— Подальше от этого места? — Аннелия вновь покачала головой. — Не получится, Мина, нельзя. О господи, Мина, мы ведь женщины, мы не можем путешествовать без сопровождения по этой пустоши! — С этими словами Аннелия вскочила и убежала в дом.

Мина осталась на веранде как громом пораженная. Через три дня Филипп и его отец вернулись в поместье.


Мина проснулась от странного чувства. Ей казалось, что она задыхается. Что-то зажимало ей рот. Это была чья-то рука? Девушка почувствовала, как в ней поднимается волна паники. Мина отчаянно пыталась высвободиться, но рука вжимала ее в подушку. В полумраке комнаты темной громадой над ней нависала чья-то фигура.

«Это дьявол», — пронеслось у Мины в голове. Нет, это был Филипп. Она знала, что это Филипп. Она уже давно готовилась к нападению, замечая его взгляды, его прикосновения, то, как он страстно улыбался ей, как выразительно облизывал губы.

«Нельзя было здесь задерживаться, — подумала Мина. Она ничего не могла поделать, ей оставалось только смотреть на Филиппа. — Нужно было убедить маму бежать со мной. Или отправляться в путь одной». Мине вспомнилось, как Филипп и его отец вчера вечером рассказывали о нападении на поселение индейцев. Тогда девушке стало плохо. Ей пришлось плотно сжать губы, чтобы сдержать позывы к рвоте.

Тем временем глаза Мины немного привыкли к темноте, и она сумела разглядеть своего сводного брата. Впрочем, она и так узнала бы его — по особому запаху. Мина ненавидела этот запах.

Филипп склонился над ней, и девушка почувствовала его дыхание на своей коже.

— Ты скучала по мне? Я часто думал о тебе, моя малышка Мина.

«Он ничего мне не сделает, — сказала себе Мина. — Он не сумеет ничего мне сделать. Я просто не должна позволять ему ничего подобного!» Она не могла произнести ни слова — рука Филиппа все еще зажимала ей рот. В следующий миг он свободной рукой сдернул с Мины одеяло и задрал ее ночную рубашку. Девушка почувствовала, как в ней закипает ярость. Именно ярость придала ей сил. Мина согнула ноги и пнула брата в пах.

Филипп со стоном свалился с кровати.

Мина не стала медлить. Один прыжок — и она была уже посреди комнаты, еще пара прыжков — и девушка сбежала по лестнице, распахнула входную дверь и помчалась по двору.

Только спрятавшись в тени небольшого сарайчика, она остановилась и, запыхавшись, оглянулась. В окне ее комнаты зажегся свет. Филипп стоял, согнувшись. «А что, — вдруг пронеслось в голове у Мины, — если Франк стоял здесь, у этого сарая, собираясь бежать прочь, и ждал, когда я к нему выйду?» При мысли об этом у нее на глазах выступили слезы. Что, если они с Франком больше никогда не увидятся? Что, если ее мечты никогда не исполнятся? Не глупо ли верить в то, что она встретит любимого на площади в Буэнос-Айресе? Наивная, детская мечта, не так ли?

Филипп распахнул окно и высунул голову во двор. Мина услышала, как он чертыхается. Этой ночью она не сможет вернуться домой. Нужно будет спрятаться в сарае. Да и следующим утром ей лучше не встречаться с Филиппом…



Глава 9


Мина уже не могла бы сказать, сколько раз ей приходилось прикладывать лед к лицу. С той ночи, когда ей удалось сбежать от Филиппа, он бил ее каждый раз, как только она появлялась дома, а Ксавьер удерживал Аннелию, чтобы та не защищала дочь, а бывало, что и колотил жену. Иногда поводом становился ужин, который пришелся Филиппу не по вкусу. Аннелия пыталась скрыть от Мины синяки, но та все замечала. Теперь девушка опять всю неделю проводила у Дальбергов.

Этим вечером мать и дочь сидели в комнате Мины.

— Мама, ты ждешь, пока он забьет тебя насмерть?

Аннелия покачала головой.

— Ах, Мина, мы ведь уже говорили об этом! Мы женщины, у нас нет денег. На что мы будем жить, скажи мне?

Мина прикусила губу и сжала руку матери, обветрившуюся и потрескавшуюся от тяжелого труда.

— У меня есть деньги.

— Что? — Глаза Аннелии широко открылись от изумления. — Откуда… Нет, не говори мне. Лучше мне этого не знать.

Мина кивнула. Они немного помолчали.

— Понимаешь, — продолжила девушка, — мы можем сбежать, стоит нам только захотеть.

Аннелия задумчиво кивнула.

— Но нужно все хорошо обдумать, — прошептала она.

Аннелия надеялась, что сможет избавиться от мыслей о побеге, но по ночам, лежа в постели, думала только об этом. Словно взошло зернышко, несколько недель назад оброненное Миной на благодатную почву. Аннелии потребовалось много времени, но теперь женщина понимала, что ее дочь права. Нужно бежать. Не следует бояться побега, ведь здесь, в этом поместье, ее подкарауливала смерть. А женщина не хотела умирать от руки Ксавьера. В селении ходили слухи о том, что он убил свою первую жену. Хотя вначале Аннелия не хотела в это верить, теперь она была убеждена в том, что это правда. Агнес Амборн не просто так свалилась с лестницы.

«Не бойся, — мысленно говорила себе Аннелия. — Ты не должна бояться. Нужно сделать так, чтобы они не сразу отправились за нами в погоню». Именно эта мысль занимала Аннелию следующие дни. Пока что в ее жизни ничего не изменилось. Она вставала утром, готовила завтрак, убирала. Если ей везло, Ксавьер ее не бил. Затем она шла в сад или принималась за стирку белья. Нужно было еще покормить кур и коз, а потом приготовить обед. Если уж ей везло очень сильно, то Ксавьер не бил ее и вечером. Мина, которая раньше почти каждый вечер приходила домой, теперь всю неделю проводила в городе, и Аннелия ждала ее возвращения в субботу. В воскресенье они вместе шли в церковь.

Настала суббота, но Аннелия нисколько не продвинулась в планировании побега. Мина хотела просто сбежать, но Аннелия знала, что этого недостаточно. Нужно помешать Ксавьеру и Филиппу отправиться за ними в погоню. Аннелия даже подумывала о том, не ударить ли их по голове чем-то тяжелым, но быстро оставила эту идею. Даже если ей удастся лишить сознания одного, второй, скорее всего, это заметит. На прошлой неделе Аннелия встретилась с Эрной Польманн, местной травницей. Та рассказала ей о снотворных настойках, но и это не являлось решением проблемы.

Теперь же Аннелия стояла в сарае, где еще осталось кое-что от урожая прошлого года. Вскоре закрома вновь наполнятся. Женщина рассеянно проводила взглядом шмыгнувшую в угол мышь. Мыши и крысы были настоящей напастью для поместья, и Аннелия их ненавидела, но теперь они натолкнули женщину на мысль. «Я могу подсыпать мужчинам крысиный яд. Уж с ним-то я умею обращаться». Цианистый калий был одним из первых ядов, которым Ксавьер научил ее пользоваться. Им травили мелких грызунов. Тогда Ксавьеру явно доставляло удовольствие показывать Аннелии мертвые тельца зверьков и заставлять жену собирать их в ведро, а потом сжигать во дворе. Аннелию мутило от отвращения и жалости к бедным созданиям.

Женщина вышла из сарая, заперла его и вернулась в дом. Вечером она скажет Мине, что согласна бежать, а в воскресенье отдаст дочери сумку со своими пожитками. Потом нужно будет приготовиться, а в следующее воскресенье — покинуть поместье. Она подаст мужчинам пиво и подсыпет туда крысиный яд. Если Ксавьер и Филипп выпьют достаточно пива, они не обратят внимания на странный привкус. Их отсутствие бросится в глаза только в церкви, самое позднее — когда они не явятся в трактир.

Как бы то ни было, нельзя, чтобы Мина узнала о ее приготовлениях. Мина — ангел. Она не должна даже подозревать о том, какое зло творится в мире.



Глава 10


Франк оглянулся. Неподалеку слышались громкие мужские голоса: кто-то кричал, отчаянно пытаясь предупредить остальных об опасности. Послышался характерный звук: хруст дерева, шелест, как от сильного ветра, — так всегда бывало, когда срубленный ствол валился на землю. Франк присел на опушке леса, чтобы отдохнуть и выкурить сигарету. Как всегда, он встал задолго до восхода солнца. С тех пор как он покинул поместье, у него начались проблемы со сном.

Первым делом Франк вымылся. Впрочем, тут на такие вещи мало кто обращал внимание. Затем он поел кукурузной каши, забросил топор на плечо и отправился в лес с другими лесорубами. Так проходил каждый его день с тех пор, как он поселился в Северном Чако. За последние недели они прорубили просеку в лесу, напоминавшую глубокую гноящуюся рану в теле дикой природы. Лесорубы вытоптали землю, засыпав просеку ветками, щепками и опилками. Район Чако был богат древесиной, и это привлекло сюда предпринимателей. Из городков Ресистенсия и Формоса, расположенных на реке Парагвай, приезжало все больше лесорубов.

Кроме дорогих сортов древесины, в регионе Чако встречался схинопсис квебрахо-колорадо — лиственное дерево, из коры которого изготовляли экстракт, пользовавшийся спросом в кожевенной промышленности по всему миру. Квебрахо узнавали по тонким листьям с сильным характерным запахом. Люди из отряда Франка валили как раз такие деревья. Если неосторожно коснуться листьев квебрахо, на руке могли вскочить волдыри, зато рубить такие деревья было одно удовольствие — древесина хоть и была довольно прочной, но легко поддавалась ударам топора.

Они работали на лесоповале уже много часов. Вначале слышались мерные удары топоров, затем, когда дерево уже начинало крениться, все разбегались в разные стороны, стараясь оказаться от него на безопасном расстоянии. Бывали тут и несчастные случаи, ведь иногда дерево падало совсем не туда, куда его пытались повалить дровосеки. С тех пор как Франк начал здесь работать, на лесоповале погибло уже два человека. Теперь их тела покоились на крохотном кладбище, а на могилах стояли покосившиеся деревянные кресты. Франк представлял себе, что вскоре эти могилы зарастут травой, и, когда дровосеки уйдут отсюда, о погибших все забудут и никто даже не узнает о том, что произошло. Иногда Франк задумывался о том, ждет ли кто-то возвращения этих людей. Кроме того, тут почти каждый день кто-то получал травмы — глубокие царапины, синяки, переломы. Бывало, что тот или иной дровосек лишался пары зубов. По вечерам, когда мужчины упивались коньяком, случались пьяные драки. Иногда люди бросались на своих товарищей — кто с ножом, кто с топором. Удивительно, что серьезных повреждений никто так и не получил. По воскресеньям некоторые из дровосеков ходили на службу в церковь, расположенную в деревушке неподалеку. А вечером устраивались петушиные или собачьи бои, вносившие хоть какое-то разнообразие в надоевшую всем рутину. Тогда почти все дровосеки собирались перед сооруженными на скорую руку домиками — эти строения распадались так же быстро, как и строились. По ночам все укладывались спать в гамаках.