Пока Яхья собирался в полной мере вкусить радости, посланной ему Аллахом.

– Я прощаю тебя. – Юный шахзаде выглядел величественно и таким же себя и ощущал: могущественный правитель, отпускающий подданному вину. – Не было твоей вины в том, что обстоятельства сложились так, а не иначе. Аллах посылает нам судьбу, нам же остается только смириться с ней. Все записано в Книге Судеб. Ты покинул этот дворец в свой срок и вернулся в него, когда подоспело время. И я рад, что Аллах привел тебя сюда. Пойдем, расскажешь мне о матери.

Евнух поклонился и последовал за Яхьей. Вот и славно. Пускай рассказывает. Во-первых, о матери хочется выяснить как можно больше. А во-вторых, этот странный посланник из прошлого почти наверняка о чем-нибудь проговорится, случайно или намеренно. О чем-нибудь, что пригодится в настоящем.

* * *

А все-таки соревнования – это не так уж и плохо, счастливо улыбался Ахмед, глядя на травяной газон, где готовились борцы.

Уже отскакали буйные скакуны, отстреляли лихие лучники, и настроение шахзаде ползло вверх. Немало, действительно немало оказалось молодых людей, с которыми он не прочь был бы посоревноваться! Хотя, честно говоря, больше всего Ахмеда сейчас интересовали победители.

Хотя бы потому, что он этих юношей совершенно не знал. Равно как и их семью – скорее всего, достойную, ибо их отец сумел воспитать таких сыновей.

Сегодня был день, предназначенный для яглы гюреш – «масляной борьбы», любимого развлечения простонародья… да и не только простонародья, скажем честно. На состязания борцов любил смотреть сам великий Сулейман Кануни, а значит, со времен великого правителя яглы гюреш вошла в традицию и борцы, щедро смазавшие тела оливковым маслом, стали желанными гостями на любом состязании.

Исход, скорее всего, был уже предрешен, поскольку слишком уж с огромным отрывом в состязании всадников победил юноша по имени Доган. Брат же его, Картал, выиграл соревнования лучников, где Доган стал вторым. Кроме того, хотя Картал и уступил на скачках, но даже самый невежественный человек мог бы с уверенностью сказать: встань звезды иначе – и в следующем состязании победа могла бы достаться другому брату. А лошадь всегда может оступиться, главное – не растеряться и не дать обойти себя слишком большому количеству всадников.

Братья были похожи друг на друга, как похожи между собой две жемчужины, добытые в одном месте, как одна стрела хорошего мастера походит на другую. Не чересчур высокие, но и не коротышки, верткие и жесткие, как провяленная кожа, братья выделялись среди прочих. Доган и Картал, сокол и орел… Человек, давший им имена, оказался абсолютно прав.

Вот только Ахмед понятия не имел о том, что это за человек. А он считал, что знает всех более-менее значимых вельмож Оттоманской Порты.

Но такого же мнения придерживался не только он: Ахмед перехватил пару раз изумленный взгляд Яхьи. Кажется, братец-проныра тоже попал впросак с этими братьями-близнецами.

Мустафу, похоже, не слишком интересовало, откуда взялись загадочные Доган и Картал. Шахзаде просто следил за ними влюбленным взглядом и, кажется, уже предвкушал совместные тренировки.

– Не слыхал, что там творится на трибунах? – улучив момент, спросил Ахмед Яхью и был вознагражден понимающим взглядом.

– Ты о том, кто эти двое? Нет, все гудят и строят догадки.

– А также козни?

Яхья ухмыльнулся:

– Ну, куда ж без этого… вот только знаешь, братец, очень сложно интриговать, если не представляешь, против кого должна быть направлена интрига!

Ахмед расхохотался: Яхья попал прямо в яблочко. Теперь стало понятным недоумение на некоторых лицах и откровенная растерянность пополам со злобой – на других, особенно нелюбимых, физиономиях.

Тем временем борцы вышли на поле и разбились по парам. Разумеется, здесь уже не было откровенных слабаков… ну, почти не было. Вон, к примеру, отирается внук Йемишчи Хасан-паши, хотя он и должен был выбыть еще в первом круге, поскольку едва не умудрился свалиться с коня, да и в стрельбе из лука звезд с неба не сбивал. Вон такой же, как он, третий сын капудан-паши. А вон еще один…

Настроение испортилось. Радовало только одно: уж здесь-то соревнования точно идут на выбывание, так что вряд ли кто-нибудь сумеет противостоять Догану и Карталу!

– Как их будут разбивать на пары? – полюбопытствовал Мустафа.

Яхья усмехнулся немного покровительственно:

– Не волнуйся, в финал выйдут те, кому надо. Евнух, который поставлен на подбор соперников, знает свое дело.

– А, твой новый любимчик, – понимающе кивнул Ахмед.

Яхья сердито блеснул глазами, но смолчал. Чего это он? Ахмед ведь сказал чистую правду: евнух… как там его? Илхами, что ли? – вечно в последнее время отирался в покоях братца. Не то чтобы Ахмеду было до этого дело, просто интересно…

– Приступаем! – крикнул распорядитель.

Борцы, одетые лишь в кисбет – штаны из буйволовой шкуры, и щедро политые маслом, закружились друг вокруг друга. Ахмед, который сам занимался яглы гюреш, одобрительно следил за Доганом. Яглы гюреш была борьбой, которую шахзаде любил, поскольку в ней было разрешено все – хватать противника за торс, руки, ноги и даже за штаны, в которых для этого имелись специальные ремешки… и за то, что внутри штанов, тоже, но это уж не на дворцовых состязаниях. Да только не так-то просто ухватить человека, который в буквальном смысле ускользает у тебя из рук!

Вот Доган применил «пача кызык» – зацепил противника за внутреннюю часть бедра и опрокинул, навалившись сверху. Целью яглы гюреш было уложить соперника на обе лопатки, и возглас судьи подтвердил, что юноша достиг своей цели.

С другой стороны трибуны взорвались одобрительным шумом, и Ахмед невольно перевел взгляд туда. Ну так и есть, Картал тоже одержал победу!

– Какой чистый «дюз кюндеси»! – ликовал Мустафа.

Ахмед одобрительно кивнул. «Дюз кюндеси» мог провести не каждый пехлеван. Это сложно – удерживать противника захватом поперек пояса, одновременно прижимая его колено к земле! Да, похоже, близнецы и впрямь посланы султанской семье Аллахом…

Но не Аллах же, в самом-то деле, приходится им отцом!

* * *

– Не знаешь, кто они?

Илхами задумчиво поскреб начавший уже оплывать подбородок. Век евнухов обычно дольше отведенного истинным мужчинам, постоянно испытывающим себя в сражениях, но этот евнух, похоже, уже шел к своему закату. Мужчины стареют постепенно, плавно, евнухи же сгорают, словно свечи. Может, и ему уже пора?

Яхья не желал думать о таком. За последнее время Илхами стал ему дороже родного отца. Его рассказы о матери согревали сердце, а забота о Яхье питала тело. Илхами умел делать разнообразный массаж, умел подобрать еду и питье так, что Яхья весь день чувствовал себя бодрым… Да, у него имелись собственные слуги, но все знали, что шахзаде Яхье не быть султаном, так зачем же стараться?

Илхами старался. Это подкупало.

– Я мало что знаю об этих братьях, – наконец признал евнух.

– Но они должны быть достойного рода, иначе их не допустили бы к состязаниям!

– Это так. Но допущены они по велению вашего великого отца.

– Сам султан распорядился? – широко распахнул глаза Яхья. Повеяло неслыханной тайной.

Илхами кивнул, значительно поджав губы.

– Говорят, о шахзаде, будто бы их отец состоит на секретной службе.

– Настолько секретной, что о нем вообще ничего не известно?

Евнух виновато развел руками:

– Султан, да пребудет над ним милость Аллаха, знает, конечно же, куда больше меня, праха под его величественными ступнями. И если он отдал приказ…

– Стало быть, дела обстоят именно так, как они обстоят, – закончил Яхья за своего верного слугу.

Было немного досадно – ведь он, Яхья, совсем не султан, а следовательно, не может пока выяснить всех обстоятельств этого совершенно запутанного и очаровательно таинственного дела. Однако…

Если подумать, то братья должны выиграть соревнование. По любым меркам – по человеческим ли, божественным ли – а должны выиграть! Ну а раз так, то кто помешает шахзаде расспросить своих новых друзей?

Надо с Ахмедом еще поговорить, он ведь тоже наверняка будет не прочь распутать клубок недомолвок и загадок, развеять завесу неведомого, окружающую Догана и Картала.

– А ты, Илхами, – Яхья задумчиво поглядел на евнуха, – сам-то что про это думаешь? Ну, кроме того очевидного факта, что все ужасно таинственно.

Илхами вновь поскреб подбородок.

– Ну, слухи о таинственных союзниках трона Османов ходят уже давно, господин, – пожал он наконец плечами. – Однако ни подтверждений, ни опровержений я лично найти не сумел. А ведь твоя матушка этим интересовалась, очень интересовалась…

– Бабушка Сафие наверняка обо всем знает, – уверенно произнес Яхья.

Илхами, однако, вновь задумчиво развел руками:

– Не мне судить, что известно почтенной валиде, а что нет. Я…

– О, знаю, знаю. Пыль у ног и все такое. Зануда ты, Илхами, вот что я тебе скажу. А бабушке наверняка известно многое, если не все.

– Я всего лишь хотел сказать, о мой шахзаде, что если таковые союзники и существуют – а рассмотреть подобное предположение, бесспорно, следует, – то они, если так можно выразиться, именно союзники, а не слуги. И, выступая в этом союзе, они преследуют собственные интересы.

– Все всегда преследуют свои интересы, – фыркнул Яхья.

– Несомненно, о мой шахзаде. Куда же без этого? И хотя такого рода союзники, в конечном счете, подрывают величие трона, возможно, сейчас они необходимы.

– Подрывают величие? – Яхья заинтересованно посмотрел на евнуха. – Как так?

Илхами вздохнул:

– Султан велик. Это должны помнить все, это, как сказали бы латиняне, максима, без которой жизнь становится подобной бушующему морю без конца и края. Султан велик, султан безупречен, его распоряжения подобны сиянию с небес, озаряющему путь заплутавшим путникам. Так должно быть. Простые смертные должны исполнять приказы султана без раздумий и колебаний. И уж тем более не торгуясь, ибо султан – это солнце, а не купец с рынка. Если же кто-либо усомнится в том, что с солнцем невозможно торговаться, что нужно лишь благодарно принимать хвалу и терпеть царственный гнев, то небеса могут ведь и рухнуть на землю, понимаешь, о мой шахзаде?