Ирина Мазаева - Ласты на каблуках

Впрочем, Лизочка не была уверена, что ее действительно соблазнили. Но на всякий случай возмутилась по этому поводу. Даже ножкой топнула. Опять же, не страшась разбудить. Но мужик спал богатырским сном. Лизочка посмотрела на часы: было семь утра. Что ж, неудивительно. Ей же во что бы то ни стало захотелось убраться отсюда, попасть скорее в снятый ею домик, показавшийся ей вдруг таким родным, залезть под душ...

Но вместо этого Лизочка внимательно огляделась. Она находилась в домике, очень похожем на тот, который сняла сама. Только еще победнее. С одной кроватью, столиком у окна, тумбочкой, вешалкой и умывальником. Она осторожно расшторила окно. Окно выходило во дворик. Как и окна еще трех похожих домишек, в которых местные обычно селят приезжих.

Как ни странно, Лизочка не чувствовала опасности. Напротив, неизвестно где и неизвестно с кем, кто в любую минуту мог проснуться, она чувствовала себя спокойно и безопасно и даже забыла, что она не накрашена. В ней проснулось любопытство, которое частенько толкает женщин на не совсем красивые поступки.

Лизочка заглянула под кровать: так и есть, как и у нее, у него под кроватью лежал чемодан. Мужик так же, как она, был отдыхающим. В домике было чистенько. Вещи аккуратно сложены. Лизочка, ужасно не любившая неряшливых мужиков, порадовалась было, но вовремя спохватилась. Мужик, воспользовавшийся ее положением, был ей неприятен. Должен быть... Но именно к этому конкретному человеку она почему-то не испытывала никаких негативных эмоций.

«Странно, – удивленно подумала Лизочка, – почему же я к нему не испытываю никаких негативных эмоций?»

Она еще раз всмотрелась в спокойное – симпатичное! – лицо спящего.

При этом ей захотелось разбудить его, поговорить, узнать, кто он, откуда... Тут же вспомнился Борюсик, как хорошо было просыпаться рядом с ним, как он обнимал ее во сне... Лизочке захотелось плакать, но она быстро взяла себя в руки.

– Этого мне еще только не хватало! – вслух сказала она. – Я начну новую жизнь. Без глупостей, без дурацких приключений, без незнакомых мужиков в постели.

Это прозвучало, как фраза аутотренинга.

С этой фразой на устах Лизочка развернулась и решительно вышла из домика.

«Я начну новую жизнь!» – каждый человек принимает это решение миллион раз. Обычно это предполагает какое-то конкретное изменение: уйти с опостылевшей работы, развестись, бросить курить. Лизочка, всегда пытавшаяся жить по максимуму, масштабно и глобально, решила изменить все сразу. Измениться самой. Точнее, где-то подсознательно она почувствовала, что уже изменилась.

Она уже не сожалела об уютном гробике горизонтального солярия, по пробежкам на эллипсоиде по заранее составленному оплаченным тренером плану и часах шопинга. Прошлая жизнь ей, после всех событий, показалась вдруг какой-то мелкой, неинтересной, даже скучной. Лизочке страстно захотелось моря, неба, ветра. Ей хотелось настоящего солнца. Ей хотелось движения не в потном спортзале, а на воздухе. Ходить по горам, научиться ездить верхом.

Лизочке захотелось, чтобы все кругом было настоящее. Настоящее! Не лощеное, приукрашенное, придуманное – не та дурацкая жизнь, которую она сама себе выдумала и пыталась жить. А что-то настоящее, всамделишное, живое. «Я человек! – ликовала Лизочка. – Я настоящая, живая, я все чувствую!» Ей больше не было жалко ни денег, ни документов, ни исчезнувшего возлюбленного, ни испорченного отпуска.

Лизочка поняла это и изумилась. Что такое произошло с ней? Она даже потрогала лоб – нет ли температуры? Ощупала рукой шишку на голове – а не могло ли это быть от сотрясения? Но больной она себя не чувствовала. Ей страшно захотелось пойти на пляж. Залезть в море и плавать, плавать, плавать, пока и внутри нее не будет пусто, как говорила рыба. Хотелось встретить говорящих рыб и поболтать с ними, хотелось говорить ерунду.

Лизочка поняла, насколько она сама себя всю жизнь загоняла в какие-то рамки, ограничивала. Переделывала, перекраивала до такой степени, что на самом деле забыла, а кто же она? И очень хотелось посидеть где-нибудь в тишине одной – подумать. Может быть, впервые ей хотелось прислушаться к самой себе. Понять себя.

Ей захотелось продумать и переосмыслить свое отношение к мужчинам. Понять, где же она ошибалась. Сделать выводы. И больше не повторять ошибок. Научиться в отношениях оставаться самой собой. Настоящей, а не той, которую кто-то хотел бы видеть рядом. Неужели же ее нельзя полюбить такой, какая она есть? Лизочка представила себя со стороны. Лохматая, ненакрашенная, в помятом сарафанчике, с безумными глазами – женщина неопределенного возраста. Свободная. «Свободная» не в том смысле, в каком это слово употребляли в ее кругах – «брошенная мужиком», а именно в первобытном его значении: свободна!

Лизочка была уверена, что вот именно такую ее и можно полюбить. Потому что сама она в данный момент любила всех, весь мир. Любила одиннадцатиклассника, Ванечку, художника из Бибирева, Эдуарда, Толика, Борюсика. Мужчины – сволочи? Они прекрасны!

– Мужчины прекрасны! – шепотом крикнула Лизочка, стоя посреди спящего дворика, увитого виноградными лозами с мелкими незрелыми ягодками. – Я всех люблю!

Лизочка закружилась посреди двора в каком-то замысловатом танце, словно сейчас, в этот миг, в нее вселилась сама богиня любви – Лоа Эрзули.

Не желая с кем-либо встречаться, она тенью скользнула по тропинке к калитке. Калитка под ее рукой предательски скрипнула, но Лизочка уже выбежала со двора и быстрым шагом отправилась по направлению к морю – оно синело в конце круто спускавшейся вниз улочки. Если посмотреть со стороны, то Лизочка просто выбежала за калитку и продолжала убегать. Хотя за ней никто не гнался...

С бешено стучащим от переполнявших ее чувств сердцем Лизочка достигла перекрестка. И с облегчением увидела знакомое здание вокзала вдалеке. Она была в Туапсе. Неизвестно как, но она оказалась в Туапсе. Сумасшедшая радость захлестнула ее. Ни удачно сделанный перманент, ни успешный проект на работе, ни предложивший провести отпуска у моря Борюсик не обрадовали Лизочку так, как обрадовало ее это грязно-желтое здание.

Окрыленная, она вылетела на привокзальную площадь. На площади, сонные и недовольные, махали метлами дворники. Такие же сонные с надеждой на лице стояли бабки с табличками «Сдам жилье». Сонные и деловитые одновременно собирались торговки. И все они показались Лизочке такими родными, такими хорошими, такими добрыми. Сладкая слеза умиления скатилась по ее щеке.

Все на тех же сомнительных крыльях Лизочка долетела до своего домика. Пустив еще пару слез умиления, она уперлась в запертую ею же самой вчера дверь. Отпереть ее, спросив у хозяйки еще один ключ, стоило ей дивного бирюзового шарфика. Но на сей раз Лизочка рассталась с предметом своего туалета легко. Шарфик почему-то перестал что-либо значить для нее. Имело значение только одно: она была в каком-никаком, в своем доме, в убежище. Она вернулась в цивилизацию с душем и горячей водой, с телефоном и телефонной книжкой, запасным набором косметики и парфюма. Лизочка даже почувствовала себя на пару минут счастливой.

И тут же начала пользоваться благами цивилизации. Помылась, переоделась, накрасилась и побежала к хозяйскому телефону.

– Ты с ума там, что ли, сошла? – осведомилась Динка сонным голосом. – Ты же знаешь, что я сплю до одиннадцати, а сейчас – девять.

Лизочка десять раз извинилась. И вкратце рассказала ей про абхазца, лошадь и немного про странствующего учителя. Про ночь в чужой постели она почему-то промолчала.

– Ладно, – отмахнулась Динка, – не убилась, не потерялась, не попала в гарем – и хорошо. Только больше не ищи себе приключений, хорошо?

Лизочка пообещала.

– Значит, так: кредитные карты твои я заблокировала, – отчиталась Динка, – машину через знакомого попробовала пробить по базе. Пробила. Зарегистрирована она на Павла Ивановича Курчатова, а не на Бориса какого-то. Так что – не его это машина. Я пробовала звонить этому Павлу Ивановичу – никто не отвечает. Буду продолжать названивать. Может, это его друг или родственник. Позвоню, спрошу Бориса. Придумаю какой-нибудь повод. С квартирой я сначала не знала, что делать. Но потом придумала. Я залепила замочные скважины пластилином.

– Что?! – Лизочка чуть со стульчика не упала.

– А что? По-моему, прекрасное решение. Представляешь, приходит он, пытается сунуть ключ в замочную скважину – а фигушки! Что ему делать? У тебя дверь железная. Вызвать мужиков из ЖЭУ с автогеном он не может. У него в паспорте прописки по твоему адресу нет. Если попытается кого-нибудь нанять, я консьержку твою, клевая, кстати, тетка, предупредила. И соседей. И соседи у тебя ничего, понимающие. Так что – жизнь прекрасна! Сходишь сегодня деньги получишь, купишь билет до Москвы. Позагораешь еще на прощание и домой. О Борюсике ты, я слышу, уже позабыла. Ну и правильно. Встретишь ты еще кого-нибудь хорошего.

– Ага, жизнь прекрасна... – мечтательно протянула Лизочка, которая все не могла решить, рассказывать о своем волшебном преображении или нет.

– Я рада, что ты не теряешь присутствия духа. Может, ты еще и там мужичка какого-нибудь симпатичного найдешь и останешься до конца отпуска. А что? Всякое в жизни бывает.

Лизочка вспомнила про мужика, с которым рассталась каких-нибудь пару часов назад и покраснела.

– Или ты там что-то не договариваешь? – прочитала ее мысли Динка.

Неизвестно, с каким видом все она это спросила, но Лизочке почудилась в ее словах насмешка.

– Что ты смеешься! – вспылила Лизочка. – Нашла не нашла: не забывай, что это ты и твое дурацкое Вуду во всем виноваты! Черт меня дернул вообще пустить тебя тогда в гости! Это из-за тебя я осталась без денег и документов, чуть не убилась на лошади, чуть не потерялась в лесу, проснулась с непонятным мужиком! Ты все это устроила! Ты...