Она посмотрела на разорванный рукав своего черного платья, не в силах дождаться, когда вместе со шляпкой и ненавистной вуалью сбросит с себя этот траурный шелк. Господи, как она ненавидит черное!

Она почти дошла до двери в свое убежище, когда снизу, из холла, ее заметила Жанетт.

— Дорогая, что случилось? У тебя вид, словно у кошки, которая подралась с уличным псом!

Француженка почти взбежала по лестнице и, бесцеремонно развернув Амбер к себе лицом, стала оглядывать подругу.

Покорившись судьбе, Амбер вздохнула и ответила:

— Входи. Я все объясню, пока Бонни готовит ванну.

Пока горничная наполняла ванну теплой водой, Амбер вкратце описала, что с ними произошло, не забыв упомянуть, что в самом скором времени прибудет Клайд Дайер, чтобы допросить пленника и начать полноценное расследование. Казалось, что веснушки на побледневшем лице Бонни, сновавшей с кувшинами и невольно прислушивавшейся к рассказу Амбер, становятся все ярче и крупнее.

Жанетт нахмурилась, стараясь оставаться спокойной:

— Посмотрим, что скажет это животное.

Амбер вздохнула:

— Подозреваю, что за всем этим стоит Истхем, но думаю, что наш пленник в лучшем случае знает лишь посредника, который заплатил за мое похищение.

— Пожалуй, с этого стоит начать — нужно найти посредника. Но гораздо разумнее было бы отправиться прямо в Нортумберленд, — ответила Жанетт.

Амбер сбросила халат и шагнула в ванну. С наслаждением погрузившись в воду, она глубоко вздохнула и посмотрела на подругу:

— Нет! Грейс несколько раз предпринимала подобные попытки, но ты знаешь, чем все это закончилось. Один человек был убит, а двое других чудом остались живы. В своих руках маркиз, как в клещах, держит всю округу. Чужаку там никто и словечка не скажет, а сам Вулфс-Гейт практически неприступен.

Жанетт презрительно фыркнула:

— Дюжина мужчин не сравнится с одной женщиной… если эта женщина я. — Амбер протестующе вскинула руку, но подруга не дала ей заговорить. — Ты же знаешь, что после того, как узурпатор погубил мою семью, я, по сути, стала шпионкой. Несколько лет я работала на ваше правительство и ухитрилась уцелеть, согласись, это было непросто.

— О, я все помню: ты спасла мне жизнь и помогла спастись от фликов Наполеона, но ведь ты француженка, и дело было во Франции…

— Я и буду француженкой… в Нортумберленде. Я — как это у вас говорится — буду хорошо смотреться на диком севере. Графиня де Сент-Эмильон, сбежавшая из бонапартистской Франции, спасшая все свои драгоценности и теперь желающая лишь тихой, спокойной жизни…

Амбер увидела, как глаза Жанетт вспыхнули жестким, расчетливым светом. В период диктатуры Наполеона подруга потеряла все, и выжить ей удалось лишь благодаря своему уму и сообразительности. Понимая, что возражать бесполезно, Амбер тем не менее попыталась это сделать:

— Это слишком опасно, Жани.

Жанетт лишь отмахнулась в истинно французской манере:

— Не опаснее, чем переходить Пиккадилли в четыре часа пополудни. Через две недели я скажу тебе, как нам разобраться с этим дьяволом… раз и навсегда. — Она улыбнулась Амбер. — Думаю, Грейс с радостью предоставит свои бриллианты для моей шарады.

С этими словами она развернулась и оставила Амбер сидеть в остывающей ванне.

В тот же вечер «графиня» в элегантном экипаже выехала в Нортумберленд на рекогносцировку. Подруги из «Дома грез» снабдили ее нарядами от лучших портных Лондона, а Грейс, как и рассчитывала Жанетт, вручила ей небольшой ларец с львиной долей своих драгоценностей. Ее сопровождали четверо преданных слуг, два ветерана и двое эмигрантов, которых француженка устроила на работу в «Дом грез».

Близилась полночь. Роб сидел в своем кабинете, восстанавливая силы бокалом коньяка. Каким ужасным оказался этот день! Целый час он провел на Боу-стрит, давая объяснения по поводу убитого разбойника. Дело пошло быстрее, когда прибыл Клайд Дайер, он с уважением отнесся к титулу Баррингтона: как только граф подписал некоторые бумаги для судьи, ему позволили уехать домой. Сыщик опознал в убитом печально известного преступника из паба в Севен-Дайалс, который возглавлял банду пользующихся самой дурной славой воров и убийц.

После того как Роб шепнул сыщику, что в этом замешана Леди Фантазия, они вместе отправились в Сент-Джонз-Вуд.

В течение нескольких часов они допрашивали плененного головореза, но выяснили лишь то, что он никогда не видел человека, который нанял банду.

После допроса Дайер забрал похитителя в участок, а Баррингтон вернулся в свой особняк, чтобы привести себя в порядок и подготовиться к своей полуночной встрече с Габи.

Роб так и не смог задать вопросы Леди Фантазии. Он был уверен, что она знает, кто стоит за этими попытками похищения, и именно поэтому всегда скрывает свое лицо, никогда не выходит из дома без вооруженной охраны и носит в своей сумочке пистолет.

Роберт допил свой коньяк и поклялся, что непременно найдет и накажет злодея, который ее преследует. Возможно, Габи что-то известно об этом. «Здесь нужно действовать осторожно», — пробормотал он себе под нос. Расспрашивать Габриелл о женщине, которая спасла ее от нищеты, было бы не совсем удобно.

Вообще он преуспел во всем, что касается неудобств — как теперь разобраться в своих чувствах к Габи, к Фантазии… к леди Оберли, которая невольно оказалась вовлеченной в эту круговерть эмоций и приключений? Ему давно уже начало казаться, что они с баронессой не подходят друг другу.

Пока он давал объяснения на Боу-стрит, Верити прислала записку, в которой писала, что она получила огромное удовольствие от его блистательной речи, хотя и не очень поняла, почему его так беспокоят судьбы, как она выразилась, «этого криминального сброда». Леди Оберли и ее отец уехали, даже не дослушав его выступления.

— О чем же мы будем говорить с ней, когда тема Элджина окажется исчерпанной? — обращаясь в пустоту, задал Роберт риторический вопрос.

Он в сердцах скомкал записку и бросил ее на письменный стол.

Пока лошади неспешной рысцой несли его экипаж к «Дому грез», Роберт решил все-таки поговорить с Габи. Возможно, дело в темноте… или в том, что это происходило после занятий любовью — какова бы ни была причина, но с ней он всегда чувствовал себя непринужденно и без малейшего смущения рассказывал о самом сокровенном. Никто, даже его горячо любимая матушка и сестры, не знали о том, сколь неудачно и даже драматично сложился его брак. А его нынешняя жизнь? И мать, и сестры, будучи женщинами глубоко религиозными и высоко ценящими истинную добродетель, пришли бы в ужас, если б узнали, как и где он вот уже несколько недель проводит свои ночи.

— Они бы стерли колени, молясь за меня, — прошептал он.

Как ни странно, но чувство вины, охватившее его, когда он впервые переступил порог «Дома грез», осталось в прошлом. Так о чем еще стоит спросить Габи?

Графу был нужен совет, а Амбер нуждалась в передышке. В том, что могло начисто смыть перипетии последних дней, и она понимала, что отвлечь ее может только ночь страсти в объятиях Роберта Баррингтона. Прошлое уже давно висело над ее головой как Дамоклов меч, и вот теперь он всей своей тяжестью обрушился на нее. Теперь ее самая близкая подруга будет рисковать жизнью, отправившись в логово зверя.

При одном только воспоминании о сером и уродливом, как тюрьма, замке Истхема Амбер содрогнулась, а ведь есть еще и сам маркиз — грубое, безжалостное и невообразимо порочное животное.

Амбер попыталась убедить себя, что никто не способен позаботиться о себе лучше, чем Жанетт Клодин Бориваж — единственная оставшаяся в живых дочь барона Рошмона. В свое время Грейс не раз заверяла ее в этом.

Амбер нужна была эта ночь беззаботного удовольствия в объятиях своего любовника, чтобы отвлечься от бесполезных размышлений. Но что ее ждет, когда он уйдет? Какую горькую цену ей придется заплатить за эти свидания?

Отбросив эту мысль, она выскользнула из своего платья и бросила его на стул в маленькой гардеробной. Свеча в их спальне была погашена. Тихо открыв дверь, Амбер вошла в комнату и направилась к кровати.

— Роб, — позвала она едва слышно.

— Я здесь, Габи. — Он сел на край кровати и протянул к ней руки. — Твоя кожа словно шелк, — выдохнул он, покрывая легкими поцелуями ее живот и нежно поглаживая тугие округлые ягодицы.

Кончиком языка он описал кружок вокруг пупка, Амбер задохнулась от удовольствия, откинулась назад и, охватив руками его голову, запустила пальцы в его волосы. Даже в темноте она видела перед собой его лицо и тело, которые навсегда запечатлелись в ее памяти.

— Габи, Габи, — шептал он ее имя, увлекая на широкую мягкую постель.

Оказавшись поверх Роберта, Амбер уткнулась лицом в его шею и стала покрывать ее поцелуями, в то время как он: умелыми пальцами ласкал нежные изгибы ее спины.

— Как искусны крылья твоей бабочки, мой майор, — прошептала она.

— У меня была прекрасная наставница, — ответил он и, перекатившись вместе с ней на бок, посмотрел в лицо Амбер.

Когда он обхватил ладонями ее грудь и стал поглаживать большими пальцами соски, она охнула. Сначала одна грудь, потом другая. Роберт сжимал, мял, ласкал их, а она изгибалась и извивалась, зажав его твердый член своими бедрами. Лоно Амбер увлажнилось, и она с нетерпением ждала, когда он войдет в нее и поднимет на вершину неописуемого блаженства, но у Роба возникли другие мысли.

Роберт перекатился через нее, приподнялся на локтях и обхватил лицо Амбер своими ладонями. Он потерся носом о ее нос, потом прижался губами к ее ресницам и пробормотал:

— Какие у тебя густые и длинные ресницы! — Он поцеловал ее в лоб. — И лоб у тебя высокий и благородный.

Когда его губы коснулись ее висков, он прошептал:

— Я чувствую, как пульсирует твоя кровь. — Его губы скользнули по ее скулам. — Какие высокие изящные скулы! Ты само совершенство, моя милая Габи. Как же я жажду увидеть тебя.