Он улыбнулся наивности молодых симпатичных людей, сидящих перед ним. Оба, конечно же, думали — их мысли легко можно было прочитать по лицам, — что никогда не променяют свою душу на деньги. Однако, судя по тому, как они были одеты и как вели себя, ни он, ни она никогда не сталкивались с голодом и холодом, их никогда не вышвыривали посреди ночи на улицу, потому что они задолжали за квартиру. Его дочери были похожи на эту симпатичную Саманту: нежные, ухоженные, не знающие кошмарных воспоминаний нищеты. Сам того не подозревая, мусор, который он защищал, делал полезное дело — помогал чему-то чистому и хорошему.

— Когда мне исполнился двадцать один год, я стал называться О. Уолден — это имя я использовал в юридической школе. Такое имя помогало мне знакомиться с блондиночками на теннисных кортах, а позже я рассказывал бездельникам, которых защищал, что «о» в моих инициалах означает «Однорукий», так что и это помогло мне.

— Помогло, так как они слыхали о тех трех миллионах Однорукого? — вставил Майк, на что Уолден улыбнулся.

— Вы провели расследование, не так ли?

Майк рассказал ему о биографии, которую он пишет, о Макси, которая приходится Саманте бабкой.

— А вы можете что-нибудь рассказать нам о ней? — поинтересовался он.

— Ничего, — ответил Уолден. Его глаза прямо смотрели в глаза Майка и ни разу не моргнули.

«Умелый лжец, с большим опытом», — подумал Майк. И продолжал засыпать его вопросами:

— Не знаете даже названия приюта, где она находится? И понятия не имеете, кто оплачивает за нее все счета?

После этих слов Уолден откинул голову и расхохотался.

— А, поймали меня, так? Да, я знаю, где Макси, но я за нее не плачу. Если вы хотите узнать об этом, то спросите ее, откуда поступают деньги.

— Она притворяется, будто она некая Эбби, и не признается, что она на самом деле Макси.

— А, ну это вполне понятно. Вероятно, она опасается за эту вот девушку. Боится, что Док с ней что-нибудь сделает, а если не он, так еще кто-то. В определенных кругах еще живет легенда о деньгах Однорукого. Вы, конечно, знаете, что Эбби — это ее настоящее имя? Нет?! Ну как же: Мэри Эбигейл Декстер. Когда она подписывала контракт с Джубели, чтобы петь в клубе, то поставила вместо подписи свои инициалы; но М.Э.Д. звучит как «сумасшедшая», вот она и поставила М.А.Кс. А бухгалтер Джубели, явно нуждающийся в очках, подумал, что написано МАКСИ. Так это имя и привилось.

Майк пристально поглядел на Уолдена: тот явно утаивал что-то от них и не собирался расставаться со своими секретами.

— Кто-то залез в мой дом и пытался убить Саманту…

Уолден даже бровью не повел, услышав об этом. Ведь он ежедневно сталкивался с убийствами, смертью и насилием.

— И что же? Удалось схватить преступника?

— Нет, — с усилием ответил Майк. — У вас есть идеи по поводу того, кто бы это мог быть? Из тех, кого вы знаете?

На это Уолден опять улыбнулся.

— Это мог быть любой из тысячи людей, которых я знаю. Среди них нет ни одного, кто бы не смог залезть в окно и совершить покушение на жизнь красивой девушки. Все, что вам нужно, так это назвать место и время покушения, и я смогу вам рассказать, кто это был.

Саманта уже открыла рот, чтобы начать говорить, но Майк ее опередил.

— Февраль 1975 года. Место — Луисвилл, штат Кентукки, — выпалил он, не глядя на Саманту. Она в недоумении смотрела на него — ведь это были дата и место смерти ее матери.

— Мне нужно идти, Майк, — тихо сказала Саманта, но он даже не шевельнулся и продолжал пристально смотреть на Уолдена.

Тот резко нажал кнопку на селекторе и велел секретарше принести все материалы, связанные с местом и временем, о которых сообщил Майк.

— Все данные, которыми я располагаю, в компьютере, так что подождем совсем чуть-чуть, — проговорил он, и в комнате повисла тишина.

Пять долгих минут ожидания Уолден сидел в своем кресле, рассматривая свалившихся на него посетителей и пытаясь понять, что же движет ими, кроме работы над упомянутой биографией. Он размышлял над тем, знают ли они до конца, какой грязной тварью в действительности является Док, или считают его симпатичным старикашкой, который уже давно поборол в себе дьявола и имеет право, спокойно дожить свой век.

Когда секретарша положила на стол толстое «дело», Уолден склонился над ним.

— Так, я отлично помню это чудовище. Его отправили в газовую камеру лет десять тому назад, и мало кто этого места больше заслуживал. Я был его защитником, но, к моему счастью, это дело невозможно было выиграть. Вечером перед казнью он попросил меня прийти к нему в камеру, чтобы рассказать мне все о своей жизни. Мне бы очень хотелось сказать вам, что его мучили угрызения совести, но на самом деле он просто хотел, чтобы я записал его рассказ для телевизионной передачи или кинофильма. Он мечтал о славе Аль Капоне.

Уолден быстро листал страницы.

— Я не собирался ему говорить, что лучше умру, чем сделаю из него народного героя, однако все, что он рассказал, я записал, на случай, если кого-то из моих подзащитных будут обвинять в преступлениях, которые совершил он.

Наконец Уолден отыскал нужную страницу. Водя пальцем по тексту, он бормотал:

— 1975. А, вот… Мать честная, в этом году он был очень занят. Четверо… нет, пятеро погибли от его рук, и все жертвы — члены мафии. Хотя, постойте, вот…

Бросив взгляд на Майка, он продолжал:

— Луисвилл, штат Кентукки. Февраль. Грязное, очень грязное дело. Боже праведный! Я и забыл о нем… Он разыскивал деньги Однорукого. Наверное, его кто-то нанял для этого, но он не сказал, была это его инициатива или он выполнял заказ. Вероятно, хотел доказать мне, что он был достаточно умен, чтобы убивать людей по собственному плану, а не только по чьим-то указаниям.

— Что же он натворил? — тихо спросил Майк.

— Он убил женщину. Сказал, что получил наводку, будто кто-то в ее семье знает о деньгах Однорукого, отправился в Луисвилл, похитил женщину, пытал ее, чтобы она рассказала. Так… Он прижимал ее к раскаленной батарее, но, поняв, что. она ничего не знает, выволок на улицу и задавил машиной. Он рассказал, как женщина умоляла его не причинять зла ее маленькой дочке. После того как он убил женщину, он еще несколько недель пробыл в этом городе, встречался с девочкой, задавал ей кучу вопросов, чтобы выяснить, не знает ли она или ее отец об этих деньгах. Затем пришел к выводу, что они ничего не знают, и убрался из города.

Уолден посмотрел на Майка и Саманту. Еще минуту назад они выглядели бодро, у них был здоровый румянец, но сейчас они казались бледными и измученными. Он увидел, как Майк ласково взял Саманту за руку, а она судорожно вцепилась в подлокотник кресла — и лишь тогда понял, что та женщина скорее всего была матерью Саманты.

— Я… Я очень… — начал он и замолчал. Уолден, человек, который никогда не лез за словом в карман, впервые не знал, что сказать.

Майк встал.

— Мистер Уолден, большое вам спасибо за помощь. Я думаю, нам пора.

— Послушайте, я прошу прощения, что рассказал вам этот случай. Я не хотел…

И опять он не знал, что сказать, и только молча смотрел, как эти двое покидают его кабинет.


— С тобой все в порядке? — спросил Майк, когда они уже вышли на улицу. Саманта кивнула.

— Нормально… Нет, правда, Майк, со мной все нормально. Но, знаешь, я бы сейчас немного прошлась… Одна. Так что встретимся позднее.

— Ты уверена?

— Абсолютно. — Он продолжал выжидающе смотреть на нее, но она в подтверждение своих слов улыбнулась и сжала его руку.

— Майк, это произошло много-много лет назад. Я уже пережила смерть матери, и в общем-то не имеет большого значения, как именно она погибла. Смерть есть смерть, наступила ли она от несчастного случая или это было убийство. Теперь я просто хочу побыть одна. Может, схожу в церковь…

Она еще раз улыбнулась и повернулась, чтобы уйти.

Майк поймал ее за руку и повернул к себе лицом. Надо признаться, она была неплохой актрисой, и если бы он не знал, что ей только что пришлось услышать, то никогда бы не сказал, что она страдает. Но Майк теперь видел ее насквозь. Она хотела остаться одна именно потому, что страдала. Большая часть ее жизни прошла в печали и отчаянии, которые она привыкла таить в себе, ни с кем не делясь.

— Ты пойдешь со мной.

— Нет, я… — Саманта пыталась освободиться, но он держал ее крепко.

Мимо проезжало такси. Громко свистнув, Майк остановил его, открыл дверцу и запихнул в машину Саманту. Она попыталась с ним заговорить, но он велел ей молчать. Потом, когда они уже подъезжали к дому, взял Саманту за подбородок и повернул лицом к свету. Ее, кожа была бледной и скользкой на ощупь, дыхание — неровным.

Такси остановилось, Майк заплатил, выскочил, вытащил Саманту, подхватил ее на руки, взбежал по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, и влетел в дом.

Они еле успели добежать до туалета, как Саманту начало рвать. Он поддерживал ее своими большими руками за лоб и за талию, пока ее буквально выворачивало наизнанку. Когда желудок стал совсем пустым, но она все еще сгибалась над унитазом, содрогаясь в конвульсивных спазмах, Майк подошел к раковине, намочил холодной водой полотенце, прижал к ее лбу, затем спустил воду в унитазе и накрыл его крышкой.

Ему пришлось помочь Саманте подняться с пола, чтобы она присела.

— Мне стало лучше, — шептала она. — Со мной все хорошо.

— Какого черта все хорошо! — Он быстро вышел, принес апельсиновый сок и заставил ее выпить. — И это тоже. — Он протянул ей мятные таблетки, а когда она протестующе завертела головой, сжал ее подбородок и засунул таблетки в рот.

Потом снова намочил полотенце, выжал и положил ей на лоб. Лоб был горячий. Что нужно делать в такой ситуации, думал Майк. Что нужно делать, чтобы пережить такой страшный удар, какой получила сейчас Саманта? Он пытался, представить, что испытывал бы он, если бы узнал, что грязный негодяй пытал и убил его мать — только потому, что решил, будто ей известно о каких-то деньгах.