Вставал Эйб ровно в шесть. Сначала принимал душ, затем надевал новый ослепительно белый зубной протез, причесывал несколько оставшихся прядей седых волос, проплывал раз десять бассейн и с удовольствием съедал обильный завтрак, состоящий из бифштекса, яиц и трех чашек крепкого черного кофе по-турецки.

Потом он закуривал длинную гаванскую сигару и принимался за свежие газеты.

Газеты Эйб читал от корки до корки. Он обожал «Уолл-стрит джорнэл» и английскую «Файнэншл таймс». С таким же увлечением он просматривал бульварные газетенки, радуясь каждой новой сплетне. Ему нравилось получать информацию, пусть даже бесполезную. Эйб заглатывал все – от международных новостей до пустой болтовни.

После такого газетного марафона он готов был присоединиться к Инге Ирвинг, его многолетней спутнице.

Инге, крупной шведке с гордой осанной, было слегка за пятьдесят. Косметикой она не пользовалась и позволяла своим прямым волосам до плеч седеть беспрепятственно. Носить предпочитала свободные брюки и бесформенные свитера. Но, несмотря на пренебрежение к моде, Инга все еще производила впечатление, и каждому становилось ясно, что когда-то она была просто красавицей.

Эйб, некогда крупнейший воротила в Голливуде, дававший сто очков вперед Голдвину, Майеру, Зануну и другим, пытался сделать из нее звезду. Но ничего путного из этой затеи не вышло. Инга камерам не нравилась. И публике Инга не нравилась. После трех попыток снять ее в фильмах студии Эйб сдался. И все продюсеры, режиссеры и актеры на съемочной площадке вздохнули с облегчением. Так что, несмотря на титанические усилия Эйба, Инге Ирвинг не суждено было стать новой Гретой Гарбо.

В плохом настроении Инга вела себя как последняя стерва, всем грубила и всех оскорбляла. Ей бы это простили, окажись у нее талант и, так сказать, звездный потенциал. Увы, эти качества у Инги отсутствовали. Поэтому в процессе своего восхождения в никуда она обзавелась кучей врагов.

Инга так и не простила Эйбу свою неудавшуюся карьеру, но осталась с ним – подружка когда-то великого Эйба Пантера все же лучше, чем ничего.

Разведясь в последний раз, Эйб на Инге не женился. Она же, будучи женщиной гордой, не стала шантажировать и умолять. Кроме того, как гражданская жена она намеревалась после его смерти претендовать на то, что по справедливости принадлежало ей.

Каждый день около полудня Эйб имел привычку перекусить. В сезон устриц он предпочитал запивать их бокалом сухого белого вина. После обеда любил поспать с часок, потом смотрел две свои любимые мыльные оперы по телевидению и заканчивал день основательным общением с Филом Донахью.

Вот уже десять лет после инфаркта Эйб Пантер не выходил из дому.

Шесть недель в больнице, и он передал бразды правления на студии своему зятю. Формально оставаясь президентом студии «Пантер», возвращаться туда Эйб не хотел. Ставить фильмы теперь было совсем не так интересно, как когда-то. Он занимался кинобизнесом с восемнадцати лет и считал, что бросить это занятие в семьдесят восемь имел полное право.

С той поры прошло десять лет, и никто уже не ждал, что он вернется.

Эйб прекрасно понимал, что все только и ждут, чтобы он поскорее отдал Богу душу и оставил им все.

Из живых родственников у него остались две внучки – Абигейль и Примроз – и их чада и домочадцы.

Вряд ли бы кто догадался, что Абигейль и Примроз сестры. Друг друга они не выносили. Сестринская любовь и привязанность оказались не по их части.

Абигейль отличалась настойчивостью и мертвой хваткой. Любимым ее занятием были беготня по магазинам и посещение всяческих блестящих сборищ. Настоящая голливудская принцесса.

Примроз, младшая из сестер, предпочла другую жизнь в Англии, где она, по ее мнению, могла более достойно воспитать своих двоих детей.

Существовали, разумеется, и два зятя: муж Абигейль Микки Столли, заведовавший студией, и супруг Примроз Бен Гаррисон, занимавшийся делами студии за границей.

Микки и Бен также ненавидели друг друга. Для блага дела, однако, им пришлось заключить довольно шаткий союз. Сохранить мир очень помогал тот факт, что жили они по разные стороны Атлантики.

Эйб окрестил своих зятьков мерзавчиками, считая их мелкими жуликами, ворующими все, что плохо лежит.

Он получал удовольствие, обсуждая мерзавчиков с Ингой, редко улыбающейся, но слушавшей внимательно, не упуская ни детали из повествований Эйба о последних, с его точки зрения, жульнических деяниях зятьев.

Эйб держал на студии своего верного служащего Германа Стоуна, неприметного человека, носящего ничего не значащий титул личного помощника мистера Пантера. Стоун раз в месяц приезжал к Эйбу и рассказывал вкратце, что творится на студии. Все знали, что он хозяйский шпион, старались не иметь с ним ничего общего и не посвящать ни в какие дела. Он владел приличным офисом и держал при себе немолодую секретаршу по имени Шейла. И Герман, и Шейла, реликвии времен правления Эйба, были совершенно безвредны. Вот только тронуть их никто не мог, пока Эйб жив. Что, как надеялся Микки Столли, должно измениться очень скоро. Вот тогда он получит полный контроль над студией и сможет избавиться от своего родственничка, Бена Гаррисона.

Чем скорее, тем лучше, считал и Бен Гаррисон. Тогда он переедет в Голливуд и вырвет студию из загребущих лап Столли.

Абигейль Столли и Примроз Гаррисон знали, что после смерти деда они станут практически самыми могущественными женщинами в Голливуде. Что касалось студии, Эйб никогда не связывался с государством, он владел всем лично – всеми ста двадцатью акрами первосортной земли. Так что дамы унаследуют все.

Микки Столли собирался править в своем унаследованном королевстве, как правили хозяева студий в старые времена.

Бен Гаррисон собирался распродать землю частями, как сделала студия «XX век – Фокс», и стать миллиардером.

Уж мерзавчики ждут не дождутся. И старый Эйб знал это, как никто.

Вот почему он вынашивал совсем другие планы. И, если бы Абигейль и Микки, а также Примроз и Бен об этих планах узнали, они бы совершили харакири как-нибудь воскресной ночкой.

Эйб собирался продать студию.

И чем скорей, тем лучше.

4

В Нью-Йорке Стивен Беркли поцеловал Мэри Лу, ласково похлопал ее по животу и направился к двери, задержавшись на секунду, чтобы спросить:

– Мы сегодня дома или куда идем?

– Идем, – ответила она.

Стивен застонал.

– Почему? – жалобно спросил он.

– А потому что, когда живот полезет на нос, мне уже никуда не придется ходить, так-то, приятель.

Оба рассмеялись. Мэри Лу была хорошенькой негритянкой, которой недавно исполнилось двадцать три года и которой два с половиной месяца осталось до родов. Они были женаты уже почти два года.

Кожа Стивена Беркли имела цвет густого молочного шоколада. Вьющиеся черные волосы, непроницаемые зеленые глаза. Под метр девяносто ростом, он в свои сорок шесть лет сохранил превосходную форму благодаря посещениям спортивного зала три раза в неделю и ежедневному плаванию в открытом бассейне.

Мэри Лу вела популярную телевизионную программу, а Стивен был весьма удачливым адвокатом. Они познакомились, когда руководители передачи обратились в его фирму с просьбой представлять Мэри Лу в деле против журнальчика низкого пошиба, опубликовавшего ее фотографии в обнаженном виде, сделанные, когда девушке было пятнадцать лет. Стивен взялся вести дело и добился для нее компенсации в возмещение ущерба в шестнадцать миллионов долларов, которую потом обжаловали и сократили. После чего Мэри Лу и Стивен поженились. Невзирая на разницу в возрасте в двадцать четыре года, оба были безмерно счастливы.

– Ну и что такое необыкновенное и интересное ты для нас придумала на сегодняшний вечер? – спросил он саркастически.

Мэри Лу усмехнулась. Что бы это ни было, Стивен предпочитал оставаться дома. Он любил готовить, смотреть телевизор и заниматься любовью – необязательно, впрочем, в такой последовательности.

– Мы должны были встретиться с Лаки, – сказала она. – Но ее секретарь позвонил и сказал, что ей пришлось уехать из города. Тогда я… и пригласила маму пойти куда-нибудь с нами.

– Твою маму?

Мэри Лу сделала вид, что рассердилась.

– Ты же обожаешь мою маму. Не серди меня.

– Естественно, я обожаю твою маму, – передразнил он. – Но свою жену я обожаю куда больше. Почему мы не можем тихо посидеть дома вдвоем?

Мэри Лу показала ему язык.

– Только это тебе и надо.

– А что тут плохого?

– Убирайся отсюда, Стивен. Иди на работу. Ты такой зануда.

– Кто, я?

– Пока, Стивен.

Он продолжал защищаться.

– Что преступного в желании побыть наедине с женой?

– Вон! – твердо приказала Мэри Лу.

– Один поцелуй, и я исчез, – пообещал он.

– Только один, – сказала она сурово.

Один поцелуй потянул за собой второй, потом третий, и не успели они опомниться, как оказались в спальне, где, срывая друг с друга одежду, задыхаясь, упали на кровать.

В своей любви они были одинаково страстны. Стивен старался быть осторожным, боясь навредить ребенку. Мэри Лу, казалось, забывала об этом совершенно. Она переполнялась страстью, прижимала его к себе, обнимала его ногами за талию, раскачивалась, пока не достигала оргазма, сопровождавшегося легкими вскриками.

К тому времени, когда они закончили, ему снова требовалось принять душ, а на назначенную встречу он безнадежно опаздывал.

– Я тут ни при чем, – строго сказала Мэри Лу вслед выбегающему из дома мужу.

– Ни при чем! – возмутился он, направляясь к автомобилю. – Признайся! Ты же просто секс-машина! И откуда мне взять время на работу?

– Может, заткнешься? – проговорила Мэри Лу, стоя на пороге в шелковом кимоно и с блаженной улыбкой на раскрасневшемся лице. – Люди тебя услышат!

В конторе, в приемной, его с нетерпением ждал Джерри Майерсон, самый близкий друг и компаньон по адвокатской конторе «Майерсон, Лейкер, Брандо и Беркли».