Ульяна Соболева - Лабиринт

— Значит, пока все по-прежнему — придерживаемся вынужденного нейтралитета. Наших удалось внедрить? Живы еще?

— Бегают пока… Наблюдаем и спиной не поворачиваемся…

Я подхватил его фразу, потому что подумали мы об одном и том же:

— Держа за ней сжатый в кулаке нож…

— Именно так, брат, именно так… Ну что — по делам? Некогда расслабляться.

— Да, Макс. Покой нам только снится…

— Андрей, я когда говорила, что дело важное и не терпит промедления, имела в виду нечто другое, но меня порадовал ход твоих мыслей… и не только мыслей, — Настя лежала на кровати, глядя в потолок, не пытаясь, как многие, прикрыть простыней свою наготу. Никогда не понимал это напускное стеснение — как будто я что-то не успел там рассмотреть.

— Уверен, что это дело не менее важное, я бы даже сказал… срочное, — я встал с постели и пошел в сторону бара. Налив Насте бокал белого вина, а себе как обычно, вернулся обратно и протянул ей напиток. — Анастасия Сергеевна, у вас тут так уютно, что я чувствую себя, как дома. В чем секрет? Изучала фен-шуй?

Она приподнялась, принимая из моих рук бокал и пригубив немного вина, загадочно улыбнулась.

— Да, есть один секрет, Андрей Савельевич. Только с чего вы взяли, что я собираюсь его раскрывать?

— Ты мне бросаешь вызов? Нарываешься на допрос с пристрастием?

— С особым пристрастием, впрочем, по-другому с тобой не бывает… Но я стойкий боец, со мной хоть в разведку.

— Даже под пытками не признаешься?

— Андрей… пытки? Ты серьезно? Из твоих уст это звучит…

— Неожиданно?

— Чертовски сексуально…

— Думаю, это надо использовать…

— Андрей, ты подлец…

— Еще какой…

Она немного отстранилась и, посмотрев мне в глаза, сменила тон.

— Андрей, послушай… Сейчас дела — последнее, о чем бы я хотела вспоминать, думаю, что после нашего разговора твое настроение перестанет быть игривым.

Я смотрел на ее лицо, выражение которого сменилось всего за несколько секунд и почувствовал, что и сам немного напрягся. Я понимал, что у нее для меня что-то есть и это что-то меня совсем не порадует.

— Что произошло, Настя?

— Не буду ходить вокруг да около, Андрей. Но у нас в управлении происходят непонятные вещи. Дело по Карине… оно просто исчезло.

— Что значит исчезло? Его же закрыли… — в одно мгновение почувствовал тяжесть, так бывает, когда воспоминания внезапно рассекают кожу своей остротой, напоминая, что есть вещи, которые невозможно забыть. — Кому оно понадобилось?

— Я не знаю, кому, но факт остается фактом. Его нет. Но это не все. Архив с делами подожгли, сгорело почти все. Так что нет ни дела, ни вещдоков, как будто и самого… случая не было. Понимаешь?

— Что за бред? Три года прошло. Не нашли никого, — я запнулся… Мы хоть и не обсуждали никогда с ней эту тему, но оба знали, что она обо всем догадалась. Кого и почему тогда не нашли…

— Вот и я не понимаю. Но это не случайность. Даже в электронной базе затерты все упоминания… Скорее всего, замаскируют под хакерскую атаку…

— То есть кто-то намеренно уничтожает все следы… — мгновенная догадка прострелила в голове, словно молния. Дьявол. Я, еле сдерживая вырывающая наружу злость, сцепил зубы и почувствовал, как они заныли от сильного скрежета. Это, бл***, значит, что несмотря на то, что те подонки один за другим подохли, за всем этим стоял кто-то еще. Осталась какая-то влиятельная тварь, которая поняла, что Вороны рано или поздно гарантированно выйдут на оставленный след, из-под земли достанут и закопают обратно.

— Настя, со сгоревшим архивом ничего уже не сделаешь, но электронная база — айтишники иногда шаманят лучше Копперфилда. Нужен специалист, профи, ас — я займусь этим. Нужен будет доступ к этой базе…

— Задача трудная, но не невозможная, Андрей…

Я быстро оделся и сбежал вниз. Открыв дверь автомобиля, рявкнул водителю, чтоб гнал в сторону дома. Мне нужно было срочно связаться с одним генералом, бывшим чекистом, у которого остались очень влиятельные связи. Я в свое время помог провернуть ему одно дело с недвижимостью, все как мы умеем — чисто, не пятная честного имени доблестного служащего КГБ. Хорошая услуга всегда дает возможность взаимной просьбы. Я был уверен, что все те движения, которые начались в управлении, можно будет если не пресечь, то хотя бы не дать концам уйти в воду.

Пиликнул сотовый. Чертов аппарат. Сегодня прям все хотят общения с Андреем Вороновым. Что в это раз?

Это было смс-сообщение о Максима. Его, бл***, занесло к Ахмеду. То, что он там, я знал точно — наша система определила местоположение еще час назад. Мы обсуждали такой ход как один из возможных, но Макс понесся туда именно сегодня.

Перечитал текст еще раз: "Я на месте. На связь выходим каждые два часа. Пошел вкушать разврат, если не ответил, значит все херово и разврат не заладился".

Какие к черту два часа? Я был на сто процентов уверен, что там уже началась потасовка. И самое паршивое то, что мы не знаем, какого уровня, объема и масштаба.

Я чертыхнулся и, про себя выдав в адрес этого засранца обширный запас матерных слов, набрал номер главы нашей службы безопасности.

— Русый, срочно отправляй людей в полной боевой раскладке на точку. Да, именно туда, откуда вы засекли сигнал. Окружайте сначала по периметру, не привлекая внимание. Вооружайтесь до зубов. Берем шумовые, газ, тепловизоры. Отбой.

Когда человек лишается зрения, он всегда впадает в панику. Ни потеря слуха, ни голоса, ни чувствительности не сводят с ума так, как потеря возможности видеть. Тьма — это страх, а страх — это слабость. Мы боимся больше всего того, чего не знаем.

Соглашаясь на это безумие, никто из игроков не представлял, на что себя обрекает. Пусть на несколько часов, но это будут бесконечные часы в кромешной тьме, когда твоим врагом становится все, что тебя окружает. Начиная с мелкого камушка, о который ты споткнешься, и заканчивая теми, кто на тебя охотится в этом персональном мраке.

Я знал, что это такое — полным мрак перед глазами. Испытал на себе. Когда в детстве в подворотне меня до полусмерти избили взрослые ублюдки за то, что отказался делиться добычей — украденным кошельком и часами. Нет, в этом не было ничего подлого, там иной мир, и выживает тот, кто сильнее. Мы и сами могли всей оравой разодрать голыми руками любого из них, попадись они нам на нашей территории. Я знал, что даже если и поделюсь, они все равно меня забьют, потому что промышлял не в своем районе, забрался на окраину города во время недельной ярмарки и пасся там несколько дней, пока не попался на глаза местным.

Да ладно бы просто попался — так еще и увел добычу из-под носа, орудуя быстрее хотя бы потому, что на меня, мелкого, никто внимания не обращал.

Когда они меня окружили, загнав в тупик из дворов, я кошелек скинул в водосток, чтоб им не достался, чем разъярил еще больше. Уже тогда был маленьким сученышем, готовым сдохнуть, но не отдать свое. Они били жестоко, по голове. Долго били. Ногами. Я вырубился, а когда очнулся, то меня окружала полная темнота. Я ползал по подворотне, натыкаясь на стены, и от боли в голове блевал собственными кишками, потому что не жрал несколько дней. Зрение вернулось спустя пару месяцев, и за это время я тысячу раз чуть не сдох, но именно тогда научился выживать при любых условиях. Жрать крыс, питаться на помойке гнилыми отбросами, попрошайничать в переходах метро и НИКОГДА ни с кем не делиться. Золотое правило — то что я взял в руки — теперь мое, и отнять это можно, только если я мертв. Я привыкал к тьме, переставал ее бояться, ведь все кошмары, которыми пугают детей в детстве, для меня ожили и не оставляли ни на секунду. Все демоны из-под кровати и из сумрака окружали меня круглосуточно. Они стали неотъемлемой частью повседневности. Когда каждый шорох воспринимаешь, как надвигающуюся угрозу. Это в фильмах и книгах все жалеют маленького слепого мальчика, а меня сторонились как чумного, гнали палками и собак натравливали. Только чаще всего собаки не трогали — полают и убегут. Животные лучше нас, людей. В этом я давно убедился. Особенно когда убил впервые и почувствовал наслаждение от собственной власти над чьей-то жизнью. Но это случилось намного позже, а тогда я был на грани смерти, подцепил воспаление легких и скорее всего так и сдох бы, если бы не все то же везение. Костлявой я не понравился с детства. Она меня десятой дорогой обходила. Даже когда я сам был не прочь прыгнуть в ее объятия.

Меня отловили менты. Я обустроился на заводском хозяйственном складе и думал там отлежаться, пока жар не спадет. Видать, сторож, неожиданно протрезвев за пару недель запоя, решил, что вор забрался. Тогда меня и определили в районную больничку.

Умный доктор с очень низким и прокуренным голосом сообщил, что у меня пневмония и что скорее всего я бы помер уже в ближайшие пару дней, назначил антибиотики и кучу разных процедур, а между делом сказал, что зрение ко мне вернется, но могут быть последствия в будущем. Желательно мне башкой не биться и вообще сильно не перетруждаться. Кого тогда волновало будущее? Я жил только настоящим. Отогретый, накормленный и вымытый, считал, что настал рай на земле и имя ему — сытость с теплом. Доктор не солгал, зрение вернулось, а все это время я жил при больничке в грязной каморке с ведрами, метлами и прочим инвентарем уборщицы Маруси, которая с разрешения того самого врача постелила мне там матрас и подбрасывала еды из больничной столовой после того, как меня выписали, продержав почти месяц на казенных харчах. Пожалела беспризорника ободранного. Она и сама там часто спала, прислонившись к стене в обнимку с бутылкой. Рассказывала о себе заплетающимся языком, а я слушал, как сказки на ночь, и засыпал под ее голос. Домой не ходила, потому что там сын с невесткой ютятся в однокомнатной. Мешала она им.