— Твой танцующий образ в голове меня теперь долго будет будоражить, — Егор мечтательно улыбнулся, прищурив разноцветные глаза. — Кстати, по поводу «будоражить», — он оттолкнулся от стены и уселся на коврик прямо передо мной, устремив взгляд в пол и закусив нижнюю губу. — Кажется, на один освященный кабинет вчера стало больше.

— Что, прости? — я уставилась на Егора, пытаясь мысленно собрать все свои распьяневшие извилины.

В моей голове мутными вспышками стали мелькать хаотичные обрывки вчерашнего вечера: горящие стопки, неоновый свет, танцпол, руки Егора, стягивающее мое бельё… Черт! Черт! Черт! Мы действительно в клубе пьяные занимались сексом.

— Хоть как-нибудь предохранялись? — задавая этот вопрос, я с опасением ждала ответа, так не могла вспомнить никаких мелких подробностей этого момента.

— Ну-у… — разноцветные глаза старательно избегали моего взгляда.

Я приложила прохладное стекло бутылки ко лбу:

— Я тебя убью, Королев.

— Все будет нормально, Кир, — он уверенно улыбнулся и придвинулся ближе к моим коленям, уперевшись на них подбородком. — Я тебя люблю.

Мне не хватало сил разозлиться. Я лишь обессиленно запустила свои пальцы в его растрепанные волосы. Да и злиться надо было на саму себя тоже. Не он же насильно вливал в меня те коктейли?

— Кстати, я вот зачем вломился к тебе в ванную. Мне Семеновна звонила… — Егор, отодвинувшись, полез в карман. Достав мой мобильник, он протянул его мне. — Держи. Тут прям у тебя call-центр.

Я настороженно напряглась, вспоминая, что вчера так и не виделась, и не созвонилась с бабушкой.

— Сто пятьдесят четыре пропущенных, — в панике прохрипела я, глядя на экран. — И все от бабушки. Егор. Это…

— Пиздец, — подытожил он, нахмурив брови. — Бегом домой?

Я застонала, понимая, что туда надо пулей, а могу только ползти, прокручивая лишь один вопрос в голове: «И почему вчера не осталась дома?».

***

В коридоре стоял удушающий запах валокордина. Мне пришлось задержать дыхание, чтобы не кинуться к белому «другу». Бабушки нигде не было видно, а чувство вины тихонько выглянуло из-за похмельного сознания. Теперь объяснений не избежать, но только бы не сейчас… Голова трещала, тело ломило, а во рту все еще стоял мерзкий апельсиновый привкус. Но я не успела закрыть дверь своей комнаты, как с первого этажа меня догнал спокойный голос бабушки:

— Кира. Сюда. Быстро.

— Приму душ и спущусь, — прокричала я, хватаясь за пульсирующие виски и молясь хоть как-то отсрочить разговор с ней.

— Ты спустишься сюда сейчас.

Проигнорировав ее слова, я быстро проскользнула в ванную и едва скинула с себя только платье, как за дверью раздался все тот же жёсткий, но спокойный голос.

— Кира, выйди или я сама туда зайду.

— Ба, сейчас. Прошу, дай пару минут, — затараторила я, пытаясь быстро натянуть шифон обратно на себя, чтобы скрыть татуировку.

Но дверь ванной резко распахнулась, а я только и успела вздрогнуть, прижав к себе платье. Бабушка стояла на пороге, смотря на меня таким взглядом, что моя кровь в жилах не просто застыла, а покрылась ледяной коркой. Ее серые глаза, окруженные морщинками опухли, а бледное лицо выглядело значительно старше. Крошечное пространство моей ванной комнаты наполнилось запахом лекарств. Я сжалась в комок, чувствуя, как подкатывает тошнота.

— Ты что себе позволяешь, Кира? — процедила она.

— Ба, пожалуйста, я…

— Бессовестная! — гневно перебила меня бабушка, делая шаг ко мне. — Тебя двое суток не было дома, я всю ночь пыталась тебя найти. Готова была уже все морги обзванивать, пока не дозвонилась до Ангелины Семеновны и не попросила ее набрать Егора. Ты что меня так позоришь? Ты что… — она вдруг замолчала, осматривая мое тело в одном белье, которое я усердно пыталась прикрыть шифоном. — Что это?

«Мне конец».

Я отступила назад, бесполезно прижимая ткань к себе, но одним резким движением бабушка выдернула из моих ватных рук платье.

— Татуировка? — ее глаза тут же налились злостью, а губы напряженно затряслись.

— Послушай… — прохрипела я, а ладони инстинктивно прижались к солнцу.

Подскочив ко мне, она вцепилась в мои запястья, разводя руки в сторону. Я чувствовала, как ее взгляд ненавистно впивался в мой рисунок на теле так, что мне казалось, что место татуировки горит огнём. Бабушка уже открыла рот, чтобы обрушить на меня гневные тирады, но вдруг глубоко вдохнула воздух возле меня.

— Дыхнула быстро, — она отвела глаза от тату и вцепилась взглядом мне в лицо.

Я лишь шумно сглотнула и до боли прикусила свои губы.

— Где вы шлялись всю ночь?

— В клубе.

Бабушка не сводила с меня взгляда, выпуская мои запястья из своих пальцев.

— Я запрещаю тебе видеться с Егором, — ее холодный и спокойный тон полоснул меня так сильно, что на секунду сбилось мое дыхание.

— Что-о? Нет! — я так резко пошатнулась от нее в сторону, что вписалась спиной в угол шкафчика. Было жутко больно, но смысл сказанных ею слов, вызвал жгучее чувство в груди, которое оказалось намного больнее. — Это бред!

— Бред? — она медленно подняла с пола платье и закинула его в корзину для белья. — Думаешь, что я должна спокойно реагировать на то, что ты сутками пропадаешь неизвестно где, не отвечаешь на звонки, а потом заявляешься с диким перегаром и татуировкой? — ее голос дрожал, но взгляд оставался жёстким. — Тебе пора немного прийти в чувство.

Мое сердце бешено колотилось, а в легких как будто перекрывали кислород. Раздражение в вперемешку со злостью начинало потихоньку дергать меня, словно марионетку.

— Я как виделась, с Егором, так и буду, — огрызнулась я, пятясь в комнату в одном белье. — Запретишь — сбегу.

Лицо бабушки побелело еще сильнее, а взгляд серых глаз прожог меня насквозь холодом.

— Посмотри на себя, Кира. Ты же невменяемая. Я и подумать не могла, что он так на тебя повлияет и тебе напрочь отобьет разум. Где моя спокойная и тихая девочка, что мечтала о будущем, а не о том, как бы провести ночь в кровати у мужика? Я разве так тебя воспитывала? — она поморщилась так, как будто перед ее глазами стояла не ее внучка, а что-то мерзкое.

— Спокойная и тихая девочка? Вот что, оказывается, для тебя важно. А может я больше не хочу быть такой? — мое лицо презрительно скривилось. — Что? Такую любить меня уже не хочется? — сама не замечая того, мой голос повышал тон с каждым произнесенным словом. — Ну, конечно, удобнее же послушная и покладистая внучка.

— Что ты несешь?

— Правду, бабушка.

— Дура, ты, Кира. Ой, дура, — она провела ладонью по лбу, запуская пальцы в свои светлые с проседью волосы, смотря на меня с такой злостью, что я не узнавала ее родного взгляда.

То ли невыветрившийся алкоголь в моей крови, то ли захватившее меня бешеное чувство озлобленности, которое клубком раскатывалось по венам, опутывая мое сознание и заставляя меня пронизывать бабушку разъяренным взглядом… Но я даже не знаю, откуда это взялось в моей голове.

— Да, дура, что до девятнадцати лет безропотно просидела в грядках, даже не пытаясь увидеть мир вокруг себя. А он оказывается есть, бабушка. Просто тебе так было удобнее. И как только я начала делать что-то по своему желанию, так ты сразу пытаешься одернуть меня, потому что это не совпадет с твоими представлениями.

— Твои желания — это делать тату и шататься пьяная в клубах? Так ты себя ценишь и ощущаешь взрослой? — бабушку буквально трусило на моих глазах. — Раздвигать ноги — это не показатель твоей самостоятельности. Если ты не понимаешь, что происходить, то я тебя предупреждаю — Егора не будет на пороге этого дома.

Ее последняя фраза сработала для меня, как красная тряпка, застилая мне разум, адекватность и контроль над собой.

— А то что? — я сделала резкий шаг вперед к бабушке, нагло смотря в ее заплаканное лицо.

— Кира… — сквозь зубы проговорила она, сжимая пальцы и тяжело дыша, — не заставляй меня идти на крайние меры…

— И что ты сделаешь? Посадишь под замок? Откажешься от меня? Или в случае чего, отправишь на аборт насильно, как и мою мать. Ты же так решаешь неугодные тебе проблемы… — ядовито выплюнула я, даже не успев подумать.

Резкий хлопок разлетелся по комнате, а моя щека вспыхнула колючим огнем. Все, что я смогла — это схватить ртом воздух, который никак не хотел проникать в мои легкие, заставляя задыхаться на месте. Моя ладонь схватилась за след от пощечины, который за секунду стал мокрым от хлынувших слез.

Бабушкины руки дрожали, а в широко распахнутые глаза застилал испуг. Боль прожигала мне щеку, быстро опускаясь к груди. Прижав одну руку к лицу, вторую к ребрам, я, не чувствуя ног, попятилась вглубь комнаты и, уперевшись о борт кровати, медленно опустилась на нее.

— Приди в себя… — вдруг достаточно спокойно произнесла бабушка.

Я уже не видела перед собой ни ее глаз, ни лица, лишь расплывчатые очертания окружающего мира — слезы текли сплошным потоком. Изнутри обида колола такой силой, что быстро вывела из моего тела оставшиеся дозы алкоголя. Пощечина оказалась лучше любого антипохмелина.

— Предупреждаю еще раз по поводу Егора, — холодный тон родного голоса прошел через меня насквозь, заставив задрожать еще сильнее. — Не забывай, Кира, кто должен оплатить вторую часть суммы за твое обучение. Я не позволю тебе спустить в канаву по твоей дурости все то, что так долго и тяжело нам доставалось.

Еще один удар под дых. Мне хватило воздуха, чтобы лишь истерично всхлипнуть:

— Это шантаж? — мои слова прозвучали словно извне.

— Нет, детка. Хочешь быть взрослой и самостоятельной — учись отвечать за свой выбор и поступки.

— Мой выбор сделан, и от тебя мне больше ничего нужно, — я сама не узнавала свой голос: холодный и бесчувственный.