– Никакого совета, мама. Завтра утром мы отправимся в банк с папой…

– Ссуду брал Питер, – перебивает меня, обходя и поднимаясь по лестнице.

– Значит, Питер пойдёт со мной, – говорю ей в спину.

– Не думай об этом, я просто рада, что моя девочка дома. Доброй ночи, Энджел, – оборачивается, посылая мне воздушный поцелуй, и закрывает дверь.

Вздыхаю, падая на кушетку. Главное, что папа сегодня здоров и операция помогла. А деньги мы найдём, придётся отыскать здесь интернет-кафе и разослать своё резюме хотя бы по Лондону. Везде, где я пригожусь, буду работать. Я улетела, чтобы получить образование, и теперь должна отплатить своим родителям за доброту, за понимание моих желаний и возможность быть образованной. Никто из нашей семьи не оканчивал университет, только школу и колледж. И то Питер и Фрэнк окончили колледж, Айзек решил, что ему и так хорошо. У нас маленький городок, а ехать в Лондон дорого. Мы живём здесь обособленно, и все друг друга знают. Хотя у отца есть своя слесарная мастерская. Отчего же так всё плохо?

Из-за смены часового пояса не могу уснуть, да и проголодалась. Под моими шагами раздаётся скрип, иду на носочках и выглядываю в коридор. В доме темно, значит, все спят. Вхожу в гостиную и не вижу брата, только разбросанные постельные принадлежности. Иду на кухню, наливая себе горячий чай, замечаю движение за окном. Отставив кружку, быстро набрасываю на себя свой пуховик и влезаю в угги, выходя на улицу. Никого, наверное, показалось. Запахиваю пуховик и вдыхаю морозный воздух. Сколько снега здесь, как в сказке. Забылось, насколько громко и приятно он хрустит под ногами. Улыбаюсь, ходя кругами и слушая приятную музыку зимы.

– И чего ты не спишь? – Раздаётся голос брата.

Оборачиваюсь, встречаясь с Айзеком, несущим дрова и укладывающим их на порог.

– Не знаю. Проголодалась, да и время… пока не привыкла, – пожимаю плечами, подходя к нему и отряхивая сапоги от снега.

– До сих пор здесь качели, – указывая на витиеватое сооружение, подхожу к нему.

– Да, дети пару раз с корнем отрывали прутья, но отец чинил, ведь ты их так любила, – облокотившись о перила, отвечает брат.

– Папа, – улыбаюсь, садясь на них и накрывая ноги холодным пледом.

– Ты не изменилась, Энджел. Мы ожидали встретить дамочку на каблуках, каких показывают по телевизору. А ты такая же, как и раньше, – смеётся Айзек, садясь рядом со мной на качели.

– От них сильно устают ноги, да и быстро идти в них невозможно, тем более по снегу. Я практичная, – пожимаю плечами.

Молчим, а раньше мы болтали без умолку. Делились всем, а эти пять лет словно преграда. Боимся друг друга и это печалит меня.

– Айзек?

– Да, – поворачивается ко мне, являя милые ямочки на щеках.

– Скажи, насколько плохи наши дела? – Решаюсь задать ему этот вопрос. Он никогда не лгал мне, иногда я обижалась на его правду, но сейчас она необходима.

Отворачивается, играя скулами на лице.

– Очень плохи. Отец закрыл мастерскую два года назад. Ему подыскать работу очень сложно, и когда он нашёл её, то разгружал корабли, что приходят иногда в порт, поскользнулся и сломал ногу. Нам сразу сказали – необходима операция, а у нас таких хирургов нет. Но он думал, что всё обойдётся. Ни черта не вышло. Они взяли ссуду на десять тысяч. Дорогостоящее лечение в Лондоне, а ему необходимо было сделать две операции, поставить какие-то железки в ногу и пролежать там две недели. И то тянули они долго, пока Питер не настоял и не заставил их поехать туда. Теперь мы выплачиваем её.

– Мама сказала, что пять, – недоуменно говорю я, пряча руки под пледом.

– Она хочет, чтобы ты думала – мы живём хорошо. То, что присылала, ушло на ремонт дома, да и крышу не заменили, она течёт. Сделали пристройку, ведь всё семейство Эллингтонов должно жить под одной крышей. И никак иначе. Традиция. Но нас слишком много, дом скоро просто лопнет от всех нас, – встаёт, упираясь ладонями в перила.

– И ты зол, да? – Тихо произношу я, поднимаясь с качели и подходя к нему.

– Нет, Энджел, может быть, и да. Просто не понимаю, почему братья не могут купить себе дом рядом. У нас не такие высокие цены, да и раньше зарабатывали они прилично. Я так хотел уехать, как ты. Хотел получить образование, но знал, что без меня они тут в эльфов превратятся и будут питаться воздухом. Ты же знаешь отца, да и Фрэнк недалеко ушёл. Потомство – вот признак настоящего мужчины и счастья. Но посмотри на них, Эндж, они ютятся в комнатушках и спят по трое, зато все вместе, – поворачивает ко мне голову и вижу в его голубых глазах несоразмерную печаль.

– Милый мой, они счастливы от этого. Так позволь им выбирать то, что они хотят. Мы все выросли, и каждый из нас сам знает, чего он хочет. И ты волен уехать, как только я разберусь и найду работу… ох, – жмурюсь, понимая, что выдала себя.

– Ты что? – Повышает голос брат.

– Тише, Айзек, пожалуйста, тише, – прошу его, распахивая глаза, умоляюще смотря на него, а затем прислушиваюсь, лишь бы никто не проснулся.

– Ты потеряла работу, Энджел? Но почему? Тебя уволили? – Свистящим шёпотом спрашивает он.

– Да. По прилёте в Лондон прочитала письмо, но мне заплатили гонорар за два месяца. Сейчас у меня на счету чуть больше тысячи долларов, и мне надо перевести их в фунты. Я отдам их, найду что-нибудь. Это ничего, Айзек, – уверяю его, улыбаясь от своих слов.

– Боже, сестрёнка. Почему тебя уволили? – Вздыхает он, сочувственно гладя меня по волосам.

– Сокращение, но я уверена, что следующее место будет лучше. И я приняла решение не возвращаться в Америку, возможно, сама судьба мне подсказывает, что моё место не там.

– Ты до сих пор веришь в судьбу? – Изумляется он.

– Да, я верю. Верю в то, что для каждого из нас предначертан свой путь. И мой лежал домой. Нет, я не планирую здесь оставаться, буду искать место в Лондоне. Как только всё наладится, ты приедешь ко мне и пойдёшь учиться.

– Это лишь мечты, Энджел. Да я уже не в том возрасте, чтобы быть студентом, – усмехается он, отворачиваясь от меня.

– Брось, тебе всего двадцать семь. Мечтам свойственно сбываться, Айзек, надо просто сильно-сильно хотеть этого, – кладу руку на его плечо.

– Ты слишком добра к этому миру, сестрёнка. Он не заслуживает этого, – похлопывает меня по руке.

– Каждый заслуживает доброты, чтобы он не сделал. Возможно, именно этого им и недостаёт. А со ссудой мы разберёмся, я хотела бы посмотреть документы и понять, какой у вас сейчас бюджет. Мама рассказала, что замок снова принимает гостей.

– Да, хоть тут повезло. Там каждый день требуется всё больше и больше работников. Лорд Марлоу вернулся в замок год назад, когда его сын погиб. Автокатастрофа, так говорят, сорвался с обрыва здесь недалеко. Это место было последним, где жил его сын. Он очень любил его, раз так сильно переживает потерю. Запретил сдавать комнаты и закрыл его.

– Какой ужас, – шепчу я.

– Это да, многие из наших остались на улице, едва сводили концы с концами, когда иностранцы у нас шиковали. Ты же знаешь, как мы не любим чужаков. Город снова опустел, и мы вздохнули отчасти спокойно, пока не вернулась его жена. Леди Марлоу. Это она придумала превратить замок в гостиницу, а сама вроде как путешествовала, да и за этот год только проверяла финансовые отчёты, оставаясь тут на пару-тройку дней.

– Невероятно, настоящие лорд и леди, – улыбаюсь я.

– Она отвратительная, – кривится брат.

– Айзек! Нельзя так говорить, – не могу сдержать улыбки, но всё же возмущаюсь, ударяя его легко по спине.

– Правда, Энджел. Она такая надменная, как и её сын. Прямо королева сама, всё ей не так, всё ей не нравится. То холодно, то дровами воняет, то пальчик испачкала. Я работаю там шофёром, иногда помогаю разгружать коробки с едой и прочей ерундой. И видел её несколько раз, когда отвозил до аэропорта в Йорк, у неё личный вертолёт, видите ли, до Лондона она не путешествует, как все люди. Она даже не здоровается, а мы, как идиоты, выстраиваемся, встречая её, бросая все свои дела, – уязвлено жалуется он.

– Она ведь леди, её этому обучали. А мы простые люди, братик.

– А её сын. Петух.

– Айзек!

– Нет, он не петух, он похож на дьявола или чёрта. Его так и называют Дьявол.

– Айзек! – Уже в голос смеюсь я.

– У него глаза чёрные-чёрные, даже зрачков не видно, как говорит, Лилиан. Она убирает в хозяйских спальнях. Ни разу не проронил ни слова, только жестами указывает пойти вон. Весь в мать, и сам он ходит постоянно во всём чёрном. Ему бы ещё косу и точно на Хеллоуин детей, да и взрослых, пугать.

– Ты преувеличиваешь, – мотаю головой.

– Ни капли. Они все там такие. И его будущая жена, бывшая невеста его брата, принцесса. Не дай бог, маникюр испортит, взяв серебряную ложечку, а не золотую. Дочь у неё такая же. От неё все няни сбежали, она даже нашу Донну до слёз довела. Сучка малолетняя, а ей всего семь! – Продолжает возмущения брат.

– Не ругайся, Айзек, – прошу его, кривясь на крепкое словцо.

– А иначе и не скажешь. Не замок, а кладбище. Всегда тихо и уныло. Знаешь, как они собираются украшать его?

– Как? – С интересом спрашиваю я.

– Никак. Вообще, никак. Они ни разу не украшали его, как делал это Энтони. Вот он был человек праздник. Ты не помнишь его, наверное…

– Помню, что был мужчина, которого мама упоминала в письмах. Он подарки делал каждой семье, и устраивал весёлые гулянья, – перебиваю его, хмурясь и пытаясь ещё припомнить, что рассказывали родители.

– Да. Он был крутой! И никто не знал, что он помолвлен и у него есть дочь. Да он кутил с любой незамужней девицей в округе. Классный мужик был, а эти все унылые.

– Платят там хорошо? – Спрашиваю я, чувствуя, как кончик носа замёрз.

– Приличней, чем на фабрике. Но берут в основном молодых, только Джефферсон из престарелых.

– Джефферсон? – Изумляюсь я. – Помню, что он разрешал мне кататься на его пони. Хороший он.