Алекс замерла в ожидании реакции Джонатана. Глаза у нее были расширены, дыхание сбивалось и пропадало. Когда он заговорил, ее сердце пронзила внезапная необъяснимая боль.

— Вы на обеих лопатках, леди Алекс, — протяжно произнес он. Лицо его приобрело холодное, замкнутое выражение. Не сказав больше ни слова, он повернулся и тремя широкими, гневными шагами преодолел расстояние до двери комнаты.

Джонатан уже закрывал за собой дверь, когда Алекс совершила поступок, обернувшийся для нее фатальной ошибкой.

— Я не возвращусь на плантацию вместе с вами, — поспешно произнесла она ему вдогонку. — Я не намерена уехать из Сиднея, пока не переговорю с губернатором.

Джонатан замер. Он медленно повернулся. Его глаза яростно впились в нее, но лицо оставалось каменно спокойным, только на чисто выбритых щеках дергался один-единственный мускул.

— Вы поступите так, как я говорю, — приказал он убийственно холодным тоном.

— Я обращусь за помощью к мистеру Теннеру, возможно, даже к его жене, — сказала Алекс, незапно загоревшись этой идеей. Если бы она знала Джонатана лучше, то проявила бы осмотрительность и пресекла свою мятежную вспышку до того, как дело зашло слишком далеко. — Я надеюсь, что им по крайней мере известно, что такое благопристойность. Я совершенно уверена, что…

— Вы не привлечете их к осуществлению своих идиотских планов.

— Не привлеку? — Она непокорно тряхнула головой и надменно заявила: — Хотя я вам, капитан, и благодарна за вашу помощь нынешней ночью, мое решение остается неизменным, как и раньше. И ни вы, ни кто-либо другой не сможет помешать мне достичь своей цели — добиться свободы.

— Несмотря на опасности?

— Я к ним готова!

Как ни старался Джонатан, он не мог проигнорировать брошенный ему вызов. Он хотел отнестись к ней с нежностью и терпимостью, взяв себя в руки и держа свои чувства под контролем. Но воспоминание о том, как она лежала под майором Битеном, все еще жгло его мозг. Одной только мысли, что подобная ситуация может повториться, было достаточно, чтобы привести его в бешенство.

Это была последняя капля, переполнившая чашу его терпения. Его сознание вступило в молниеносное, яростное сражение с его земными инстинктами — и проиграло.

Глаза Алекс опять широко раскрылись, и у нее тревожно сжалось сердце, когда она увидела, что он ворвался обратно в комнату и захлопнул дверь. Она подобрала юбки и, не отдавая себе отчета в своих действиях, бросилась к окну. Но Джонатан поймал ее за талию и прижал к себе спиной.

— Черт меня побери, но сейчас вы принадлежите мне. Это вы понимаете? — сквозь зубы произнес он. Его голос, низкий и хриплый, полный едва сдерживаемого гнева, грозным эхом отдался у нее в ушах, а по спине пробежали мурашки. У нее перехватило дыхание, когда он резко повернул ее лицом к себе. — Вы моя!

У нее не оставалось времени спорить, не было возможности кричать, бороться или хотя бы вздохнуть. Он прижал ее к себе властным, сильным движением. А его рот ловил ее губы.

Она вновь почувствовала, будто ее охватило пламя. И это, бесспорно, было пламя — дикий одурманивающий взрыв взаимной страсти. Она извивалась в его объятиях, но ее протесты в лучшем случае можно было назвать нерешительными. Ее руки как бы зажили сами по себе. Сначала они поднялись, чтобы оказать сопротивление, а потом, без боя капитулировав, против ее воли обвили шею Джонатана.

Он целовал ее голодно, сочно. У него были теплые, сильные, требовательные губы, а его бархатистый язык вызывающе ощупывал ее рот. У Алекс кружилась голова, подкашивались ноги. Она была уверена, что упала бы навзничь, если бы только ее не поддерживали его руки.

Он приподнял ее повыше в своих объятиях. Почувствовав, что ее ноги оторвались от пола, Алекс отвечала на его поцелуи с такой сладостной, невинной страстностью, что Джонатан не смог сдержать внутреннего стона. Его руки сжимали ее со всевозрастающим яростным чувством власти над ней. Поцелуи становились все более притягивающими, страсть, закипевшая в них с самого начала, теперь вспыхнула пожаром, охватывая горячим пламенем их души.

Джонатан неожиданно подхватил ее на руки и отнес на шезлонг. Он опустился в него, не выпуская из рук свою прекрасную ношу, и усадил Алекс к себе на колени. Его рот обжигал жаркими ласками ее тело, опускаясь все ниже и ниже вдоль ее шелковистой шеи, туда, где ее соблазнительные груди выступали из глубокого декольте. Она едва дышала, когда он нетерпеливо сорвал с нее белую косынку, обнажив полную грудь. Ее веки трепетали, как крылья бабочки, горячий румянец залил щеки при первом прикосновении его губ к нежным полушариям ее грудей.

— Джонатан! — прошептала она, задыхаясь, Ее глаза снова томно закатились, и она конвульсивно ухватилась за его широкие плечи. Низкий стон вырвался из ее горла, а бедра начали беспокойно извиваться, охватывая его мускулистые бока, в то время как его рот жадно покрывал поцелуями ее спелое, трепещущее тело. Ее голова бессильно откинулась назад, а дыхание превратилась в нескончаемую череду тихих вздохов.

Придерживая одной рукой ее за талию, Джонатан успокаивающе гладил другой ее спину. Но вот он опустил руку вниз и одним движением поднял ее юбки прежде, чем она смогла остановить его (если она вообще собиралась сделать это). А потом его рука скользнула вдоль ее стройных ног и обласкала атласные бедра. Его пальцы пробежали по волнующему изгибу ее живота, который был прикрыт лишь легким белым шелком панталон. Он исследовал ее аппетитные округлости так смело, что это заставило ее еще больше вспыхнуть и вздрогнуть всем телом.

Он прижал ее к себе еще ближе, к тому месту, где трепетало, чуть ли не вызывая физические муки, его напрягшееся мужское естество. Его губы продолжали мучительно сладостную атаку на ее груди, и она помимо своей воли изгибала спину, вся во власти упоительных ощущений. В той крохотной части ее мозга, которая еще сохранила способность разумного мышления, у нее родилась мысль, что поцелуи и ласки Джонатана не имели ничего общего с тем, что пытался сделать с ней майор Битен. В то время как Битен был жесток, Джонатан Хэзэрд доставлял ей неслыханное наслаждение.

С трудом пробираясь сквозь легкий туман страсти, она понимала, что ни один мужчина никогда не приносил ей таких ощущений… ни один мужчина не осмеливался прикоснуться к ней, как это делал Джонатан. Это было грешно. Это было неприлично.

Это было божественно.

Джонатан тоже пытался в последнем героическом усилии следовать голосу разума. Но желание неистовствовало в нем, грозя взорваться, подобно пороховому бочонку. Он хотел Алекс так, как никогда не хотел ни одну другую женщину. С первого же момента, когда он увидел ее в Параматте, она заполнила его чувства, зажгла его кровь, преследовала его в снах. И дело было не только в ее красоте. Его увлекли ее храбрость, ее непостижимая, какая-то колдовская сила, ее манеры, и в самом деле свойственные разве что знатным дамам. Она одновременно приводила в ярость и пленяла своей неотразимостью, и Бог помог ему. Он страстно хотел обладать ею, ее телом и душой.

Она была его.

Рука Джонатана двигалась в соответствии с его желанием, приближаясь к заветному уголку ее манящего тела, а его губы опять вернулись, чтобы овладеть ее ртом. Прежде чем она смогла догадаться о его намерениях, его пальцы нырнули под края ее панталон. Она тяжело задышала у его рта, а глаза ее широко раскрылись, когда он прикоснулся к шелковистому треугольнику золотисто-каштановых волос, вившихся между ее стройных бедер. Его теплые, умелые пальцы раздвинули нежные складки розоватого тела, стремясь овладеть бутоном, укрывавшим в себе тайну ее женственности.

Алекс тревожно напряглась. Джонатан ласкал ее слишком интимно, слишком смело… слишком грешно возбуждающе. Она испугалась как своих собственных тайных желаний, так и более откровенных устремлений Джонатана. Чары внезапно рассеялись, и Алекс не выдержала.

— Нет! — в испуге хрипло закричала она, отрывая свои губы от его, но он удержал ее. — Прошу вас, отпустите меня!

— Да что с тобой, Александра? — опешил он. Его зеленые глаза мгновенно вспыхнули от ее запылавшего яростным бирюзовым огнем взгляда. — Черт побери, что за…

— Вы ничем не отличаетесь от майора! — выпалила она. При этом ею больше двигал страх, чем какое-то иное чувство.

Красивое лицо Джонатана превратилось в зловещую маску ярости. В нем закипели гнев и неосуществленное желание. Стремление удержать ее у себя на коленях боролось в нем с более искусительным желанием завершить задуманное, но он мудро решил не делать ни того, ни другого.

Он весьма бесцеремонно поставил ее на ноги и разжал объятия. Зардевшаяся и тяжело дышавшая Алекс приводила в порядок юбки, а Джонатан тем временем мрачно смотрел и безуспешно пытался отвести взгляд от ее быстро вздымавшихся и опадавших грудей. Клокоча от бешенства, он дал себе молчаливую клятву, намереваясь сдержать ее во что бы то ни стало, и опять направился к двери.

— Нас ждут внизу, — сообщил он, стараясь не смотреть на нее.

— Я не голодна, — повторила Алекс. Как она сможет сесть с ним за один стол после всего, что произошло? Лицо ее горело "при воспоминании о том, что он делал с ней… с ее, Алекс, добровольного согласия. И, как всегда, она скрыла свое смущение гордым вызовом. — Я хочу только одного — остаться в одиночестве!

— Вы, леди Алекс, сейчас пойдете со мной или я, черт побери, принесу вас в столовую.

Это была не пустая угроза. Она почувствовала, что его ярость уже переходит опасную границу и вот-вот вырвется наружу. Бросив на него возмущенный взгляд, она наклонилась, подняла с пола батистовую косынку, которую он сорвал с ее груди, пристроила ее на место и с сердитым выражением лица прошла вперед.

— Хорошо, капитан, — дрожащим от обиды и злости голосом сказала она, но внезапно резко остановилась.

Он стоял, внимательно наблюдая за ней. Пребывая в блаженном неведении, насколько ему трудно сдерживать себя и не прикасаться к ней, она мстительно произнесла: