Я что-то делал, даже не осознавая этого. Следующее, что выхватило мое сознание, – это то, что мы сидели на кровати, и она была там, где мне этого хотелось, – на моих коленях. А потом она оказалась рядом со мной на постели, и мое сердце совершало в груди безумные вещи. Это было так по-человечески, но, как ни странно, это происходило.

Ее грудь тяжело вздымалась:

– Это не меняет ничего из того, что я натворила. Это все еще остается моей виной.

Прижав ладонь к ее груди, я придвинулся к ней еще ближе, так, словно был с ней связан. Мне хотелось быть связанным всеми возможными способами.

– Это не только твоя вина, Кэт. Вина лежит на всех нас. Мы в этом апокалипсисе вместе. И нам вместе придется пережить то, что ждет нас впереди.

– Нам?

Я кивнул, расстегивая пуговицы на ее свитере. Некоторые из них были застегнуты неправильно, и я невольно рассмеялся. Только она могла даже в такой ситуации выглядеть абсолютно сексапильно.

Кэт приподняла руки, чтобы помочь мне избавиться от этой чертовой вещи. Хорошо. Она не сопротивлялась тому, куда нас это вело.

– И что… для тебя в действительности означает понятие «мы»?

– Ты и я. – Я опустился ниже, чтобы снять с нее ботинки. – И никого больше.

Ее щеки порозовели. Она избавилась от носков и снова легла на кровать, не сводя с меня затуманенного взгляда. Боже, на ней все еще оставалось слишком много одежды.

– Мне в общем… нравится такое определение.

– В общем? – Черта с два. Моя рука скользнула вниз по ее животу к краю тонкой рубашки, а потом под рубашку. Меня сводило с ума ощущение ее шелковой кожи под моими пальцами. – «В общем» – недостаточно, Котенок.

– Хорошо. Мне это нравится.

– И мне тоже. – Я склонился к ней, медленно ее целуя. – Могу поспорить, ты без ума от этого.

Ее губы дрогнули в полуулыбке:

– Так и есть.

Чертов спазм снова сдавил мое сердце так, словно кто-то наотмашь ударил меня в грудь, но это ощущение, как ни странно, было приятным. Как можно считать удар в грудь приятным ощущением, оставалось вне пределов моего понимания, но мне это даже нравилось.

Гортанный звук, вырвавшийся из моего горла, мог скорее принадлежать зверю, нежели человеку или Лаксену. Я целовал ее влажные щеки, а она рассказывала мне обо всем, что делал или говорил Блейк, и я снова и снова хотел его убить, но… единственное, что прямо сейчас действительно имело значение, – это сама Кэт и то, что мы с ней были вместе.

Между поцелуями, которые разбивали меня на тысячи осколков и снова собирали воедино, я рассказал ей о том, чего никогда и никому не говорил раньше. Как сходил с ума после известия о смерти Доусона и какую надежду почувствовал, узнав, что он все еще жив. Я рассказал ей о том, как сильно хотел, чтобы мои родители были живы, и как порой ненавидел груз ответственности за происходящее. А еще я признался, как сильно ревновал, когда видел ее рядом с Блейком.

Все, что я испытывал к ней, проявлялось в каждом моем прикосновении к ее хрупкому чувственному телу, в каждом моем слове. Каждый вздох и стон, срывавшиеся с ее губ, все сильнее и сильнее затягивали меня в ее сети.

Мои руки дрожали на ее коже, но я надеялся, что она этого не замечала. Я терял голову от того, что она позволяла мне с собой делать. Наша одежда куда-то исчезла. Моя футболка. Ее рубашка. Кэт пробежала пальцами вдоль моего живота, и я сжал челюсти так сильно, что начал опасаться скорого визита к стоматологу.

Когда ее пальцы нашли пуговицу на моих джинсах, я был на грани самообладания, причем в том смысле, в котором никогда этого не ожидал.

– Ты не имеешь ни малейшего представления, как сильно я этого хочу. – Мои пальцы вели чувственную дорожку поверх ее груди, опускаясь все ниже к ее животу. Такая невероятно красивая. – Думаю, мне это даже снилось. Безумие, да?

Она подняла тонкую кисть и провела подушечками пальцев вниз по моей щеке. Я повернулся на ее прикосновение, поцеловав ее ладошку, а потом снова нашел ее губы. Только теперь этот поцелуй был совсем другим: намного более настойчивым, требовательным, и Кэти… о мой бог, – Кэти ожила. Наши тела сталкивались, сливаясь так тесно, что я вполне рисковал потерять остатки контроля и перейти в свою естественную форму, осветив своей энергией весь штат.

Наши взаимные ласки стали более требовательными. Ее руки были повсюду, и я поощрял ее словами и прикосновениями продолжать дальше. Ее ноги обвивали мои бедра, с ее губ срывалось мое имя, и, не выдержав, я вспыхнул огненно-белым светом, окутавшим Кэт мягким теплым сиянием.

Не оставалось ни одной линии ее тела, которая не была бы мною исследована, и то, как она выгибалась подо мной от самого легкого прикосновения, вызывало во мне благоговение, поглощавшее меня без остатка. Мне хотелось бесконечно целовать ее и растворяться в ней. Она была идеальна для меня. Она была моей, и я хотел ее больше, чем кого бы то ни было в своей жизни.

Но я остановился.

Все, что произошло, пронеслось в моей голове, как кадры в фотоальбоме, который мне хотелось сжечь. И она, и я сейчас были полностью эмоционально подорваны. За один день мы успели пережить смерть, потрясение и черт знает что еще. И теперь мы пытались сбежать от реальности. Навсегда.

Я не хотел этого. Не хотел, чтобы наш первый раз оказался следствием случившейся трагедии.

Возможно, я собирался повести себя как последний сентиментальный эгоист или размазня, но… я остановился.

Кэти подняла на меня затуманенный взгляд, ее ладошка путешествовала вдоль моего живота, отчего стало практически невозможно заставить себя нажать на тормоза.

– Что-то случилось? – спросила она, всматриваясь в мое лицо из-под густых ресниц.

– Ты, скорее всего, мне не поверишь. – Черт, я сам себе сейчас не верил. Я точно знал, что через пару секунд буду об этом сожалеть. – Но… Кэт, я хочу сделать это правильно.

Она начала улыбаться:

– Сомневаюсь, что ты можешь это сделать неправильно.

Ха.

– Да-а… Я говорю не об этом. Это я сделаю безупречно, но… Мне хотелось бы, чтобы у нас с тобой было то, что есть у других пар.

Кэт выглядела так, словно готова была расплакаться. Возможно, я тоже очень скоро буду рыдать, но только совсем по другой причине.

Прижав ладони к ее щекам, я приглушенно выдохнул:

– Последнее, что мне сейчас хочется, – это останавливаться, но… я хотел бы повести тебя на свидание или что-то в этом роде. – Боже, я говорил как последний идиот. – Я не хочу, чтобы то, что мы собираемся сейчас совершить… было чем-то омрачено.

Я был уверен, что покраснел. Вот дьявол.

Взывая к последним каплям самоконтроля, которые могли еще остаться во мне, я сделал невозможное: я оторвался от нее и лег рядом. А потом, обхватив рукой ее талию, притянул ее к себе и коснулся губами ее виска.

– Хорошо, Котенок?

Кэт откинула голову назад, встретившись со мной взглядом. Ее грудь учащенно вздымалась.

– Мне кажется… возможно, я люблю тебя.

Воздух покинул мои легкие, и я прижал ее к себе еще сильнее. Уже тогда я абсолютно точно знал, что ради нее смогу сжечь всю Вселенную дотла, если это будет нужно. Я пойду на все, что угодно, чтобы уберечь ее от опасности. Убью. Излечу. Умру. Все, что угодно. Потому что она была для меня всем.

Я хотел ей об этом сказать, но не стал искушать Вселенную. С теми, кого я любил, не случалось ничего хорошего.

Мои губы коснулись ее вспыхнувшей щеки:

– Говорил же тебе.

Кэт смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

Хмыкнув, я притянул ее к себе еще ближе вопреки тому, что это казалось почти невозможным.

– Наш спор… Кэт, я выиграл. Я говорил тебе, что ты признаешься мне в любви в первый день Нового года.

Обвив рукой мою шею, она покачала головой.

– Нет. Ты проиграл.

Я нахмурился:

– Это еще почему?

– Посмотри на время. – Она кивнула в сторону часов. – Уже за полночь. Наступило второе января. Ты проиграл.

Несколько секунд я смотрел на часы, желая испепелить их, но тут мой взгляд снова нашел ее, и я улыбнулся:

– Нет. Я не проиграл. Я все равно выиграл.