— Воробей? — повторил я, мой голос надломился.

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Воробей, Кью. Мне так жаль. — Тесс опустила взгляд туда, где расстегнулась моя рубашка, открывая вид на татуировку. Она подалась вперед на коленях, делая знак рукой, чтобы я приблизился к ней.

Но я не мог сдвинуться с места. Она только что использовала стоп-слово и ожидала, что я подойду к ней?

Монстр внутри меня больше не пребывал в состоянии здравомыслия, он рвал свою плоть, дергал себя за волосы, желая освободиться от этого кошмара.

Когда я так и не сдвинулся с места. Тесс поднялась, спускаясь со смятого одеяла, и подошла ко мне. Она протянула свою крошеную руку, проводя по воробью на моем соске, и по тому, что был чуть выше — свободно взмывающему ввысь.

— Они заставляли меня причинять боль другим. Они вынуждали меня ломать их. Я больше не являюсь хорошей птичкой. Я не представляю, как мне с этим жить. Я опустошена. Растеряна. И время не излечит этого. Я больше не могу давать тебе то, чего ты жаждешь, даже если бы хотела. — Ее голос был хриплым, измученным. Я пытался не слышать или же не верить. Но вот оно. Это был конец.

— Ты не можешь иметь этого в виду. Ты оправишься. Позволь мне помочь тебе. — Мой разум был наполнен образами того, как я связывал ее, шлепал, пока она вспоминает, кем была. Я бы лег костьми, если бы это означало, что она вновь будет моей. — Я сделаю все, что ты попросишь меня. Только дай мне еще время.

— Я уезжаю этим утром, Кью. Мне жаль.

— Tu ne vas aller nulle part putain (прим. пер. Ты никуда не поедешь)! — Я оттолкнул ее, смотря беспристрастно на то, как она распласталась на кровати. Почему она не вздрогнула или же не показала, что ей больно от предыдущих повреждений? Неужели она дошла до того, что больше не чувствовал даже свое тело?

Животное внутри меня ревело, отчаянно желая разобраться во всем. Я схватил ее ногу, проводя по ней ногтями.

Появились четыре кровавые полоски, и опять ничего. Тесс просто лежала на месте, продолжая спокойно дышать, выглядя отстранено.

— Тесс, не делай этого со мной! — Я потянулся к ней вновь — чтобы хоть что-то сделать, но не имел ни малейшего понятия что. Ударить ее, обнять, отшлепать, приласкать — все это было лучше, чем ничего.

Руки сомкнулись вокруг меня, отдергивая назад.

Фредерик пробормотал мне на ухо:

— Она сказала «нет», Мерсер. Ты больше ничего не можешь сделать.

Я сопротивлялся, бл*дь, я сопротивлялся, но Фредерик был силен. Хватка его руки усилилась, вжимаясь своими мышцами в мою ключицу, когда он оттаскивал меня прочь от Тесс.

Последнее, что я видел: Тесс, сидящую по-турецки на кровати, с ее длинными волосами, струящими вокруг тела, и безжизненно серо-голубыми глаза, которые смотрели, как меня уводили прочь.

Больше было нечего сказать.

Все было кончено.

Прекращено.

Завершено.

Каждая дверь в моем разуме, каждая стена и каждый барьер, который я когда-либо воздвиг, вновь поднялись в моем сознании. Я отделял свои желания от человечности, удаляя себя из уравнения. Я закрылся так эффективно, так холодно, что мне только оставалось гадать, не психопат ли я.

Тесс ушла.

Фредерик ослабил хватку на мне.

— Мне жаль, мужик.

Я не произнес ни слова, когда направился прочь.

Прочь от рабыни, в которую влюбился.

Прочь от своего мира.

Глава 20

Свяжи меня, дразни, позволь своим утехам ублажить меня. Рань меня, люби меня, но, пожалуйста, только не покидай.

Тесс

В то мгновение, когда дверь позади Кью закрылась, меня начала бить неконтролируемая дрожь.

Я использовала стоп-слово.

Слово, которое сломило Кью и разрушило последнюю связь между нами. Я никогда не задумывалась, что мне придется использовать его, когда он целовал меня, отдавал всю свою любовь и потребность мне. Я не хотела быть причиной таких мук.

Тошнота тяжело обосновалась в моем желудке. Как бы я хотела забрать назад то, что сказала. Я хотела побежать за ним и пообещать, что смогу разобраться, как вернуться к нему. Предоставить ему шанс выбить это из меня, всецело подчиниться его контролю, но чем дольше я сидела здесь, тем более нерешительной становилась.

Вина и боль накатывали, как штормовые морские волны, разбиваясь о стены моей башни, стараясь поглотить меня и отправить прямиком в ад.

― Подумай обо мне. Подумай о моем мертвом и гниющем теле, что лежит в могиле. ― Блондинка с татуировкой колибри ворвалась в башню, разбивая мое сердце на тысячи осколков. ― Ты выстрелила мне в голову. Ты причина, по которой во мне так много сломанных костей.

Вина распахнула свои жаждущие челюсти, втягивая меня глубоко.

Стискивая зубы, я боролась. Я задрожала, когда добавила еще один слой кирпичной кладки к башне.

― Прости меня. Я не могу.

Воспоминание поглотило меня.

― Давай. Сделай это.

У меня больше не было сил даже мысленно не повиноваться. Подаваясь вперед, я провела лезвием ножа вниз по руке блондинки.

― Срежь ее. Назовем это осмотром, и нам больше не нужен этот товар.

Девушка задрожала, отчаянно качая головой, сжимая губами грубую ткань во рту. Ремни вокруг тела удерживали ее на месте, в то время как я держала ее запястье и обводила кончиком ножа вокруг ее штрих-кода татуировки.

Наркотики запутывали меня. Почему я должна была срезать это тату? Это должно быть очень важно, но, может, тогда мне стоило срезать и мою тоже?

― Сделай это, puta. Или я просто отрежу ей руку.

Я прижала острие ножа к внешней части татуировки, позволяя острому металлическому лезвию вонзиться в границу татуировки, когда хлынула кровь.

Девушка металась и рыдала, а я всплывала и вновь тонула наркотическом забытье.

― Отличный порез. Теперь срежь ее. ― Кожаный Жилет появился за моим плечом, проверяя работу.

Я кивнула и схватила ее руку, чтобы отрезать...

Тошнотворное зрелище разлетелось на кусочки, когда я рухнула на кровать. Рыдая, я почувствовала позывы к рвоте и стремительно потянулась за чашкой, что находилась на полу. Мой желудок вывернуло, кожа покрылась капельками липкого пота.

Звук открывающейся и закрывающейся двери не вызвал у меня ни малейшего интереса, когда на меня обрушилась еще одна волна тошноты.

Парень из 20-х, которого я видела той ночью, что провела привязанной, нежно собрал мои волосы, ожидая, пока меня закончит выворачивать. И только когда я была точно уверена, что больше не осталось чем тошнить, он унес чашку в ванную, прежде чем вернуться и помочь мне улечься в кровать.

Когда я улеглась под одеяло, он стоял и печально улыбался.

― Ты помнишь меня?

Я кивнула.

― Ты удержал меня от потери равновесия, когда Кью подвесил меня на деловом ужине. ― Впервые я не вздрогнула от мысли о Русском и его рукоятке ножа. Я никогда не узнаю, что стояло за действиями Кью.

― Так и есть. А также я коллега Кью и его самый близкий друг. ― Он указал на край кровати, приподнимая вопросительно бровь. ― Можно мне присесть?

Я пожала плечами.

― Конечно. ― Не часто меня навещают джентльмены в безупречных костюмах с желанием присесть на край моей кровати в три часа ночи.

― Меня зовут Фредерик, и я знаю Квинси еще с закрытой школы-пансионата. Он никогда толком не откровенничал и не рассказывал мне свою историю, но мы пережили достаточно, чтобы я мог судить, что он воспринимает жизнь очень тяжело. Даже он не понимает на все сто процентов, почему такой, каким является, и все же ты полностью его приняла. Впервые в жизни он встретил женщину, которая любила не только мужчину в нем, но и его темноту тоже.

Фредерик отвел взгляд в сторону, словно сильно расчувствовался, чтобы продолжать дальше.

― Я должен признать, что всегда считал, что Кью не сможет найти то, в чем нуждался. Я предполагал, что он перестарается настолько, что рано сляжет в могилу. Строя империю, посвящая свою жизнь тому, в чем он верил, было его спасение, он никогда не найдет того, что находят все люди.

Я не произносила ни слова, позволив Фредерику вести в разговоре.

― Когда тебя похитили, Кью отвернулся от всего, за что так отчаянно боролся. Он пожертвовал репутацией компании, отошел от образа, который с такой тщательностью создавал себе. Он даже отбросил в сторону человеческую часть себя, которую всегда старался оберегать.

Его глаза цвета аквамарина блеснули в темноте.

― Он искал тебя повсюду, Тесс. Убил бесчисленное количество человек ― в большинстве своем варварским, хладнокровным способом, все это во имя твоей чести. Он проехал тысячи миль, заплатил сотням людей за информацию. Спустился в ад, чтобы вернуть тебя обратно, а теперь, когда ты в безопасности, он стал не нужен.

Что-то тяжелое образовалось в моем горле.

― Если ты на самом деле считаешь, что у вас нет надежды быть вместе, то тогда уезжай. Уезжай, как можно дальше от Кью, потому что своим пребыванием здесь ты стремительно губишь его. ― Фредерик повернулся ко мне, встречаясь со мной взглядом, в котором горел гневный огонек. ― Но если ты считаешь, что у вас есть хоть крошечный шанс ― даже самый крохотный намек на надежду, что ты сможешь справиться с тем, что они сделали с тобой, тогда оставайся. Ты задолжала ему это.

Фредерик поднялся на ноги, разглаживая ухоженным руками костюм.

― А теперь, прошу простить мня. У меня есть жена, которая любит меня, и мне на самом деле нужно идти и сказать ей, насколько сильно я ее люблю. Наблюдать за тем, как такая идеальная любовь рушится между двумя людьми, чертовски ранит.

Не произнося больше ни слова, он направился к двери вышел прочь.

Остаток ночи прошел без сна. Я пялилась в темноту, сражаясь с тьмой глубоко в душе в попытке найти настоящую себя.