— Нет, мадам, я просто не хотел быть излишне назойливым. Тем более что находился в Италии, где навещал старого друга.

Клод сделала жест рукой, чтобы он не оправдывался, и стала разливать вино в бокалы.

— Тебя кто-нибудь сопровождал во время путешествия?

— Клод, клянусь честью, ты хочешь выведать, есть ли у меня любовница.

— Ха, это я уже знаю.

Блэйд отпил немного вина, стремясь скрыть свою настороженность. Чтобы отвлечь внимание Клод, он провел языком по верхней губе, и, когда ее взгляд остановился на его губах, произнес:

— Ты так хорошо осведомлена о моих пристрастиях?

— Весь двор знает о твоих привычках. Мои друзья придумали новую игру, выслеживая светских дам и их любовников. Виконт де Талларт побился об заклад, что через три месяца ты бросишь Луизу Сен-Мишель ради Марии де Бурбон. Но я спутала ему все карты.

— Значит, я что-то вроде негласного участника в вашей игре?

Клод поставила бокал и коснулась рукой его щеки.

— Нет, моя радость, ты — самый ценный приз.

Она подтолкнула Блэйда к кровати, бросившись туда же сама, и притянула мужчину к себе. Он пробыл в ее постели до поздней ночи. И только когда комната погрузилась во тьму и лишь от тлеющих угольков шел слабый, красноватый свет, Блэйд поднялся, закутавшись в шелковое покрывало, подошел к камину и устремил свой взгляд на мерцающие угли.

Он не в первый раз приносил свое тело в жертву королеве и стране, но никогда раньше не испытывал подобного упадка душевных сил, как сейчас. Первое время его возбуждали интрига и новизна ощущений, Но затем эта сторона его миссии стала все больше угнетать его. Заниматься любовью, не питая при этом никаких чувств, — тяжелое испытание. Все больше И больше он ощущал, что его тело отделяется от него, становится просто инструментом.

Его жаждали многие дамы, приближенные ко двору французского короля, впрочем, как и некоторые мужчины. Каждая женщина, которая ему отдавалась, в его сознании также превращалась в некое подобие инструмента, даже в большей степени, чем он сам, хотя, безусловно, никто не догадывался о его сокровенных мыслях. Так или иначе, с наступлением Нового года он остро почувствовал потребность в чем-то большем. Он не мог бы сказать конкретно, чего он желал, но чувство неудовлетворенности, недовольства собой постоянно мучило и терзало его

Блэйд взглянул на кровать; Клод по-прежнему спала. Через несколько дней он попытается разговорить ее-это будет выглядеть обычной светской болтовней, — чтобы выяснить кое-что относительно Шарля де Гиза-кардинала Лотарингии, приходившегося дядей Марии Стюарт — нынешней королеве Шотландии. Его друг — Кристиан де Риверс — и Сесил, государственный секретарь королевы Елизаветы, недооценивали возможности кардинала вмешиваться во внутренние дела Англии. Блэйд знал больше них. Шпионы кардинала заполонили дворы всех европейских монархов. Даже будучи занятым преследованием французских протестантов и попытками установить контроль над малолетним королем Франции, кардинал не оставлял мысли усадить на английский трон свою племянницу.

Ни Кристиан, ни Сесил не знали в полной мере Шарля де Гиза. Блэйд сразу понял, что это за человек, когда увидел его смеющимся на публичной казни сжигаемого заживо протестанта-еретика. Кардинал сочетал в себе фанатическую приверженность католицизму и неистребимую жажду власти. Елизавета считала, что стремление кардинала лишить власти Екатерину Медичи, мать французской королевы, а также религиозные распри во Франции надолго отвлекут де Гизов от вмешательства в английские дела.

Но Блэйд знал, что одним из искушений, которое кардинал не мог преодолеть, было желание видеть свою родственницу властительницей Шотландии и Англии одновременно: он постоянно внушал племяннице, что корона Англии по праву принадлежит ей как племяннице Генриха VIII. На банкете в честь посла английской королевы кардинал беседовал со многими гостями из Англии, после чего Блэйд стал проявлять особую осторожность.

Одеяло зашевелилось, и над ним показалась светловолосая головка.

— Николас?

— Иду.

Он проскользнул под одеяло. Клод начала гладить его грудь, плечи и все тело, особенно задержавшись на упругих ягодицах. Он с трудом сдерживался, чтобы не оттолкнуть ее. Наконец она, покончив с ласками, уселась на него верхом и, скрестив руки на груди, расплылась в улыбке.

— Мне очень хорошо с тобой. Я отбила тебя у Луизы Сен-Мишелъ и получила такое удовольствие, о каком и не мечтала. Виконт будет в бешенстве. — Клод рассмеялась.

Блэйд стряхнул ее с себя и попытался освободиться из опутавших его простыней. Протестующе взвизгнув, Клод вновь притянула его к себе.

— Тебе не нравится?

— Не люблю, когда со мной обращаются как с игрушкой, которой хвастаются перед друзьями.

— О бедный мальчик. Я уязвила твою гордость. Тебе разве не льстит, что многие добиваются твоего внимания? Виконт отдал бы часть своего состояния, чтобы оказаться на моем месте.

Блэйд пристально посмотрел на нее.

— Надеюсь, ты не пригласила его.

— Конечно, нет.

— И никого другого?

— Нет. Не хочу делить тебя с кем-либо еще. Но ты же знаешь двор. Даже кардинал насмехается над моей слабостью к тебе.

Блэйд постарался сохранить невозмутимость.

— А что ему известно? Мне не приходилось с ним встречаться.

— Две недели назад я с ним серьезно поругалась Он посмел оставить меня одну в постели лишь для того, чтобы усесться писать письма. — Клод шлепнула Блэйда по груди. — Писать письма! Я сказала, что он, видимо, недостаточно потрудился, если в силах взяться за перо. Он рассвирепел. Его лицо стало багровым, он шипел, как подгоревший пудинг.

— Я не верю тебе. Кардинал? Боже праведный, Клод, ты хочешь придать себе вес, причисляя к своим любовникам такого влиятельного человека, — Блэйд покосился на нее.

— Вовсе нет. Он на самом деле мой любовник.

— Святая дева Мария, этого не может быть!

Клод выпрямилась и немигающим взглядом уставилась на него.

— Это правда! Можешь спросить у виконта или у своей глупой Сен-Мишель.

— Это вряд ли возможно. Я же не могу спрашивать у людей, что они знают о любовницах кардинала.

— Хорошо. Тогда я докажу тебе это иначе, по-другому. Я видела письма, которые он писал.

Вытянув руки и позевывая, Блэйд покачал головой.

— Ты можешь сочинить любую небылицу и сказать, что прочла это в письме кардинала.

— А вот и нет. Письмо было очень странным. Его необычность станет моим доказательством, так как речь в нем идет о давнишних временах и о событиях, не имеющих отношения к Франции.

— Скажи-ка лучше, чтобы принесли поесть. — Блэйд приподнялся, чтобы соскочить с кровати.

Клод схватила его за плечо.

— Ты не получишь еды до тех пор, пока не признаешь, что я достаточно красива, чтобы заполучить кардинала Лоранского.

— Лучше вставай, — сказал Блэйд.

Она слегка шлепнула его по щеке, и он сморщился. — Ну хорошо, расскажи об этом загадочном письме. Может, я и поверю тебе.

— О, оно было очень странным. Кардинал писал кому-то о старом английском короле Генрихе. Просил выяснить все, что касается второй жены Генриха. Как ее звали? Кажется, Анной? Просил разузнать что можно о мужчине, с которым она была до того, как стала королевой. Его тоже звали Генрихом. Представь себе, кардинал Лоранский хочет выяснить, имела ли покойная королева возлюбленного.

Блэйд промолчал, позволив Клод вновь увлечь себя в постель. Она снова принялась тискать его.

— Ты слушаешь?

— О чем ты?

— Я спрашиваю, ты веришь моим словам?

— Возможно. История и впрямь какая-то странная. Думаю, сама ты не могла бы сочинить ничего подобного.

Клод продолжала щебетать о том, как она предстанет перед виконтом и сообщит о своей победе.

Никогда прежде Блэйду не приходилось вести свою партию так осторожно и тонко, как в последующие несколько дней. Уехать раньше времени означало вызвать возмущение Клод. Он не считал ее достаточно умной, чтобы она могла догадаться о причине, вызвавшей его внезапный отъезд. Однако он не мог и подвергать себя риску пробудить любопытство кардинала, который, безусловно, следил за действиями Клод, как и за действиями многих других в этой стране.

В результате прошло две недели, прежде чем он смог покинуть болтушку Клод и отправиться в Париж. Только благополучно добравшись до своего городского дома, он наконец-то почувствовал себя в безопасности, позвал Рене — тот распаковывал его багаж.

Развалившись на стуле, Блэйд вытянул ноги, скорчив гримасу от боли в мышцах, затекших от многодневного пребывания в седле. Когда Рене вошел, Блэйд сидел, зажмурив веки от яркого солнечного света, льющегося из окна.

— Месье.

Блэйд открыл глаза и сделал знак рукой.

— Мы отправляемся ночью в Кале, — устало проговорил Блэйд. — Приготовь мою дорожную одежду и немного еды. Я должен попасть в Лондон как можно скорее. Сообщи всем, что зиму я проведу в загородном доме.

— Но мы же только что…

Блэйд посмотрел на Рене.

— Я позабочусь об этом.

Менее чем через неделю Блэйд уже поднимался на палубу речного суденышка, стоящего у лондонской пристани, — оно должно было доставить его ко дворцу королевы в Уайт-Холле. Когда он добрался до дворца, солнце уже садилось. Блэйд направился не к воротам королевской резиденции, а в близлежащую таверну, предварительно отослав Рене с особым поручением. Затем поднялся в комнату для гостей, растянулся на кровати и погрузился в сон. Но спал он меньше минуты.

«Лишь с колыбельной можно забыться, лишь с колыбельной можно уснуть…»

Звук голоса заставил Блэйда схватиться за кинжал, который он предусмотрительно положил на подушку, и резко повернуться. Тот, кто вошел к нему в комнату и теперь, сидя у изголовья, напевал у него над ухом, даже не шелохнулся, хотя острие кинжала коснулось его шеи.

— Вижу, ты такой же кровожадный, как и прежде, старина.