Глава 14


«Одно дело — эффектно покинуть сцену, — с досадой думала Рейчел, стоя с другой стороны двери, — а другое — вернуться туда, если в спешке что-нибудь забудешь». Она ждала, пока глаза привыкнут к кромешной тьме, и страшно жалела, что не сообразила захватить керосиновую лампу. Пусть бы эти два злодея посидели без света! Но было уже поздно — теперь она ни за что не могла вернуться. На сегодня с нее было более чем достаточно. Циничное, враждебное лицо Джека Аддамса довело ее почти до предела, и, увидь она его еще раз, она бы потеряла контроль над собой и…

«Что? — тут же одернула она себя, криво усмехаясь, — биться в истерике на полу? Орать на Эммета-Джека, пытаясь выдавить из него хоть каплю чувства?»

Как бы привлекательно это ни звучало, она не могла себе этого позволить. Как бы сильна она ни была, он выступал в другой весовой категории. Она быстро оказалась бы в побежденных, сделав себе еще хуже. Она уже заранее чувствовала свою слабость и уязвимость перед ним.

Бросив чемодан на стул, Рейчел шагнула к кровати. Силы вдруг оставили ее, и она рухнула на свою смятую постель. Она понятия не имела, который уже час — наверное, что-то около четырех часов утра. Она забыла взглянуть на часы, когда уходила из гостиной. Вздохнув, она, усевшись, сунула себе за спину подушки и пристроила голову на железную спинку, заранее смирившись с тем, что уснуть удастся нескоро. А тем временем можно было в полной мере насладиться болью в ободранных коленях, порезанной руке и раненном предательством сердце.

Из соседней комнаты не доносилось ни звука, ни шороха, ни шепота заговорщиков, хотя, наверное, шум снаружи не позволял ей ничего расслышать. Погода — как по заказу — благоприятствовала нечистым на руку дельцам. Наверняка они задумали сбросить ее со скал Непали или еще что-то в этом роде. Может быть, они уже отыскали Эммета, нашли способ заткнуть ему рот и…

Нет, снова одернула она себя. Человек, называющий себя Джек Аддамс, может быть аморальным, равнодушным вором, но на убийцу он не похож. А может быть, он и не такой уж равнодушный, подумала она, проводя рукой по губам. Он мог бы ничего ей не говорить, пусть бы она продолжала мучиться, думая, что отчаянно влюблена в родного брата. Но почему он сказал ей правду?

Если это была правда. Во всем этом деле был только один хороший момент, принесший ей долгожданное облегчение: в тот миг, когда он признался, ее безумная страсть прошла так же быстро, как и возникла. «Вот такая вечная любовь». — Она передернула плечами. Стоило ему произнести «я не твой брат», как пламя, угрожавшее пожрать ее, разом прогорело и остался лишь холодный мокрый пепел, оцепенение от боли и предательства.

К сожалению, ее бесчувственность продлилась недолго. Она сменилась раскаленным бешенством, которое застилало ей разум, не давало ясно мыслить, мешало выбраться из лабиринтов лжи и полуправды, понять, чему стоит верить, а чему нет. Ей необходимо было срочно взять себя в руки, чтобы снова не угодить в их ловушки и найти своего настоящего брата. Кажется, это начинало получаться.

Она нагнулась и подтянула колени к подбородку — ссадины тут же отозвались резкой болью. Развернув одеяло, лежавшее в ногах, она обернула им свои озябшие плечи и снова откинулась на подушки. Что же было правдой? Только не то, что сказал ей этот человек. В этом она ни минуты не сомневалась. Не деньги были его главным мотивом. Иначе он ни за что не позволил бы ей остаться и не признался бы так скоро в том, в чем признался. В отношении него у нее начало запоздало созревать нечто вроде шестого чувства. Не верилось, что он назвал ей свое подлинное имя. Он был такой же Джек Аддамс, как она Мей Уэст. История с тюрьмой тоже казалась неправдоподобной. Хотя, возможно, ей просто хотелось, чтобы она была неправдой.

«Ты ищешь ему оправданий, Рейчел? — спросила она себя. — Что с того, что он не выглядит прожженным уголовником, недавно вышедшим из тюрьмы? Внешность, как известно, обманчива. Умение обманывать простофиль вроде тебя — это часть его профессии».

Не совершает ли она ошибку, оставаясь в коттедже? Ягненок в логове матерых волков, которые сожрут ее без раздумий, поскольку она встала у них на пути. Дядя Харрис всегда был очаровательным пройдохой. Джек-Эммет, хотя и спас ее от блужданий под штормовым ливнем… но что будет дальше?

Окна затрещали от удара ветра, вспышка молнии, сопровождаемая неминуемым раскатом грома, осветила комнату. Рейчел немного сползла, положив голову на подушки, и плотнее закуталась в одеяло. Где же Эммет? Неужели он наблюдает за ними со стороны и смеется над их нелепыми выходками? Она бы этому не удивилась — интерес к абсурду Эммет унаследовал от дедушки.

Но если он жив, если он на острове, она его разыщет — не важно, с помощью этих двух мерзавцев или нет. Также она обязательно выяснит, кто этот человек, с которым ей приходится делить коттедж, а иногда даже кровать. Что она станет делать потом — она решит позже.

«Какое же это облегчение, — думала она, кутаясь в теплое одеяло, — не хотеть его. Какое блаженство — не испытывать больше этой болезненной до безумия, жгучей похоти». Никогда больше она не подчинится ему, не затрепещет от желания при взгляде его непроницаемых карих глаз. Слава богу, что все закончилось. Она сонно провела рукой по растерзанным губам. Даже воспоминания о том, как он целовал ее, его требовательный натиск испарились из памяти. Она больше не ощущала давления его тела, прижимающего ее к стене.

Ее чувствами владел шторм, бушевавший за стеной, пополам с сонливостью от эмоционального истощения. Напоследок внутри затеплился, забился огонек, когда, вопреки строгим приказам разума, она снова представила его сумасшедшее объятие. И потом она уснула.


Когда Рейчел проснулась, было тихо. Она даже не сразу поняла, что изменилось, — лежала, обернувшись одеялом, и вспоминала.

Перемены были приятные: шторм закончился, лишь мирно шелестели пальмы, кричали птицы, вдалеке плескался прибой. Час был ранний — солнце, бившее в окно, едва поднялось над горизонтом. Ей захотелось снова безмятежно забыться, но тут вторая волна памяти окатила ее. И она окончательно проснулась.

Горячий душ, чашка хорошего кофе и тысячи проблем, которые принесет день. Она решила, что, пока не почувствует себя человеком, не станет заниматься проблемами, но Джеку Аддамсу несдобровать, попадись он ей прежде, чем она будет готова его видеть.

Напрасно она волновалась. Впервые за все время дверь его спальни была плотно закрыта. Он не сидел, развалясь, на крыльце, попивая ужасную бурду, которую называл кофе. Ночью включили электричество. Двигаясь как в тумане, Рейчел поставила на плиту кофейник и пошла в ванную.

Это был самый долгий душ в ее жизни. Он был ей необходим, чтобы смыть весь мусор вчерашнего дня.

Когда она вышла на крыльцо с чашкой кофе в руке, его по-прежнему нигде не было. Шторм принес прохладу, но она нарочно надела самые короткие шорты, выставляющие напоказ ее длинные ноги и плотно облегающие ее сзади, и короткую майку. Загорать нужно с утра. И еще — пусть пострадает.

Тряхнув мокрыми волосами, она уселась на нижнюю ступеньку крыльца, с удовольствием сделала большой глоток ароматного кофе и посмотрела вокруг.

Утро было поистине прекрасным. Яркое солнце поднималось в синее небо. Его сияющие лучи превратили мокрый песок в поле алмазов. Вокруг коттеджа влажно поблескивали заросли, усыпанные мокрыми кристаллами, сверкающими на каждом листе. Из ночной бури родился свежий новый мир, и даже птицы, кружившие в небе, казались счастливее, моложе и красивее.

Вытянув свои длинные ноги, Рейчел оперлась локтями на ступеньку выше и взяла чашку в обе руки. У нее были маленькие руки, как у всех Чандлеров. Как она сразу не догадалась, когда увидела его большие красивые руки? Среди Чандлеров таких не водилось.

«Об этом лучше не думать, — строго сказала она себе, невзирая на теплое чувство, возникшее под ложечкой при мысли о его руках. — Не думай о его теле, думай о его лжи».

Но сказать проще, чем сделать, особенно когда в пояснице отдаются его шаги. Когда позади открылась дверь, она не обернулась, а продолжала смотреть вдаль, желая продемонстрировать ему свое равнодушие.

Однако она не ожидала, что он ответит ей тем же. Не глядя на нее, он сбежал по ступенькам и пошел к океану — в своих выгоревших обрезанных джинсах, которые, похоже, надел нарочно для нее. Она думала об этом с раздражением, не в силах оторвать взгляда от его широкой спины и мускулистых ног, поросших золотистыми волосами. Он вошел в воду, нырнул под волну и сосредоточенно поплыл к горизонту. Видя, как работают мощные мышцы на его плечах, пока он бороздит волны, она содрогнулась, будто от холода. Так, по крайней мере, ей хотелось. Глотнув быстро остывающий кофе, она снова стала наблюдать за ним с откровенным голодом в глазах, который надлежало тотчас скрыть за безразличием, едва он выйдет на берег.

Если он вообще когда-нибудь собирался выйти. Он плыл все дальше и дальше от берега, и Рейчел забеспокоилась. Когда он исчез за гребнем волны, она, с пересохшим вдруг ртом, вцепилась руками в чашку. О чем он там думает, заплывая так далеко, когда океан еще не успокоился после шторма? Если он надеется, что она его спасет, то напрасно: плавает она плохо и вовсе не тем олимпийским стилем, каким он отмахал уже больше мили. Может быть, это месть с его стороны? Неужто он собрался выйти на берег где-нибудь в другом месте и навсегда скрыться в прибрежных джунглях? Или ему хочется глупо утонуть на ее глазах? Проклятье, почему он не поворачивает обратно?

Он был уже в двадцати футах от берега, когда она снова увидела его. Облегчение ее было велико — слишком велико, чтобы притворяться равнодушной. Она приняла это стойко. Может быть, не так уж она была равнодушна. Как бы там ни было, ей не хотелось, чтобы кто-то утонул у нее на глазах. Обыкновенное человеческое участие. Жаль, что она не успела налить себе еще кофе, пока он плавал. Ей было бы чем заняться, пока он шел по пляжу прямо к ней. Но она слишком боялась, что он исчезнет, и не могла сбегать за кофе. Теперь приходилось смотреть на него, щурясь от солнца, и это ее злило.