– Да, наверное, тяжело. Раньше я не замечала этого, а сейчас вижу. Отец сделал пристройку и там живёт сестра с мужем. Но родители любят, чтобы все их дети были вместе. Так было всегда. Все поколения, – перевожу взгляд на огонь, только бы на него не смотреть.

– Надо же какая сплочённость, – насмешка явно слышна и это укалывает внутри.

– Вам её не хватает, – замечаю я, находя в себе силы посмотреть в его глаза.

– Она мне и не нужна. У меня есть всё, а семья – это временное явление. Члены семьи имеют свойство умирать, – так спокойно произносит это, даже ни один мускул не дрогнул от упоминания трагедии.

У нас нет ни единой темы, на которую можно говорить сейчас. Ведь для меня это всё иначе, а у него всё же сердце изо льда и не растопить его никому.

– Венди вчера понравилось на ярмарке, и она захотела ёлку, – всё же делаю попытку, вновь начиная разговор.

– Дети многого хотят, но это не означает немедленное исполнений их желаний, – садится ровнее.

– Но это могло бы принести сюда хотя бы немного праздника. Ведь скоро свадьба и это невероятно красиво, когда такое место украшено, а ёлка имеет центральное место в этом зале. Неужели, вы не хотите ни капли почувствовать приближение праздника? – Удивляюсь я.

– Вы слишком много значения придаёте такой мелочи, Анжелина, – от его резкого ответа я даже вздрагиваю. Быстро поднимается на ноги и уходит широким шагом из зала, оставляя меня в недоумении.

Как же жаль, что такой мужчина не может быть настоящим. Ведь видела другого, там, в снегу. Улыбающегося, живого и от которого теряется дыхание. А сейчас он тот, кого я узнала в первый раз. Возможно, этот замок тоже имеет свою магию, превращая людей в существ, скрывающих себя.

Качаю головой от своих мыслей, поднимая с пола поднос, и возвращая его на столик.

– Я приношу свои извинения за моё поведение, – неожиданно шёпот раздаётся прямо позади меня. Резко оборачиваюсь едва ли, не подпрыгивая на месте. Лорд Марлоу стоит прямо передо мной. Не нахожусь, что ответить. Только моргаю, когда снова всё переворачивается внутри.

– У меня никогда не было Рождества. Мать всегда запрещала праздновать его, и ёлку я видел только по телевизору или на улице. Я не привык, чтобы в доме была она, как и украшения. Для меня это лишнее, – чётко произносит он.

– Не было Рождества? – Шепчу я, обескураженная таким ответом.

– Нет, – опускает взгляд и тут же поднимает его, словно защищаясь им от меня.

– И вы не хотели? А как же подарки? Как же походы в церковь и песнопения? Обед и игры?

– Ничего. Никогда. И даже сейчас в моей компании проводятся празднования, на которых я не присутствую. Я не терплю эту атрибутику и запрещаю это делать своим подчинённым, пока я нахожусь в офисе.

Охаю и отступаю назад, словно меня ударили. Как это кощунственно и теперь понятно, отчего Венди ничего не знает про Рождество и ей всё в новинку. Его мама не любила это время года или же сам праздник, не знаю, но именно она превратила его в такого человека.

– А вы наполнены этим, меня сперва тошнило, а сейчас… Скажите, вы действительно так любите это всё или же это то, что должны делать? – ступает ко мне, вглядываясь в моё лицо.

– Люблю. Очень люблю. Рождество имеет много силы, это особое время, когда всё возможно. Когда исполняются желания. Когда люди помогают друг другу просто так. Когда песня звучит в снегопаде. Я люблю Рождество, – шепчу, а сердцебиение ускоряется.

– А есть хоть что-то что вы не любите? Хоть что-то плохое в вас? – И словно своим взглядом забирается глубже, затапливая ароматом свежести мой разум. Не могу ответить, не отводя взгляда от его глаз.

– Нет, правда? Нет ни капли плохого в вас, хотя вы росли в условиях намного хуже, чем я. Почему? Почему вы так стремитесь менять людей? Зачем вам это? – Продолжает он, касаясь своим телом моего, подойдя настолько близко, что теряю разум. Теряю все ответы, слова. Всё. Губы пересыхают от напряжения внутри меня, смачиваю быстро кончиком языка, стараясь найти хоть что-то для ответа.

– Не менять, лорд Марлоу…

– Áртур.

– Áртур, я не стараюсь никого изменить. Но я вижу, насколько люди нуждаются в обычных человеческих чувствах. Мне не жалко подарить им радость.

– Роджер изъявил желание не ужинать с нами, когда отказался от меня. Отдал матери, а всю свою любовь подарил Энтони. А сейчас из-за вас он хочет быть отцом, которым никогда не был. Несколько встреч в год, и те быстрые и наполненные разговорами о брате. И вы скажете, что я должен его простить и принять? Позволить ему играть роль, которую вы выдумали для него? – Его лицо опускается к моему.

– Я…я не хотела… я… не знала, мне очень жаль, – шепчу я, переводя взгляд то на его глаза, в которых полыхает злость, то на губы, что сжимаются от неё же. Его слова так врезаются в меня, что глаза начинают слезиться от жалости.

– Мне этого не нужно, Анжелина. Мне не нужно это всё, – хватает меня за плечи, словно желая наказать за что-то.

– Вас никто не заставляет, Áртур, никто. И если я влезла… простите, не хотела. Я… но ребёнок разве виноват, что вы не знаете, какова любовь на самом деле, исходящая от родителей? Мне больно, – слеза скатывается по щеке.

– Простите, вы не виноваты, – мотает головой, отпуская мои плечи.

– Я не хотела, честно. Мне жаль, что у вас…

– Вы плачете. Почему вы это делаете? – Его рука дотрагивается до моей щеки, закрываю на секунду глаза, и внутри словно меня что-то ударяет. Словно хочет нечто выпрыгнуть, а не может. Задыхаюсь, распахивая глаза. Его рука до сих пор на моём лице. И она такая мягкая. Мои руки непроизвольно ложатся на его грудь и под тонкой материей чувствую быстрое сердце, что так ярко и сочно пробирается к моим ладоням.

– Мне жаль, что всё так произошло. Мне жаль, но, пожалуйста, не дайте прошлому зачеркнуть ваше будущее. Áртур, вы ведь можете всё, буквально всё. Вы волшебник и маг для Венди. Вы можете…

– Из-за меня? Эти слёзы из-за меня? – Перебивает он меня, проводя ладонью по щеке и забираясь пальцами в волосы на затылке.

– Я… да… нет… не знаю… – как же близко он. Как же тепло внутри и как прекрасно от его дыхания, осушающего мои губы. Ещё секунда. Он так близко, растворяюсь в его глазах забываясь.

Декабрь 22

Действие третье

Шуршание с софы пробирается в мой разум, за момент до моей ошибки, что так готова была совершить. Меня обдаёт леденящим душу холодом. С силой упираюсь в грудь Артура, и он словно отмирает, отскакивая от меня. Делаю шаг назад на дрожащих ногах, и громкий грохот оглушает.

– Энджел! – Испуганно подскакивает Венди, моргая заспанными глазами.

– Боже… простите… я не хотела, – шепчу я, смотря на разбитую посуду и испорченный ковёр, облитый чёрным чаем, раздавленным печеньем и вареньем. Наклоняюсь, чуть ли не плача, поднимаю осколки, складывая их на перевёрнутый поднос.

– Энджел, давай, помогу. Я спала, да? Ты так красиво пела, и я заснула, – рядом со мной оказывается Венди.

– Нет, не трожь, ты поранишься, – всхлипываю я, а в груди до сих пор быстро стучит сердце. Ароматы сладкие и запретные творят невероятные вещи со мной. Поднимаю взгляд, чтобы хоть что-то услышать от Артура. Но его нет, словно испарился.

Боже, я хотела… он… я чуть не поцеловала его. Я не помню, чтобы хоть раз в жизни мне так хотелось этого. Никогда, и это ещё хуже, чем разбитый сервиз. Это будет расценено, как моя распутность, и желание соблазнить его, хотя и мыслей не было. Не о соблазнении, но вот о его губах… о его руках, увидеть улыбку.

– Господи, – утирая слёзы, кладу осколки на поднос.

– Энджел, не плачь. Здесь их много, никто не заметит, – по голове меня гладит Венди. Если бы она знала, что меня мало волнует эта посуда сейчас. Конечно, немного есть, но больше то, что хотела пасть в эти руки. Что поддалась своим мечтам, которые под запретом, узнав, насколько глубже этот человек. Не просто так он ведёт себя таким образом, у него есть причины, и я так хочу ему помочь, хотя это не моё дело. Это только моя вина, во всём моя вина. Даже в этом влечении, потому что я создала его, только я своими словами и верой. Рассмотрела в глубине его чёрных глаз солнечный свет, что едва пробивался. Разглядела и чуть не сожгла свои крылья.

– Энджел, лорд Марлоу сказал, что он разбил посуду…

Слова Джефферсона обрываются, когда я поднимаю на него заплаканное лицо. Смысл его фразы доходит до меня чуть позже, и от этого ещё тяжелее внутри становится. Хочется навзрыд расплакаться из-за самой себя.

– Ну, девочка, так сильно расстроилась? – Улыбается Джефферсон, подходя ко мне.

– Миледи, вас просят подняться к вашему дяде в кабинет, – обращается к Венди, не сводя в меня глаз.

– Я не хочу…

– Иди, милая, я буду здесь. Со мной всё хорошо, просто сильно расстроилась из-за своей неуклюжести. Я пока приберусь тут, а ты иди. Вдруг что-то важное произошло, – вытираю мокрые щёки, поднимаясь на ноги и подталкивая её.

– Хорошо, но ты будь здесь. Я проверю, – предостерегает меня она, натягиваю улыбку, кивая ей.

Смотрю, как скрывается ребёнок за дверьми, и перевожу взгляд на Джефферсона.

– Пойди немного отдохни, пока тут уберут, – предлагает он. – Видно, сильно переутомилась, вот и раскисла из-за сервиза. Можешь побыть в северном крыле в любой спальне двадцать минут, я тебя прикрою.

– Хорошо, спасибо, – шепчу я, разворачиваясь и выходя из другой двери.

Господи, а вдруг кто-то видел нас? Вдруг теперь пойдут слухи обо мне? Как это скажется на моей семье?

И, наверное, теперь лорд Марлоу меня уволит, ведь передо мной девушка пыталась его соблазнить, а сегодня я. Хотя не было такого, но разве он поймёт? Необходимо объяснить ему всё.

Делаю шаг в сторону кабинета, но тут же, разворачиваюсь в направлении северного крыла.

Нет, если я начну объяснять, то он подумает обо мне ещё хуже. О, боже, почему он? Почему сейчас? Возможно, ты подсказываешь мне, что пора бы обратить внимание на мужчин? Наверное, да. Хорошо, обещаю, что попытаюсь общаться больше с Джеком, только не дари мне этот трепет в сердце, когда рядом Артур.