– Убийство, по-видимому, совершено неизвестным или неизвестными? – поинтересовался министр.

– Может статься, все гораздо хуже.

Де Роуэн многозначительно посмотрел на Пиля:

– Похоже, некто – может, сам Сэндс – удушил ее милость.

Лицо Пиля приняло приличествующее случаю задумчивое и скучновато-печальное выражение.

– Я понимаю, – негромко согласился он. – Представляю, как леди Делакорт, сестра лорда Сэндса, будет убита горем. Как, впрочем, и наш общий друг Уолрейвен, по степени своего родства.

– Если все подтвердится, – неохотно согласился де Роуэн.

– Как – если! – с болью в голосе воскликнул Пиль. – Перед законом все равны, у нас нет права делать исключения ни для кого, в том числе и для наших друзей. – Он пронзил де Роуэна непреклонным взглядом. – Ведь я могу рассчитывать на ваше понимание своих обязанностей больше, чем на кого-либо еще, не так ли?

Де Роуэн не задержался с ответом:

– Если вы не очень осведомлены о происходящем, сэр, тогда для наведения порядка с коррупцией вы ошиблись с кандидатурой.

– Я о многом осведомлен, – тонко улыбнулся Пиль. – Если только я не ошибся в своих догадках, вам следует вести дело самостоятельно и поменьше доверяться неуклюжим попыткам вам помочь, включая людей с Боу-стрит. Я прав?

– К несчастью, да, – кивнул де Роуэн и горько улыбнулся про себя.

– Увы, не все в наших силах, – проговорил Пиль со страдальческим выражением лица. – Впрочем, я сказал главному судье, что в расследовании этого дела моими глазами и ушами будете вы. В любом случае там могут возникнуть весьма щекотливые ситуации, с которыми лучше вас никто не справится.

– Какие такие ситуации?

Пиль неопределенно пожал плечами.

– Некоторые весьма неохотно будут общаться с полицией Вестминстера, тем более со следственным отделом. Koe-кто сочтет такое общение ниже их аристократического достоинства? – резким тоном бесцеремонно спросил де Роуэн.

В глазах Пиля зажглись веселые огоньки.

– Поговорите с теми, кто не горит желанием связываться с полицией. Продвигайте расследование вперед, но действуйте осмотрительно и с осторожностью. Постарайтесь уберечь семейство от сплетен. Молите Бога, чтобы это было делом рук безумца, если же нет ... – Пиль покачал головой и, помолчав, добавил: – Констебли будут держать вас в курсе дела. Докладывайте мне каждый понедельник.

– Слушаюсь, сэр.

Пиль, наконец, откинулся на спинку кресла.

– Да, еще одно. Тот скандал со взятками. Насколько я понимаю, вы делаете успехи?

– Да, правда, – ответил де Роуэн, поднимаясь. – Как мы и подозревали, Брутер за взятки подчищает отчеты о тюремных проверках. Откровенно говоря, сэр, все может оказаться гораздо серьезнее. Скорее всего, здесь замешаны караульные и констебли.

– Хотелось бы мне удивиться, – поморщился Пиль.

Де Роуэн скупо усмехнулся и продолжал:

– Что же до Брутера, мы возьмем его, сэр, можете не сомневаться. Сегодня утром я снова подслушал его на очередной встрече в Гайд-парке. К несчастью, мне помешали обстоятельства. Там оказался случайный прохожий. Я предпочел не раскрываться.

– Не суть важно, – небрежно махнул рукой Пиль. – Это лишь вопрос времени. – Он чуть задумался и договорил: – Хорошая работа, де Роуэн. Впрочем, слежкой теперь займется кто-нибудь еще. У вас – расследование дела Сэндса.

Де Роуэн поднялся и, бросив взгляд на часы, висевшие на стене, проговорил:

– В таком случае сегодня после полудня я нанесу официальный визит лорду Сэндсу. Вчера он находился, скажем, в несколько растрепанных чувствах.

Пиль бросил на него испытующий и немного любопытный взгляд, облегченно вздохнул и с удовлетворенным видом откинулся на спинку кресла.

– Знаете, де Роуэн, я все больше и больше склоняюсь к мысли о том, что вы самый настоящий чертов фанатик, – задумчиво проговорил он. – Жаждете справедливости, как никто другой. Зачем, я признаюсь, не знаю. Но за вас я от всего сердца не устаю благодарить Господа, потому что вы – именно тот человек, в ком я так нуждаюсь, сейчас.

Смущенный донельзя, де Роуэн поклонился и направился к дверям. Он уже взялся за ручку, когда Пиль негромко его окликнул.

– Маленький вопрос, де Роуэн.

Де Роуэн со вздохом обернулся и вопросительно слегка приподнял брови.

Министр внутренних дел прищурился.

– У вас нижняя губа разбита. Смею надеяться, сегодня утром в парке вы ни с кем не повздорили?


Задремавшая Кэтрин проснулась с рыдающим всхлипом и рывком села на постели, толком не соображая, где, собственно говоря, она находится. Торопливо откинув назад упавшие на лицо волосы, она огляделась. В открытую дверь туалетной комнаты она увидела свой обширных размеров дорожный сундук с откинутой крышкой. Кэтрин не смогла сдержать вздох облегчения.

«Я в доме Кэма. Я в Лондоне».

Тыльной стороной ладони она вытерла заплаканные глаза. Взглянув на подушку, она увидела, что та мокрая. На душе стало печально и тяжело. Сквозь неплотно задвинутые шторы пробивались лучи полуденного солнца. Сколько же она проспала? Неясные обрывки приснившегося сна неумолимо ускользали из памяти, и Кэтрин отчего-то чувствовала непонятную грусть, как будто утрачивала нечто дорогое ее сердцу. Что такое ей приснилось? Память вдруг вернула почти что ускользнувшее воспоминание, и Кэтрин безотчетно прижала ладонь к губам.

Уилл! Господи, за все последние месяцы он ей приснился в первый раз. Схватив подушку, она зарылась в нее лицом. «Боже мой, Боже, прошу тебя, не надо больше таких снов!» Долгое время после смерти мужа она страшилась спать, потому что для нее сон превратился в адовы муки, воспоминания о его последнем в то утро поцелуе безжалостно преследовали ее ночь за ночью. Сны всякий раз начинались совершенно одинаково. Она наблюдала за собой как будто со стороны, как если бы это была не она, а кто-то другой, совсем ей посторонний. Она видела, как проходит в свою небольшую гостиную в главном особняке поместья Олдхэмптон, как отодвигает темно-зеленые портьеры и смотрит на затянувший все вокруг утренний туман. Потом она медленно поворачивается, чтобы улыбнуться Уиллу, который сидит за столом и пьет утренний кофе. Кэтрин слышит свой голос, слышит, как предупреждает его, упрашивает (но не умоляет, нет) остаться дома и скоротать день вдвоем у камина. Затем сквозь легкую дымку сновидения она слышит оглушительное эхо того ужасного выстрела, хотя на самом деле находилась слишком далеко от места трагедии, чтобы вообще что-нибудь расслышать. И предсмертные слова Уилла, которые он произносит слабеющим и каким-то булькающим голосом. Их-то она расслышала тогда более чем хорошо.

– Надо было послушаться тебя, Кэт, – задыхается Уилл. – О, Кэтрин!

Но в новом сне, от которого она разрыдалась, Уилл не произнес ни слова. Чувство домашнего очага и уюта тоже отсутствовало. Не было ни прогретой гостиной с утренним завтраком, ни дымящегося кофе. Был один лишь туман, причем не прохладная деревенская дымка, которая щекочет ноздри запахами перегноя и отсыревшей листвы, а жирные, с металлическим привкусом миазмы Лондона, липнущие к коже и забивающие ноздри невыносимой вонью.

Она слышала выстрел, видела, как прямо к ее ногам повалился Уилл, как его тело распростерлось на ковре опавших листьев. Вот только лица его она не могла разглядеть. Хуже того, в новом сне она увидела того, кто застрелил ее мужа. Худощавая, неясных очертаний фигура, закутанная в какие-то развевающиеся черные одежды. Человек стоял рядом с безжизненным телом Уилла, смотрел на его лицо, которое ей не дано увидеть, и легонько покачивал ружьем, которое уверенно сжимал в руке. Максимилиан де Роуэн?!

Господи, как же все перепуталось у нее в голове! Суть произошедшего все больше и больше ускользает от нее. Кэтрин рывком выпрямилась, прижала ладони к вискам и крепко зажмурилась. Подожди-ка, напомнила она сама себе, ведь все случилось во время охоты; в Уилла попал выстрелом из ружья один из его приятелей. Такой же жизнерадостный сквайр-провинциал, как и сам Уилл, а вовсе не высокая, зловещего вида фигура в черных одеяниях. Тогда еще стояла жуткая погода. Спаниели бросились врассыпную по густому кустарнику, крики загонщиков затерялись в густом тумане. Произошел несчастный случай. Не более чем злополучная случайность! Следует забыть о мистере де Роуэне. Видеться с ним еще раз ей незачем. Он полицейский, а даже Кэтрин понимала, что полицейские не вхожи в лондонский высший свет.

Внезапно кто-то отрывисто и громко забарабанил в дверь ее спальни. Кэтрин сразу поняла, что это не прислуга. Она спокойно села на кровати, оперлась спиной о подушки, расправила юбки и только потом пригласила войти стучавшего.

К ее радости, в проеме широко распахнувшейся двери возникла широкоплечая коренастая фигура младшего брата.

– Бентли! – воскликнула Кэтрин, мигом соскакивая с кровати.

Тот, все такой же по-ребячески развязный, с широкой улыбкой шагнул в комнату, устремился навстречу сестре и, поймав ее в свои широко расставленные руки, заключил в объятия и закружил по комнате.

– Клянусь Богом, да это же Кэт! Неужто сестрица пожаловала в город? – весело выговорил он наконец, с осторожностью опуская молодую женщину на пол. – Каким ветром тебя сюда занесло? Когда приехала?

– Бентли! Где ты был?

– Ох, моя дорогая, сама знаешь – то там, то сям. – Он слегка отстранил от себя сестру и вгляделся в ее лицо. – Что за сырость ты развела, Кэт? – Бентли протянул руку и осторожно провел подушечкой большого пальца по левой щеке сестры. – Что с тобой происходит?

Кэт смущенно опустила взгляд и с преувеличенным вниманием принялась разглядывать неряшливо повязанный галстук брата. По правде говоря, вид у Бентли был весьма неопрятный.

– Ничего особенного, просто разболелась голова, – тихо выговорила она.

– Черта с два! – проворчал Бентли и, исполненный решимости, протопал к кровати, мягко, но решительно увлекая за собой Кэтрин. – От головной боли глаза у женщины такими не бывают. Где твоя горничная?