— Вы лжете, — крикнула я, чувствуя, как сердце пронизывает острыми покалываниями, словно тонкой иглой и насквозь. Очень болезненно и невыносимо.

Я бы почувствовала. Как бы это абсурдно ни звучало, но я бы точно почувствовала.

Я бы дышала иначе, если бы с ним что-то случилось. Как когда-то три года назад.

Вскочила среди ночи и поняла, что дышать не могу. И болело в груди пока не нашла и не увидела… Потом он сам перекрыл мне кислород.

— А почему ты так нервничаешь, девочка? Может, хватит играть? Притом, играть паршиво. Дарина Воронова собственной персоной. А Граф знает, что вы с его братом любовники?

В этот момент я выдохнула и обессиленно села на стул. Он жив. Вот в этих змеиных глазах я ясно вижу, что Макс жив. Иначе они не сверкали бы такой ненавистью, и он не источал бы столько яда, а праздновал бы свой триумф. Радость врага намного страшнее ненависти.

— Мы не любовники, — тихо сказала я, стараясь не дрожать и успокоиться.

— Еще нет? Странно… обычно я не ошибаюсь. А искры так и летят. Что ж Зверь оплошал-то так?

— Не лезьте не в свое дело, здоровее будете.

Теперь он склонил голову к плечу и прищурился. Если бы я сейчас не думала только о Максе, у меня бы точно от этого взгляда пошли мурашки по коже. Но я лихорадочно себе представляла, что происходит там, в этом проклятом лесу.

— Угрожаешь?

— Зачем мне угрожать, если вы и так все знаете.

Я смело посмотрела на Ахмеда и чтобы показать, насколько я уверена в себе, съела маслину. Косточку выплюнула прямо на пол и, увидев, как он поморщился, нагло вздернула подбородок.

— Думаешь, твой рыцарь выиграет и спасет свою прекрасную принцессу от злого дракона? Все еще веришь в детские сказки?

А теперь усмехнулась я, притом искренне.

— Нет. Это вы все еще верите в детские сказки. Я вам расскажу совсем другую — в которой скорее мой злой дракон сожжет ваш белоснежный замок дотла и сожрет вас вместе с вашими рыцарями, псами и с разукрашенными принцессками.

Улыбка пропала с его лица и взгляд блеснул яростью.

— Ауч. А девочка умеет кусаться. Ради тебя? Какая самоуверенность. Я бы сказал, детская наивность. Мы же об одном и том же драконе говорим? И если на то пошло, то для начала твоему дракону нужно выжить в моем страшном лесу с дикими псами и страшными охотниками, а это довольно проблематично.

— Ну, на то он и дракон, чтобы справляться с теми проблемами, с которыми не справятся тупые псы и жалкие охотники.

Ахмед снова расхохотался, но в этот раз смех звучал довольно фальшиво. Его злило, что я не боюсь… А я боялась. Сильно. До безумия. Но не его. Я боялась за Макса, и я не идиотка, чтобы не понимать, насколько Ахмед прав, и что у Зверя почти нет шансов.

В этот момент забежал Рустам.

— Ахмед, надо поговорить. Срочно.

Они вышли на веранду, а я вцепилась себе в плечи с такой силой, что почувствовала, как ногти вспарывают кожу. Что-то там случилось. Что-то такое, от чего этот проклятый Ахмед сейчас машет руками и надвигается на своего помощника, как хищник, готовый его разорвать на части.

Меня по-настоящему морозило. Возможно, из-за кондиционеров, но скорее всего, от нервного напряжения. Не выдержав, я встала со стула и, стараясь не шуметь, приблизилась к дверям веранды, прижалась спиной к стене, вслушиваясь в их слова, заглушаемые воплями разгоряченных гостей на улице и орущей музыкой.

— Шесть охотников и семь игроков. Ахмед. Они все мертвые. Он выкалывает им глаза. Психопат гребаный. Надо останавливать эту херню.

Ахмед зашипел на Рустама, уже не скрывая ярости.

— И что? Что, мать твою? Пусть выкалывает, если они такие безмозглые идиоты. Там еще три охотника и два игрока. Ставки растут.

— Гости в шоке, Ахмед. Надо завязывать. Закруглять эту мясорубку, пока не поздно.

— Они знали, что не в кукольный театр пришли. Они хотели мясорубки — пусть смотрят.

— Но они ставили на… — шум с улицы заглушил имя, — а не на этого маньяка.

— Мне пофиг. Убери его. Возьми еще людей, псов. Принеси мне его башку.

— У нас два пса. Два. Он перерезал их как свиней. Нахрена ты втянул его? Зачем? Отдал бы ему эту соску, и пусть бы трахал ее где-то в одной из комнат, а мы бы спокойно окончили игру и собрали сливки со ставок.

— Я хочу его голову. Я хочу, чтобы это произошло в игре и никак иначе. Этот ублюдок мне три сделки сорвал. Я хочу, чтоб он сдох. Тебе понятно? Надо будет — сам возьмешь ружье и будешь скакать между деревьев. Отправь туда Эдика. Он знает, что делать. Пусть зачистит там всех. А теперь пошел вон. Докладывай мне каждые десять минут, что происходит.

— И еще… там наши засекли несколько машин на окружной. Направляются в нашу сторону. Номера знакомые… засняли на камеры наблюдения.

— Покажи.

Я быстро вернулась на место и сильно сжала пальцы в кулаки, до хруста. Сердце колотилось, как бешеное. Мне казалось, что оно разорвет мне грудную клетку, или я задохнусь к чертовой матери. Они вместе куда-то ушли, а я, тяжело дыша, глотала слезы, то сжимая, то разжимая пальцы. Оглядываясь по сторонам и понимая, что заперта в этой стеклянной клетке. Посмотрела на часы — до конца игры оставалось менее получаса. И каждая минута превратилась в тысячелетие. Я становилась старше… нет, я просто взрослела за это время на одну жизнь. Мне начало вонять смертью. Никогда раньше я не чувствовала ее запах так отчетливо, как здесь и сейчас. И если мне ею воняло, то за Максом она шла по пятам. По моей вине. В каждую из этих секунд могло произойти ужасное — и он просто не вернется оттуда. Из этого Ада. Из ловушки, в которую я затащила нас обоих. Я уже догадывалась, что попала в логово к врагу. Что дала Ахмеду те козыри, которых у него никогда бы не появилось, не приди я сюда. Я влезла в серьезную игру, и то, что происходит на экранах, скорее одно из ее действий, но никак не она целиком. Я заставила Макса играть по их правилам. И, возможно, не только Макса.

Когда Ахмед снова вернулся и сел за стол, он был совершенно спокоен. Слишком спокоен. Налил себе коньяк и пристально посмотрел на меня. Долго смотрел. И я не знала, о чем он думает, но догадывалась. Смертью завоняло еще отчетливее. Он принес эту вонь с собой. Мне стало страшно. Его спокойствие. Оно заставило меня в панике дышать еще быстрее. В горле пересохло, а пот градом покатился по спине.

Ахмед продолжал смотреть, а потом вдруг схватил меня за руку и придавил к столу с такой силой, что хрустнули пальцы, и я вскрикнула от боли.

— Это ты дала ему нож, сука?

Я пожала плечами, сильно сжимая вилку другой рукой. И в висках запульсировала секундная стрелка. Вот теперь этот раунд подходит к концу.

— Когда закончится игра — я вспорю тебе живот этим самым ножом, и пока ты будешь истекать кровью, а твои кишки расползаться по полу у моих ног, я буду тебя трахать. Потом все мои люди тебя оттрахают. А потом тебя дожрут мои псы. Костей не останется.

Он грубо потянул меня к себе и, взяв за затылок, придавил лицом к столешнице.

— Или мы можем поиграть вдвоем в еще одну игру — ты разденешься, опустишься на колени и отсосешь у меня, а я сниму это на видео. Если мне понравится — твой дракон останется жив.

— Мы не будем играть в ваши игры, — прохрипела я. — У вас псов не останется гораздо быстрее, как и людей, — и со всей силы воткнула вилку ему в руку. Вскочила со стула, опрокинув его, и отступила назад.

Ахмед взвыл, срывая маску и ругаясь на своем языке. Лицо исказилось до неузнаваемости, но не от боли, а, скорее, от ярости. Выдернул вилку из тыльной стороны ладони и, сильно сжимая ее окровавленными пальцами, пошел на меня.

— Думаешь, схватила черта за яйца? Думаешь, меня волнует эта гребаная игра? Да я тебя, суку, исполосую прямо здесь и сейчас.

Я смотрела на него расширенными от ужаса глазами, продолжая отступать к веранде.

— Испугалась? Как думаешь, что я успею с тобой сделать за оставшиеся десять минут игры? Или считаешь, что твой дракон справится со всеми моими людьми? Ты правда такая идиотка?

Я наткнулась на стену и сильно сжала челюсти, глядя, как он приближается ко мне с этой вилкой и бешеным взглядом. Нет, я, к сожалению, так не считала.

— Ахмед. Оставь ее.

В комнату ворвались Марат и Рустам.

— У нас, бл**ь, проблемы. Нас окружили со всех сторон люди Ворона, а Зверь дошел до финиша и идет сюда.

Ахмед резко обернулся к ним, дернул меня к себе с такой силой, что я подвернула ногу и повисла у него на руке.

— Ты же сказал, что Эдик пошел по его следу, мать твою.

Рустам судорожно сглотнул слюну и, быстро посмотрев на Марата, хрипло сказал:

— Эдик мертв. Болтается на финишной ленте. Прямо у болота. Зверь заманил его в трясину, а потом пристрелил. Тело повесил напротив камер. Посмотри сам.

Ахмед с тихим рычанием погнул вилку, потом схватил меня за волосы и потащил на веранду. Гости стояли в полной тишине и смотрели на экраны — там, на красной ленте, перекинутой через ветку дерева, раскачивался труп мужчины в камуфляжном костюме с залитым кровью лицом. Словно насмешка, в кадр попадала сама лента, а на ней белыми буквами написано "финиш".

Но я уже не смотрела на экраны — я увидела Максима. Он приближался к дому со стороны леса, слегка прихрамывая, с ружьем в одной руке и окровавленным ножом в другой. Гости притихли, они тоже смотрели на него. А у меня колени начали подгибаться.

— У нас за воротами несколько тачек с Воронами, Ахмед, — тихо сказал Марат. — Если он отсюда не выйдет — начнется бойня.

Но я слышала его, как сквозь вату. Я на Макса смотрела, как он проходит мимо гостей, и те шарахаются от него, как от прокаженного. В каком-то мистическом ужасе, словно от смерти. Он и был похож на смерть. Бледный, даже издалека видно, насколько. Перепачканный кровью, в разорванной рубашке. Захотелось закричать, но крик застрял где-то в районе сердца. Ахмед прижал вилку к моему горлу.