Вост двинул руку чуть выше, нащупал сквозь платье сосок и больно его ущипнул.

– М-м-м, как же я хочу тебя! Если пообещаешь не валять дурочку, ничего тебе не будет.

Кэтрин почувствовала, как дрожит у нее на шее острое лезвие, а он уже засунул руку ей под юбки и, сопя, принялся непотребно тискать ей ягодицы. Кэтрин зажмурилась. Если она закричит, он сразу полоснет ее или нет? Сразу или нет? Господи!

– Вы что, с ума сошли? – удалось ей выдохнуть. – Я не смогу жить после такого позора.

Вост шевельнул рукой с ножом, и кончик его впился ей в кожу. Кэтрин невольно дернулась. Вост с нескрываемым удовольствием гадко рассмеялся.

– Дорогая, боюсь, в любом случае тебе не придется жить и стыдиться позора, – прошептал он насмешливо и издевательски. – Понимаешь, у меня есть подозрение, что ты знаешь слишком много того, чего тебе знать не следует. Ведь я не очень сведущ в том, что именно милая Джулия могла хранить в своем дорожном бюро.

Кэтрин просто окаменела. Каждая клеточка ее дрожала от страха. Она боялась пошевелиться, боялась вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы закричать. И тут ее осенило, и все встало на свои места. Ей удалось собраться с духом и заговорить.

– Значит, вы муж Джулии, – дрожащим шепотом выговорила она. – Я нашла ее письма. Отпустите меня. Вы опоздали.

– Думаю, что я пришел как раз вовремя, – тихо возразил он. – Дело в том, что, пока вы переодевались у себя в спальне, на Мортимер-стрит случилась ужасная кража. Исчезло маленькое дорожное бюро, а вместе с ним три серебряных подсвечника. Лондон – очень опасное место, моя дорогая. Надо бы нанять побольше слуг.

Охваченная паникой, Кэтрин с превеликим трудом шевельнула языком.

– О чем вы говорите?

Вост притянул ее к себе, и, к своему стыду, она почувствовала, как к ее бедру прижалась его налившаяся желанием мужская доблесть.

– Не надо держать меня за дурачка. Кто же на такое дело ходит в одиночку? – горячо задышал он ей в шею. – У тебя в саду прятался полисмен, которого я без труда подкупил. Как стемнеет, он уже будет пропивать мои денежки.

Кэтрин не могла удержать крупную дрожь. Ее всю трясло. Он собирается ее изнасиловать. Потом он ее убьет. Убьет он и своего подручного, в чем она не сомневалась. Но где-то в бездонных глубинах ее души, в тайных ее закоулках Кэтрин обнаружила комочек безумной надежды и от безысходного отчаяния ухватилась за нее. Потянуть время. Заморочить ему голову. Пусть говорит подальше. Кто-то должен прийти.

– Надеюсь, ваш сообщник успеет насладиться свалившимся ему на голову богатством, потому как дни его наверняка сочтены, – завела она разговор, – как, по-видимому, и мои.

Вост снова стиснул рукой ей грудь и приподнял ее вверх.

– Только после того, как ты меня усладишь своими прелестями, – буркнул он и легонько надавил лезвием ножа на ее·горло.

– Значит, вор, насильник и убийца? – буквально выплюнула она, сбрасывая с себя его руку.

Вост хохотнул ей в лицо и прихватил влажными губами мочку ее уха.

– Кэтрин, умоляй, чтобы я не сделал тебе больно. Очень советую. Я всегда заставлял Джулию сначала умолять меня. Думаю, ей, в конце концов, даже стало нравиться. Вот только ей не нравилось платить за мое молчание.

И, обхватив Кэтрин за талию, он притиснул ее еще сильнее к себе.

– Иди к черту! – выдохнула она, отчаянно стараясь высвободиться. – Я уже отдала твои письма полиции!

Вост снова коротко рассмеялся.

– Я тебе не верю. Уж очень ты дергаешься, дорогуша. Впрочем, мне даже нравится. Если будешь паинькой, я на несколько дней спрячу тебя в укромном месте. Подержу тебя там, пока ты мне не надоешь. А потом отошлю подальше ... Что ты скажешь о притонах Сан-Франциско?

– Нет!

Он провел ножом по ее шее и сделал движение рукой, как если бы ему захотелось перерезать ей горло.

– За такую молочно-белую кожу не жалко и небольшого состояния, верно? Особенно тому, кто полгода мотался по морским просторам и ничего, кроме волн, не видел. Загоревшие ребята будут по гроб жизни мне благодарны. Тебе ведь нравятся смуглые, верно? Уж лучше так, чем помереть.

– Негодяй, лучше убей меня! – воскликнула она. – Потом тебя все равно повесят. Мой конюх видел, как ты приехал. Он засвидетельствует.

И Нейт, вспомнила она. Нейт ведь наверняка его видел и, может быть, запомнил сам фаэтон ...

– Ты меня, похоже, начинаешь утомлять, – Вост притворно тяжело вздохнул, – тогда, боюсь, произойдет несчастный случай с фаэтоном, моя дорогая.

– У тебя все равно ничего не получится!

Вост продолжал говорить, не обращая внимания на ее слова.

– Ведь тебе вдруг понадобилось съездить за лентами, – откровенно издевался он; – Желание дамы – закон! Вперед! И поскорее! К несчастью, я потворствовал твоему желанию. Увы, экипаж перевернулся.

Нож почти любовно погладил ей горло.

– Какая шейка! Жаль, сломается она сразу. Потрясенный, я, конечно, сразу брошусь на помощь. Но, увы, окажется слишком поздно.

– Глупец, мой слуга тебя видел! Да кто тебе поверит, что ты ни при чем!

Вост откинул голову назад и расхохотался.

– Амелия – вот она поверит, – ответил он. – Простушки всегда готовы простить красавцу повесе что угодно. Она уже солгала полиции – и по своей собственной воле, между прочим, никто ее не принуждал, – чтобы спасти нас от позорного публичного скандала. Забавно, не правда ли? Что же до остальных, вроде неуклюжего ублюдка де Роуэна, – да, они будут подозревать. Только доказать ничего не смогут.

Кэтрин попыталась вывернуться из его рук.

– Ты разоришься!

– Вряд ли, дорогая. У папаши Амелии денег хватит на всех.

– Так вот зачем ты убил свою жену! – воскликнула Кэтрин.

Она сдержала нахлынувший порыв вырваться и броситься бежать куда глаза глядят. Но решила, что еще слишком рано. «Позже. Морочь ему голову. Пусть болтает, и подольше. Отвлекай внимание. И следи за ножом».

– Твоя жена, эта актриса, Нэнси ... Она ведь хотела тебя разоблачить, ведь так? До того как Амелия Лейн влюбилась в тебя, ты был всего лишь мелким шантажистом, каких везде пруд пруди, – зашептала Кэтрин. – Ты украл сапфир и убил свою жену, потому что знал, что, как только женишься на Амелии, Нэнси не преминет отомстить тебе сполна.

Вост непроизвольно стиснул ей грудь.

– Да, черт бы ее побрал! Ух и хитра же она была! Все улыбалась и желала мне счастья, стерва! Но я знал, что в ту самую минуту, когда Гарри с ней разведется – а он твердо собирался это сделать! – она начала бы меня шантажировать. Будь я проклят, если она не хранила в своем ящике свидетельство о нашем браке. Я рисковать не собираюсь. Ни теперь, ни тогда, когда заберу сапфир из тайника. Я с ней давно хотел разделаться. Толку от нее все равно не было никакого.

– Но она же была твоей женой! – воскликнула Кэтрин. – Ты же ее когда-то любил!

Вост злобно притянул ее к себе.

– Она была самодовольной шлюхой и больше никем! – прорычал он в ответ. – Она смылась из Бостона и ни слова мне не сказала! Окрутила придурка Сэндса и заставила на себе жениться. И вдобавок избавилась от моего ребенка – от дитяти своего законного мужа! – как будто считала выше своего достоинства выносить его!

Кажется, Кэтрин отыскала слабое место.

– Она... сохранила сувенир на память, запинаясь, проговорила она, – театральную афишу. А ты – Ричард. Ричард Вентор. Вы тогда последний раз сыграли вместе, так ведь? Нэнси не смогла пересилить себя и выбросить ее. Она тебя любила.

– Заткнись, великосветская стерва! – прорычал он.

Его рука снова накрыла ей рот. Он принялся что-то заталкивать ей в рот. Господи, носовой платок! Боже! Она отчаянно замотала головой, но бесполезно, и тогда она закричала криком, которого никто не услышал.

ГЛАВА 20

Пусть ваши враги чувствуют постоянство вашего негодования; ибо имеется разница между злым умыслом, который всегда неблагороден, и решительной самозащитой, которая всегда законна.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Вост поволок Кэтрин в глубину разросшихся рододендронов, подальше от дорожки. Он бросил ее лицом вниз на траву и уселся на нее верхом, больно вдавив в землю ее грудь и живот. Кэтрин уперлась сжатыми кулаками в дерн и попыталась извернуться и откатиться в сторону. Он рывком перевернул ее на спину и больно заехал локтем в висок.

– Вопи сколько душе угодно, миледи, – прошипел он, не обращая внимания на текущие у нее по щекам слезы, – никто тебя все равно не услышит. Меня ничем не разжалобишь. Не разжалобишь!

Он подмял ее под себя; кончик ножа больно колол ей шею чуть ниже уха. Свободной рукой он смял и задрал ей юбки. От прикосновения холодного воздуха к нагой коже она задрожала. По правде говоря, воздух ей показался не холодным, а просто обжигающе-ледяным. К горлу подступила тошнота. Вост немного приподнялся, и она почувствовала, как он нетерпеливо теребит свои брюки, спеша их расстегнуть. Кэтрин почувствовала, что еще немного – и ее просто вытошнит, и препятствовать рвотному позыву она не будет. Она должна драться за себя. Драться! Лучше умереть, чем позволить сотворить с собой то, что он собирался сделать. Она принялась извиваться, несколько раз безуспешно пыталась кричать, упираясь ладонями в землю, старалась приподняться и сбросить с себя насильника. А потом холодный кончик ножа впился ей в шею. Вост заворчал, приподнялся и начал оборачиваться, бросая взгляд себе за плечо. С его губ слетело что-то неразборчивое. Ругательство? Стон? Кэтрин так до конца и не поняла, потому что неясный звук внезапно оборвался.

Дикий грохот буквально оглушил Кэтрин. Тело ее дернулось и изогнулось в конвульсиях. Обожгла боль, жаркая и пронзающая. Но не у нее в горле. И не от ножа. Где-то еще. В глазах потемнело. Кэтрин попыталась собраться с мыслями. Попыталась вдохнуть. Ни то ни другое не получилось. Вокруг нее царила кошмарная какофония из рычания, хрипения и хруста, как если бы вокруг все врата ада распахнулись разом. Она смутно чувствовала, как кто-то или что-то стаскивает с нее Воста. Тут к ней подступила такая боль, которая затопила все и вся. Разверзлась угольно-черная воронка, и Кэтрин все быстрее и быстрее начало в нее затягивать. А потом пришли тьма и забвение.