Имя Хадидже дала своей фаворитке сама Кёсем-султан, так пускай же оно останется пока! Тем самым можно ненавязчиво дать понять и самой могущественной валиде, что ее маленькая гёзде не затевает никакой собственной игры… пусть старуха верит в это, пока не станет слишком поздно!

Пока власть Мурада не укрепится, а с ней вместе не укрепится власть хасеки Айше, любимой супруги султана, отрады его глаз и сердца! Да, тогда можно будет с гордостью носить новое имя. До той поры же… пусть будет Хадидже.

Первая ступенька – еще не вся лестница. Призрак власти – еще не сама власть.

Зайдя к себе, Хадидже (все-таки Хадидже, чего уж там!), отныне гёзде не Кёсем-султан, а султана Мурада, будущая его кадын-эфенди (но еще не она, помнить об этом, еще нет!) устало прикрыла глаза. Ее не беспокоили – понимали, что женщина устала после ласк пылкого возлюбленного.

Да. Теперь уже женщина. Наверняка вскорости будущая мать.

Мысли текли лениво и расслабленно, пока спокойная, полноводная река воспоминаний не приблизилась к попытке взять в руки странный кинжал. Хотя в гареме и было в эту пору жарко, но при этом воспоминании по спине Хадидже пополз нехороший холодок.

Вот, значит, как. Все-таки имеется в этом кинжале некая чертовщина, заставляющая мужчин превращаться в хищных зверей.

Но в этом и заключается сама сущность мужчин, разве не так?

Мелькнула было мысль посоветоваться с Кёсем-султан, рассказать ей всю правду, но мысль эту Хадидже решительно отбросила.

Безумие, как она уже успела понять и осознать, бывает у мужчин двух видов. В первом случае они становятся удивительно глупыми, говорят с призраками, бросают рыбам монеты и боятся собственной тени. Таков бывший султан Мустафа, и, как говорят, таковым вскорости станет брат султана, шахзаде Ибрагим. Что ж, даже если Мураду и уготована подобная участь, пока что он молод и полон сил. Хадидже успеет родить ему сына, возможно, даже нескольких. Да и потом, разве Мустафа слушался родную мать? Нет, он брал еду с рук у Кёсем-султан, которую помнил с отрочества. Стало быть, султан Мурад, даже если сойдет с ума, будет слушаться не матушку, а ту, с которой проводил ночи, мать своих детей, госпожу своего сердца. Ее, Хадидже. Или Айше – это уж как ему будет угодно.

Во втором случае мужчина превращается во что-то вроде демона – как покойный султан Осман или (если, опять-таки, верить слухам) муж самой Кёсем-султан, султан Ахмед. В этом случае, разумеется, следует быть куда осторожней – мужчине может взбрести в голову, что ребенок получился неправильный, жена недостаточно правоверна… да мало ли что еще может прийти в голову мужчине! И вот в этом случае дружеские отношения с Кёсем-султан могут оказаться необходимы как никогда.

Кёсем-султан прикрыла собой, своим влиянием не одну свою фаворитку, оставив им жизни, а кое с кем даже поделившись крохами власти. Ей просто повезло, что ни одна из ее «девочек»-гёзде не решила пойти дальше, перетянуть одеяло на себя.

Просто повезло – и ничего более. Кёсем-султан сильна, чертовски сильна, но все же не всесильна. Если постараться, то и ее можно повалить.

Но сейчас Хадидже не собирается стараться. Наоборот, она с самого утра пойдет к могущественной валиде и смиренно поблагодарит ее за оказанную великую честь и несравненное благодеяние, пролившееся на бедную Хадидже, подобно благословенному дождю в засуху. Хадидже будет покорней, чем один из пророков, принесший сына в жертву по первому повелению с небес, и благодарней, чем Муса, которому Аллах сбросил с неба скрижали! Она по первому же слову (и если надо, то даже без повеления) расскажет Кёсем-султан все, что та пожелает знать… кроме, пожалуй, истории с приносящим беду кинжалом. О нет, эту историю следует скрыть и самой поразмыслить над ней. Не сейчас, как-нибудь на досуге.

И надо бы почитать про Айше. Ту, которая была женой Пророка.

В конце концов, вдруг Мурад не смеялся, а тоже загадал своей женщине загадку и без отгадки ей не завоевать своего султана?

* * *

Люди – создания поразительные. Уж в этом-то Хадидже-хатун успела убедиться на собственном опыте. Верная перчатка своей Богини, верная служанка своей госпожи, обласканная новым богом на чужой земле, она твердо знала: люди видят лишь то, что хотят видеть, и верят лишь в то, во что хотят верить. И если они хотят верить, что перед ними, к примеру, Кёсем-султан, то их глаза, уши и прочие органы легко обмануть.

Не без того, конечно, чтобы этим самым глазам и ушам не помогали обмануться. Ну так ведь помогали же, а не заставляли! А остальное люди делали уже сами.

Правду, ой, правду говаривала тетя Джаннат, вдалбливая в голову юной плясуньи Шветстри вроде бы давно всем известные истины. А говорила она, что глаза не лгут и уши не лгут, а лгут только лишь люди, и лгут самим себе чаще, чем друг другу, хотя и на ложь друг другу люди весьма скоры. И если хочет плясунья Шветстри как следует служить своей Богине, то она должна слушать глаза, уши, кончики пальцев, нос и прочие органы, не спрашивая у себя, что же это такое они показывают, а полагаясь поначалу только лишь на них, и каждую вещь в первый миг рассматривать как нечто, доселе невиданное и неслыханное. Тогда лишь – и только тогда! – Богиня в мудрости своей примет служение глупой Шветстри, ибо Богиня не лжет, а если людям кажется иное, так это потому, что люди лгут сами себе и не так воспринимают послания Богини.

И ведь права была тетя Джаннат, во всем права! Взять, к примеру, Кёсем-султан. Красота ее уже привяла, честно скажем, не первой свежести красота, да и откуда взяться первой свежести у женщины, родившей стольких детей? А вот Картал из клана Крылатых так совсем не считает. Его глаза говорят ему, что прекрасней женщины на свете нет, и он легко обманется, внушив себе, что глупые глаза говорят ему только правду и ничего, кроме правды. Глаза покажут ему увядающую красоту, но увидит он весеннюю розу.

А если на Кёсем-султан посмотрит кто-нибудь, впервые в жизни попавший в султанский гарем и ни разу в жизни могущественную валиде не видевший? Это, конечно, маловероятно, но в жизни бывает всякое – кто бы мог, к примеру, подумать, что плясунья из балаганчика папы-Ритта побудет султаншей, пускай и короткое время! Только Богиня могла предположить такое, ну так на то она и Богиня. Так вот, если посмотрит на могущественную Кёсем-султан такой человек, то что он увидит? Женщину, не слишком приметную на фоне молодых красавиц. Наверное, решит такой человек, что перед ним наставница-калфа или вообще служанка одной из султанш, которые, как известно, не стареют, а молодыми и умирают в возрасте лет эдак шестидесяти.

Да и о самой Хадидже-первой многое есть что сказать стороннему наблюдателю, равно как и постоянным обитателям и обитательницам гарема, и далеко не все из сказанного будет правдой. А люди верят, искренне верят и истово.

Вот, к примеру, верят люди, что Кёсем-султан регулярно гуляет по саду в сопровождении одной из своих Хадидже. Даже ставки делают, какая из Хадидже будет ее сопровождать. Более того, смотрят, кто из Хадидже на неделе больше с Кёсем-султан гулял, и думают, что вторая вот-вот впадет в немилость. И невдомек людям, совсем невдомек…

А оно и хорошо. Чем больше люди обманывают самих себя, тем легче ими управлять. Тут главное – самой не начать обманываться. Не начать видеть то, чего на самом деле нет, и слышать то, что никогда и нигде не звучало. Тогда все в порядке будет.

– …Ну, кто сегодня, ты или я?

– Давай ты, – с легким смехом отозвалась Хадидже-первая. – Я уже дважды подряд была, твое положение при Кёсем-султан упрочилось невиданно. Хоть отдохну от парадной косметики.

«А еще тебе это нравится», – повисло в воздухе непроизнесенное. Глаза Хадидже-второй заблестели от предвкушаемого удовольствия.

Привычку гулять по саду и сама Кёсем, и обе ее Хадидже считали весьма полезной, а посему оставили, даже когда вылазки девушек, изображающих поочередно великую султаншу, начали последнюю тревожить. По дворцу поползли нехорошие слухи, их надо было быстро пресечь – или хотя бы не подпитывать. Но прогулки по саду – совсем другое дело. Они давали султанше отдых, который был ей так необходим.

Хотя, зная Кёсем-султан, наверняка она в это время очередное донесение прочитывает, сидя в своей комнате под несколькими замками…

Сама Хадидже-первая давным-давно бы уже прекратила копировать султаншу, но Кёсем это было нужно, и Хадидже не спорила. Ну а Хадидже-вторая просто наслаждалась каждой возможностью выдать себя за ту, кем не являлась.

Глупо, но об этом говорить подруге не стоит, ибо бессмысленно. Она вся во власти собственных фантазий, она не поймет, что лжет самой себе. Ну да и пусть развлекается, главное, чтобы поставленную Кёсем-султан черту не переходила.

Вот чего обе Хадидже не ожидали, так это увидеть во время одной из таких прогулок султана.

Мурад шел быстрым, летящим шагом, и Хадидже-первая поймала себя на мысли о том, что султан стал удивительно похож… нет, все же не на Мехмеда, пускай лицом и вылитый он. Лицо, волосы, лепка мышц… но не Мехмед. А вот Осман – да, Осман проглядывал из каждого движения, из хищной повадки, из цепкого, голодного взгляда.

Словно на призрака покойного мужа смотришь. Впору испугаться.

Но на самом деле пугаться впору Хадидже-второй, ведь она сейчас изображает Кёсем-султан. И не может ведь быть, чтобы почтительный и любящий сын не разглядел в актрисе, играющей его собственную мать, фальшь и подделку!

А ведь не разглядел! Подошел, поздоровался почтительно, даже поклонился легко, сложив руки лодочкой перед лбом. Очень вежливо, хоть и слегка раздраженно, поинтересовался, угодно ли будет матушке почтить своим присутствием сегодняшний совет визирей?

И раздражение это от совсем юного вполне можно было понять: многие говорили, что слишком уж Кёсем-султан перехватила бразды правления в Оттоманской Порте, что султан теперь так, для виду, а заправляет всем «женский султанат». Обидно было юному Мураду слышать такие речи!