вспороть ему клыками живот. Джудит, сообразив, что дети вне опасности, прислонилась спиной к стене зернохранилища: у нее вдруг как-то сразу ослабли ноги и она не могла сделать больше ни шагу. Так уж вышло, что в загон вошел лишь один Гленлион. Меча у него с собой не было, и он вооружился тяжелым колом, который только что вырвал из ограды. «Господи, помоги собаке задержать зверя, пока Гленлион не изготовился к бою», — молилась Джудит. Собаке, однако, сдержать зверя было трудно. В последнем броске кабану удалось полоснуть Цезаря клыком по ребрам, и запах крови еще больше его распалил. Он снова ринулся в атаку и вонзил клыки Цезарю в ногу. От сильнейшего удара собака кубарем покатилась по земле; кабан пригнул голову, готовясь подцепить Цезаря клыками за живот и перебросить через себя. Но в этот момент в схватку вступил Гленлион. Размахнувшись, он треснул дубовым колом зверя по голове. Удар пришелся точно промеж глаз. Кабан вздрогнул, замер на месте и обвел маленькими красными глазками загон, словно задаваясь вопросом, откуда вдруг свалилась на него такая напасть. В следующую минуту он увидел Гленлиона, свирепо хрюкнул и, оставив Цезаря в покое, повернулся к Робу. Гленлион сделал шаг назад, схватил кол обеими руками и нанес зверю страшный боковой удар, целясь ему в лоб. К большому удивлению Джудит, лапы у зверя подогнулись, и он словно подкошенный рухнул на землю. Звонкий хлопок от удара дубиной и звук от падения тяжелого тела прозвучали почти одновременно. Гленлион отшвырнул кол, опустился рядом со зверем на колени и, выхватив из-за пояса шотландский кинжал, в мгновение ока перерезал кабану горло. Когда он вытащил кинжал из туши, с него закапала кровь, и Гленлион, чтобы не испачкаться, вытер клинок о шкуру зверя. В этот момент в загон ворвались с полдюжины вооруженных вилами и топорами работников. Поднявшись с колен, Гленлион одарил их неласковым холодным взглядом, словно обвиняя в трусости и бездействии.

— С тем, кто допустил в хлев это чудовище, я потом поговорю, — хрипло сказал он, — ну а пока мне необходимо осмотреть то единственное живое существо, у которого хватило мужества ему противостоять.

С этими словами Роб направился к Цезарю, который успел уже подняться на ноги и, вывалив изо рта длинный розовый язык, тяжело дышал, раздувая бока и дрожа всем телом. Когда хозяин присел рядом с ним на корточки, пес тихонько заскулил, как бы жалуясь на полученные им в бою раны.

— Мой старый, добрый пес, — проговорил Роб, ласково гладя собаку по голове. — Ты, как всегда, исполнил свой долг до конца, а это редкость даже среди людей.

Услышав эти слова, Джудит вышла из охватившего ее ступора и, оттолкнувшись от стены амбара, подошла к молодому лэрду и его собаке.

— Я знаю, как врачевать раны, — сказала она, и Гленлион медленно повернул голову в ее сторону. — Моя мать отлично разбиралась в лечебных бальзамах и травах, и я переняла у нее это знание. Раны у собаки поверхностные, а значит, неопасные. Тем не менее, чтобы они не воспалились, их нужно побыстрее обработать.

С минуту поразмышляв, Роб кивнул.

— Я очень люблю это животное, и если тебе, леди Линдсей, удастся его вылечить, буду безмерно благодарен.

— На мою помощь может рассчитывать всякое живое существо, которое отважилось рискнуть жизнью, чтобы защитить Мейри. Так что вели отнести животное на кухню, сэр. А я пока подберу нужные травы.

Исследуя кухню, Джудит обнаружила в коробах и в кладовках корзиночки и глиняные горшочки со всевозможными лечебными травами, оставшимися от прежних времен. Нынче ими никто не пользовался: жаждавшие исцеления от ран и болезней ходили в деревню к старой Мэгги. Гленлион собственноручно отнес Цезаря на кухню, прижимая его к груди как ребенка. За ним последовали Мейри и Том, прихватив с собой пучки соломы, чтобы поудобнее устроить раненую собаку около очага. Для начала Джудит, намочив в старом вине чистую тряпочку, промыла собаке раны, потом приложила к ним примочки из целебных трав, облегчавших боль и снимавших жар и воспаление. Занимаясь врачеванием, Джудит объясняла, что делает.

— Это алзина, — говорила она, приготовляя густой зеленый настой из сушеной травы. — Снимает воспаление, заживляет раны. — Собака вела себя тихо, словно понимала, что все делается ради ее блага. Бинтуя псу раны, Джудит обратилась к Гленлиону за помощью: — Возьми эту полоску льна, сэр, и держи, понемногу отпуская, пока я буду прибинтовывать примочки.

Гленлион сделал все, как сказала Джудит. При этом лицо у него болезненно морщилось, будто это его лечили, а не собаку. Джудит действовала ловко и споро: она не раз помогала матери врачевать раны Уэйкфилдов, когда те возвращались с поля боя, и преуспела в этом.

— Скажи, пес выживет? — спросил Роб, когда собака после всех манипуляций задремала. Джудит подняла на него глаза и поразилась, увидев в его взгляде не только озабоченность, но глубокую печаль и тревогу. Помолчав, Роб добавил: — Мне тоже приходилось иметь дело с ранами, но у людей,

— Думаю, Цезарь еще поживет. Он крепкий парень. Такой же, как и его хозяин, — ответила она.

На губах Гленлиона появилась благодарная улыбка. Несомненно, он понял и оценил по достоинству ее стремление облегчить его душевную боль.

— Он заслуживает заботы и ухода. Не то что его хозяин. — Прежде чем Джудит успела что-то сказать, он поднялся с корточек и спокойным, лишенным каких-либо эмоций голосом произнес: — Делай все, что сочтешь нужным, но вылечи его. Никто не сравнится с этим псом в смелости и отваге.

Джудит тоже поднялась и стала вытирать руки.

— Это не совсем так, сэр. Ведь убил кабана и спас детей ты.

— Никого не пришлось бы спасать, если бы не преступная беспечность и трусость тех, кто работал в хлеву.

— Значит ли это, что ты собираешься наказать своих слуг за то, что они испугались? — с удивлением спросила она.

— Нет. Я собираюсь наказать мужчин из своего клана за то, что они пренебрегли своим долгом. Ведь именно это едва не привело к смерти двух ни в чем не повинных детей и старой заслуженной гончей. Я не потерплю подобного пренебрежения своими обязанностями ни со стороны своих людей, ни со стороны людей лэрда Лохви.

— Ты суровый и бескомпромиссный, сэр Роберт Кэмпбелл Гленлион.