- Привет, Ксюш, - жизнерадостно сказала Мила, когда Ксения присела с ней рядом и принялась вытаскивать из сумки тетрадку и ручку, подготавливаясь к лекции.


- Привет, Мил. Как дела? Как лето?


- Отлично, вернулась от родителей. Еле избавилась картошки и банок с вареньем, которые мама мне в сумку пихала, - подруга усмехнулась, и Ксения поняла, что соскучилась по этой девчонке, по учебе и просто по общению со своими старыми приятелями.


- А я у бабули в Крыму загорала, - призналась девушка. - Уже надоело, честное слово.


- Говорят, ты с Владиком поссорилась, - округлив глаза, прошептала Мила. - Майка уже всем растрепала, что готова быть тебе заменой.


- Мы не поссорились, Мил, - устало проронила Ксения.


- Я так и знала! Выдрать бы этой рыжей волосы, чтобы не наговаривала, - подруга решила показать, что всецело на стороне Ксении, хотя Владлен никогда ей не нравился.


- Мы расстались, - торопливо добавила девушка, сдерживаясь, чтобы не хихикнуть, потому что у Милы потихоньку открылся рот от изумления.


- Да ты что?! Ксю, ты чего?!


- Не сошлись характерами, не успев пожениться, - пожала плечами Ксения. - Пусть Борисова им подавится. Мне всё равно.


- Ого! Да, у вас тут страсти похлеще, чем у артистов каких-нибудь. Они тоже то сходятся, то расходятся. Вот, к примеру, Метлицкого возьмем, - продолжила Мила, сворачивая на свою любимую тему - её хлебом не корми, а дай только разузнать сплетни о любимцах публики.


От небрежно произнесенной фамилии у Ксении засосало под ложечкой, сердце глухо рухнуло в пятки и стремглав вернулось на место, кровь застучала в висках. Она старалась не вспоминать о Метлицком, но оброненное имя в разговоре всколыхнуло глубины памяти, подняло на поверхность запрятанные боль, горечь и надежду на новую встречу. Теперь же хорошее настроение и умиротворение, с которым Ксения вернулась в Москву, развеялось, словно дым.


Мила не заметила перемены в лице подруги и таким же тоном продолжила:


- Вот женился он на своей однокурснице, она ему ребенка родила, жили в общаге, а потом, когда он стал известным, в фильмах снялся, то развелся. Представляешь? И женился на оперной певице. Анна Руссо, понимаешь ли. Была когда-то Русинова, уехала по обмену в Ла Скала, да там так и приписалась. Метлицкий с ней познакомился здесь. В фильме они снимались что ли, то ли в театре встретились... Не помню уже... Как увидел ее, обалдел и сказал друзьям: "Эта женщина будет моей женой". Анна тогда замужем была за каким-то солистом оперы, не помню, как его звали, развелась быстренько, за Вадима вновь замуж выскочила и уехала назад. Она ж там еще вроде как преподает, пению обучает. Он здесь, а она там... Как сказали мне недавно, то ни в чем себе не отказывают!


- У них любовь, Милка. Великое и волшебное чувство, - глухо произнесла Ксения, заставляя свой голос звучать ровно, не показывая Кузнецовой, что эта тема ей крайне неприятна.


- Да? - не унималась подруга. - А с другими тогда у него что? Про его пьянки и баб такие разговоры ходят, что можно книги писать, правда, неприличные.


- А с этими бабами у него чуждое советскому человеку слово "секс" - прошептала девушка на ухо Миле, при этом горько усмехнулась.

Подруга тихо прыснула, как обычно бывает, когда человек не хочет показать, что сальная или скабрезная шутка ему понравилась, но правила приличия требуют возмутиться.

- Ой, Ксюха, я с тебя не могу, - замахала руками Мила. - Слушай, а может быть, ты со мной в театр пойдешь сегодня вечером? У меня билет лишний есть. Правда, мне эти билеты достал Стрельцов с третьего курса, мы договорились встретиться у входа, но мы с тобой мимо него прошмыгнем. Мне он из-за билетов и нужен был.

- Мил, ты хочешь парня бросить? Он старался, а ты, - укоризненно покачала головой Ксения, но при этом уже была готова расцеловать находчивую подругу.

Одной сидеть в квартире весь вечер ей не хотелось. Она обязательно будет вспоминать о том, что давно уже пора отправить на задворки памяти. Было и прошло - назад пути нет. Сколько у Вадима было таких Ксюш? Правильно, бессчётное количество.

- Да ладно, перебьется, - махнула рукой Мила. - Ксю, новый сезон, долгожданный спектакль. Тебе понравится.

- Ну, смотри, ты обещала, - усмехнулась девушка, и тут же замолчала, потому что в аудиторию зашел преподаватель, не терпящий разговоров во время своей лекции.


Сердце бьется, словно в клетке мышь,

Лезет в уши тишина.

Полночь рвется, рядом ты стоишь

Словно призрак из дурного сна


На ступенях у входа в театр собралось около двухсот человек, у многих в руках были цветы, в основном гладиолусы или гвоздики, но так же можно было заметить темно-рубиновые розы. Ксения и Мила решили не лезть в самую гущу столпотворения, вместо этого они тихо стали у афиши, ожидая момента, когда можно будет войти в фойе.

- Жаль, цветы не купили, - проронила Мила, разглядывая девушку, держащую в руках скромные три розовые гвоздички.

- Они их все равно оставляют в гримерках и раздают костюмершам, уборщицам, - хмыкнула Ксения, вспоминая давние разговоры с Костей Меркуловым, обводя рассеянным взором окружающее пространство.

И тут девушка, наконец-то, разглядела название постановки, куда ее притащила Мила. Сначала ей сделалось дурно, едва не потемнело в глазах, а потом захотелось истерично расхохотаться во весь голос и сбежать, куда глаза глядят, лишь оказаться подальше от этого места. Сама того не подозревая, она угодила, словно мышь в открытую ловушку.

"Поэма Пабло Неруды. В главной роли - Вадим Метлицкий" - было выведено каллиграфическим почерком на огромном плакате, около которого остановились подруги.

- Мил, я, наверное, не пойду. Что-то не люблю переведенные стихи, - произнесла Ксения, пытаясь сыграть убедительно, чтобы подруга не расценила ее позорную капитуляцию, как нежелание видеть актера, заявленного в спектакле.

- Ксюш, да ладно тебе. Пришли уже, стоим, начала ждем, от моего кавалера спрятались. Ну, полтора часа разве не высидишь? - взмолилась девушка. - И это же сам Вадим Метлицкий! Я в кино раз семь бегала, еще в школе училась, когда он Айвенго сыграл. Помню, как тогда его фотографию из журнала вырезала и под подушкой хранила. Он по молодости был красивый такой, как принц из сказки, рыцарь настоящий. Эх, - подружка театрально вздохнула, приложила руки к груди и возвела очи небу.

- Мил, я тебе поражаюсь просто! И что, думала он за тобой на белом коне приедет? Ага, на руки подхватит и в волшебный замок унесет? Спустись с небес на землю. Таких, как ты, у него целая толпа! - зашипела Ксения, прекрасно понимая, с чего взъелась на подругу. Досада терзала сердце острой бритвой. Ведь она такая же! Маленькая дурочка. Так, кажется, сказал Вадим, перед тем, как навсегда покинуть ее квартиру.

- Не романтичная ты, Ксюша! У меня уже это прошло, не двенадцать лет уже, но все равно... Когда я еще нормального и красивого мужика смогу увидеть? Хочу получить эстетическое удовольствие! И вообще, надо приобщаться к искусству, - прощебетала Милка, утаскивая Ксению в сторону толчеи, которая образовалась на проходе в вестибюль театра.

- Ладно, пойдем, - тихо пробормотала та, надеясь, что Вадим не заметит ее среди зрителей, ни до спектакля, ни после него.

Ксении совершенно не хотелось уподобляться сотням девчонок, которые преследуют актера, всеми силами пытаясь обратить на себя внимание, не брезгуя банальной навязчивостью и глупым хлопаньем ресницами, изображая из себя наивных деревенских дурёх. Наверняка, Вадим уже и не помнит ее лица, имени. Она стала очередной тенью среди вереницы женщин, побывавших в его постели.

Сев на свое место в зрительном зале, Ксения замерла в предвкушении. Она не отдавала себе отчета в том, что в ожидании появления Метлицкого на сцене у нее усилилось сердцебиение, она сжала ладони в кулаки, лишь бы не выдать себя, не показать, насколько ждет Вадима. Нет, она не скучала, нет, она не ждала, что он ринется к ней и заключит в объятиях. Но чувства, загнанные в угол души, встрепенулись, полетели на свободу, и Ксении пришлось сознаться себе - ей не удалось избавиться от воспоминаний, которые будили в ней тоску и жажду продолжить чувственное приключение, случившееся летней ночью.

И вот погас свет, зал погрузился в полную тьму. На сцене загорелся лишь один прожектор. В бледном пятне, похожем на свет луны, стоял Вадим Метлицкий. Белая рубаха, темные штаны, высокие ботинки со шнуровкой; можно было подумать, что в этом костюме он ходит каждый день. Темная челка прилипла ко лбу от пота, который появился от нестерпимого жара яркого софита.

В зале не было слышно даже дыхания зрителей. Двести человек замерли в напряжении, ожидая, что же будет дальше. И Вадим начал говорить. Его тихий голос наполнял замкнутое пространство, обволакивал и уводил за собой. Складывалось ощущение, что он обращается каждому, и в тоже время, говорит сам с собой, ведет свой диалог со своей судьбой, спорит со смертью.

На протяжении всего выступления Ксения пребывала в оцепенении, в дурманном сне, который так и не развеялся. Она не поняла, что зал аплодирует стоя, и лишь она сидит, ничего не видит перед собой, а слышит лишь голос, от которого мурашки бегут по коже, учащается пульс, темнеет в глазах. Девушка едва справилась с наваждением. Нет, глупо было оставаться. Теперь ей вновь предстоит приложить максимум усилий, чтобы, наконец, осознать - этот человек ей не подходит, с ним у нее нет ничего общего и каждая их встреча будет приводить к самому настоящему беспределу и бесстыдству.