– И сколько вы были вместе?

Она хотела было солгать, но что-то внутри заставляло сказать правду.

– День или два.

На лице Килиана отразилось изумление.

– Это же совсем недолго.

– По-моему, влюбляются мгновенно.

Килиан сглотнул.

– Ешьте, не то рыба остынет. Так вы не верите, что чувство возникает постепенно?

– Я верю, что любовь ширится и крепнет – во многих браках именно так и происходит. Но я мечтаю о любви, звенящей, точно колокол, взрывающейся фейерверками. Именно это я ощутила, когда он впервые поцеловал меня. – Внезапно смутившись, она рассеянно ковыряла рыбу вилкой. – Я совершенно утонула в его поцелуе… Я почувствовала…

– Что? – требовательно спросил Килиан, пристально глядя на нее.

– Как будто я пропала – и в то же время нашлась.

– Я его ненавижу, – произнес Килиан. – Нет, пожалуй, я ему завидую. Француз, разумеется?

– Ну конечно. Они же самые лучшие любовники.

– Как его зовут? Я велю выследить его и пристрелить.

Лизетта нервно засмеялась.

– Тогда мне придется оберегать его имя до моего смертного часа.

– Вы потому и вернулись на юг?

Девушка недоуменно посмотрела на собеседника.

– Ну, вы же говорили, что приехали в Париж с юга после долгого отпуска.

– Нет, я вовсе не пыталась отыскать свое давнее романтическое увлечение. Столько времени прошло!

– Наверняка поэтому вас так манил Прованс?

Если эта мысль заставляет его ревновать, пусть так и считает.

– Наверное, вы правы. – Пора сменить тему. Она аккуратно положила на тарелку нож с вилкой. – Я не привыкла к таким роскошным блюдам, Маркус.

Маркус. Имя легко соскользнуло у нее с языка.

– Сказать правду, я тоже. – Он рассказал ей, как скромно питается в обычные дни.

– Это достойно восхищения.

– Я делаю это не для того, чтобы мной восхищались, а из уважения и солидарности со всеми людьми, обделенными войной, не только немцами. Взгляните… – Он обвел рукой роскошное убранство зала. – За время нашего ужина на фронте погибли сотни русских и немецких бойцов.

– Как грустно.

– Простите. Сегодня же ваш день рождения.

– Не за что извиняться. Мне следует почаще напоминать об этом. Всем нам. Так легче переносить муки голода, легче терпеть холод. Мы живы – и именно потому и ощущаем их. А сколько юношей уже ничего не чувствует!

Килиан, подперев подбородок ладонью, пристально посмотрел на девушку.

– Кем вы себя ощущаете – француженкой или немкой?

– Ни той ни другой. Я – космополит. Если бы к власти пришли женщины, мы бы сейчас не воевали.

– Возможно, вы правы.

Она печально улыбнулась.

– А вы? Вы хороший нацист?

Вопрос застал Килиана врасплох. Лицо его затуманилось. Беспомощно оглядевшись, он уставился на скатерть, смахнул с нее крошку хлеба.

– Давайте не будем говорить о политике.

Лизетта сглотнула. Сегодняшний вечер, платье, духи, внимание полковника, флирт… Все это должно к чему-то привести.

– Почему же? – спросила она. – Я вовсе не из тех девушек, которых требуется опекать и защищать. Германия увязла в опустошительной бесконечной войне, а я сижу здесь, с вами, в умопомрачительном наряде, мы наслаждаемся вкусной едой, настоящим кофе, кальвадосом шестилетней выдержки… – Голос девушки дрогнул от обуревающих ее чувств. – Вам не кажется, что это…

– Что? – нахмурился Килиан.

– Неприлично, – извиняющимся тоном договорила Лизетта.

– Простите, – сухо промолвил полковник, задетый ее словами.

Девушка инстинктивно дотронулась до его руки – большой, крепкой и теплой, с аккуратно подстриженными ногтями. Прикосновение вышло нежным и робким. Килиан ответил ей осторожным пожатием. Внезапно между ними возникли прочные, глубоко интимные узы.

– Нет, это я неудачно выразилась. – Другие посетители начали обращать внимание на то, как соприкасаются их руки, и девушка осторожно отстранилась. – Наверное, я просто пыталась сказать, что не хочу никакого притворства.

Килиан не обиделся. Глаза их снова встретились – и Лизетта поняла: она больше не может себя обманывать. Она вовсе не хладнокровный профессионал, играющий свою роль в пьесе. Нет, никаким актерским мастерством не заставишь так пылать щеки, не остановишь бешеное биение сердца, не вызовешь это редкостное, восхитительное ощущение – как будто щекотка по всему телу. Маркус Килиан. Немец. Полковник вермахта. Ее враг. Умопомрачительно привлекательный мужчина. Вдобавок в нем чувствовалась врожденная порядочность. Все в полковнике затрагивало сердце девушки – от тембра голоса до его неизменной спутницы, скорби.

– Притворяться? – повторил он.

Настал момент нанести удар… завоевать его. Никаких больше хождений вокруг да около. Она пойдет прямо к цели.

– Не будем притворяться, что между нами ничего не происходит. Я молода, но не глупа. Мы оба знаем, в чем дело.

Ее слова застали полковника врасплох. Он сжал губы, в глазах полыхнуло изумление. Он устремил на нее взгляд, истолковать который Лизетта оказалась не в силах. Она затаила дыхание. Неужели она и вправду это сказала? Ох, она поставила себя в весьма рискованное положение!

– В чем же дело, Лизетта? – спросил он.

У нее не было времени хорошенько раздразнить его. Над столиком повисла напряженная тишина. Килиан с Лизеттой пристально смотрели друг на друга. Девушка растерялась, не зная, что сказать.

– Полковник Килиан, простите, что прерываю.

Напряжение исчезло. Оба заморгали, перевели дыхание.

– Да?

Килиан отвел глаза, повернулся к нависшему над столиком метрдотелю.

– Прошу прощения, – произнес тот на безупречном немецком. – Ваш водитель прибыл. Вы велели ему вернуться в девять.

– Велел. Передайте ему, пусть подождет, – отрывисто произнес Килиан, с трудом сдерживаясь, чтобы не рявкнуть.

– Да, полковник.

– Merci, – поблагодарила Лизетта. Ее учили вести себя со всеми любезно и дружески. Никогда не знаешь, чья помощь тебе пригодится. Вдобавок никогда не вредно лишний раз продемонстрировать хорошие манеры. – Великолепный ужин. Кролик – точь-в-точь как готовила моя бабушка, – соврала она.

Метрдотель поклонился.

– Благодарю, mademoiselle. Я передам ваш отзыв поварам.

Под учтивой улыбкой девушка разглядела, что он и вправду польщен. Взгляд Килиана смягчился.

– Вы так легко переходите с одного языка на другой – просто завораживает. Это еще одна причина, почему вы мне нужны, Лизетта. Вы говорите в нужное время на нужном языке.

– Еще одна причина? А первая?

– Об этом вам придется догадаться самостоятельно. Так вот, я хочу, чтобы вы всерьез задумались о работе со мной.

– Вы же меня едва знаете.

– Я знаю, что могу вам доверять.

Она сглотнула.

– А другим?

Он грустно улыбнулся.

– Я же говорил вам, что не числюсь в фаворитах у Берлина.

– Но вы – верный сын Германии.

– В том-то и беда. – Он понизил голос. – Я и в самом деле верный сын Германии, но отнюдь не верный член нацистской партии.

– А разве это не одно и то же? – с напускной наивностью поинтересовалась Лизетта.

Килиан сдавленно рассмеялся и покачал головой.

– Увы, нет. Многие немецкие офицеры не разделяют идеологии фюрера.

– Почему же тогда…

– Почему мы выполняем приказы? Потому что многие, кто стоит у власти – хорошие люди. Во времена Веймарской республики у них не было бы ни малейшего шанса. Гитлер выдвинул их, дал им положение, возможности. Это обоюдоострое лезвие. Правильные люди на правильных местах…

– Под руководством плохого вождя? – тихонько спросила Лизетта.

Килиан нахмурился, лицо его омрачилось.

– Я готов умереть за свою страну. Надеюсь, история докажет, что вермахтом командуют достойные офицеры, честно исполняющие приказы. Те из нас, кто проявил неповиновение, сделали это ради других.

В голосе его звучали тоска и отчаяние.

– Маркус… – прошептала Лизетта.

Он поднял голову. Глаза его блестели в свете свечей.

– Не обращайте внимания. Вкусный ужин, вино и сочувственный слушатель развязали мне язык. Я и так уже наговорил лишнего. Пойдемте же, – сказал он, вставая. – Это неподходящая беседа для прелестной девушки в день ее рождения. Могу ли предложить вам что-нибудь еще?

Лизетта покачала головой и улыбнулась, втайне досадуя, что многообещающий момент упущен. Возможно, Килиан никогда больше не заговорит настолько откровенно. А ему наверняка есть что сказать. Быть может, Маркус созрел для вербовки… и она станет его связной, а не приставленной к нему шпионкой. Намекнуть ли ему? Нет! Сперва надо послать отчет в Лондон – пусть решение исходит оттуда. Девушка еще не успела собраться с мыслями, как Маркус снова обратился к ней.

– Я слишком долго наслаждаюсь вашим обществом. Не хочу навлекать на себя гнев Вальтера.

Поднявшись, Лизетта позволила ему накинуть невесомую шаль себе на плечи.

– Будьте любезны, передайте моему шоферу, чтобы он включил обогреватель в машине для mademoiselle, – велел Килиан бесшумно подошедшему метрдотелю.

– Слушаюсь, полковник.

Килиан проводил ее через богато украшенный фресками зал в розовых и золотых тонах.

– Вы проводите меня домой? – нерешительно спросила Лизетта.

– Пожалуй, вам не стоит часто появляться в обществе немецкого офицера.

– По-вашему, этот автомобиль невидимкой проскользнул по Монмартру? А капрал Фрайберг незаметно доставил мне вашу посылку среди бела дня?

Килиан помедлил в вестибюле.

– Вы правы. В следующий раз я что-нибудь придумаю.

В следующий раз.

– Вот что я вам скажу, – усмехнулся полковник. – Давайте прокатимся до моей гостиницы, а затем вас отвезут домой? Так мы сможем чуть дольше побыть вдвоем.

– Звучит заманчиво, – отозвалась Лизетта. Неужели она утратила контроль над ситуацией? Она-то надеялась, он предложит ей провести ночь вместе. Для такой, как она, ответить согласием было бы крайне трудно – но у Лизетты не было возможности соблюдать приличия. Не было времени бояться, что скажут соседи. Однако у Килиана был какой-то сдержанный, почти виноватый вид. Надо нажать.