— Их нужно как-то решать.

Глеб потёрся носом о мою щёку и усмехнулся.

— Женька, ты когда напиться успела?

Я откинула голову назад, чтобы ему было удобнее меня целовать.

— Понятия не имею…


Ну что, теперь я самая настоящая изменница, подумалось мне на следующее утро. Глаза ещё открыть не успела, а угрызения совести уже дали о себе знать. И ведь что самое интересное, я даже не была удивлена, только стыдно было за себя. И что на меня нашло вчера? Ведь даже на алкоголь не спишешь…

Я уже довольно давно проснулась и теперь лежала, подложив под щёку ладонь, и изводила себя этими мыслями. Я изменила Димке. Захотела и изменила. Самое страшное слово — захотела. Захотела!

Тишину в комнате ничего не нарушало, только дыхание Глеба за моей спиной. Глаза я приоткрыла, увидела солнечный свет, пробивавшийся сквозь плохо задёрнутые шторы, и снова зажмурилась. Уж лучше бы ночь никогда не кончалась. Пусть было бы темно, чтобы не видеть ни себя, никого другого. Так бы и барахтаться во вчерашней темноте, помнится, она мне такой уютной казалась.

А вот если бы не казалась, возможно, и не натворила бы я таких дел… Хотя, какой смысл гадать? Всё уже случилось.

Я не удержалась и вздохнула, а за моей спиной наметилось оживление. Глеб перевернулся на бок, его рука оказалась на мне, а я внутренне сжалась и крепче зажмурилась. Не представляла, как посмотрю ему в глаза, когда он окончательно проснётся и меня решит разбудить. Я не знала, чего ждать от этого утра. А вдруг Глеб решит поинтересоваться — жалею ли я о случившемся? Смогу ли я дать ему честный ответ? Мол, да, жалею. Потому что теперь всё чертовски осложнилось.

Да ещё Глеб!.. Придвинулся ко мне, стиснул и шумно вздохнул прямо мне в ухо. А у меня внутри всё опять сжалось, сердце заколотилось, и я вдруг поняла, что вот сейчас он скажет какую-нибудь пошлость, вроде того, что он не ожидал от меня такого, что ночь получилась неожиданно хорошая, или того хуже — бурная, и тогда я его ударю. Или разревусь. Сама не знаю, чего от себя ждать.

— Есть хочу, — проговорил он, прижавшись к моему плечу колючей щекой, а я неожиданно поняла, что улыбаюсь. — Жень…

— Я сплю, — фыркнула я и в доказательство натянула на себя одеяло.

— Не ври, ты давно не спишь.

Я не ответила, мне не до разговоров было, я старательно прислушивалась к себе. Напряжение спало и теперь помимо угрызений совести и смущения по поводу своего необъяснимого поведения этой ночью, пришло понимание того, что в моей постели, со мной под одним одеялом лежит мужчина и обнимает меня. И это совсем не Димка. А мне, если честно, не хочется его отталкивать и начинать заниматься самокопанием и самобичеванием. Мне вообще ничего не хочется. Нырнуть бы под это самое одеяло с головой, закрыть глаза и постараться ни о чём не думать, ни о чём плохом. Глаза я на самом деле закрыла, но только для того, чтобы успокоиться и от волнения не наговорить глупостей, когда всё-таки осмелюсь повернуться к Глебу.

Мартынов приподнялся на локте, подпёр голову рукой и теперь разглядывал меня, я даже с закрытыми глазами это чувствовала. Потом его палец скользнул по моей щеке, убрал прядь волос, и Глеб всё-таки спросил:

— Жалеешь?

Я перевернулась на спину, сложила руки на животе и, наконец, рискнула открыть глаза и взглянуть на него.

— Я не знаю, — призналась я честно.

Он смотрел очень серьёзно, с лёгким прищуром, а через мгновение вдруг задорно улыбнулся и передразнил:

— Не знаю… Не знаю, а мне понравилось.

Получил кулаком по плечу и рассмеялся. Он веселился, а мне хотелось, чтобы он меня поцеловал. Глеб казался мне таким незнакомым, непривычным, я до сих пор не понимала, что этот мужчина делает в моей постели, но хотелось, чтобы поцеловал. Чтобы не просто встал и тут же отдалился от меня, как это обычно происходило с Димкой, хотелось чего-то нового, непознанного, взрыва ощущений, как писали в книгах. Не чувств, а именно ощущений, от чувств одни проблемы.

А если попросить? Что в этом такого страшного? Правда, делать этого мне никогда раньше не приходилось…

— Глеб…

— Который час? — Он с интересом обернулся на часы, затем посмотрел на задёрнутое шторами окно. Присвистнул. — Вот, а ты удивляешься, почему я есть хочу! Обед уж скоро.

— Глеб!

Он уже сел, но оглянулся на меня. Выглядел немного настороженным, наверное, ожидал, что вот тут-то я на него своё раскаяние и выплесну, а мне потребовалась ещё секунда, потом всё же решилась, приподнялась, наплевав на то, что одеяло съехало с груди, и потянулась к нему. Обняла за шею и поцеловала. А наблюдая за растерянностью Мартынова, который на самом деле на несколько мгновений завис, постаралась не рассмеяться. Когда сделала то, что задумала, перешагнула через собственное смущение, мне стало легче, а вот Глеб наоборот напрягся.

Я одеялом прикрылась и тихонько толкнула Глеба в плечо.

— Иди.

Он помедлил немного, но потом всё-таки поднялся, а когда из комнаты вышел, я упала на подушки и вздохнула. Кажется, я его напугала.

За завтраком Глеб повеселел. С аппетитом поедал мой фирменный омлет с гренками, правда, улыбался мне уж слишком старательно. Я сидела напротив него за столом, пила кофе и думала, стоит ли с Мартыновым поговорить по душам. Пришла к выводу, что всё-таки стоит. Дождалась пока он доест (вдруг подавится? а я виновата буду, мужчины ведь весьма нервно относятся к подобного рода разговорам), подлила ему кофе, удостоверилась, что Глеб подобрел, наевшись, и сказала:

— Ты всё не так понял.

Он сделал ещё глоток кофе, не спуская с меня подозрительного взгляда, потом непонимающе качнул головой.

— Ты о чём? — осторожно поинтересовался он.

— О поцелуе, — со вздохом пояснила я.

— А-а… А я подумал…

— Я знаю, что ты подумал. А я о поцелуе. Ты слишком занервничал после него.

— Я занервничал?

— С лица спал.

— Глупости какие, — фыркнул Мартынов.

— Глеб, я не знаю… возможно, я что-то делаю не так, веду себя странно… с твоей точки зрения, но это был просто поцелуй. Мне захотелось тебя поцеловать. Он ничего не значит.

Мартынов постучал чайной ложечкой по столу.

— А что он должен был значить?

Я спокойно улыбнулась.

— Да что угодно. Мог значить очень многое, а мог ничего. У нас с тобой второй вариант. — Я поднялась и начала собирать посуду со стола. Глеб наблюдал за мной некоторое время, потом спросил:

— Почему?

— Наверное, потому, что нам обоим это не нужно. Или ты испугался, что я девушка из того анекдота?

Я забрала у него тарелку, Глеб проводил взглядом мои руки, при этом сильно хмурился, и даже скрыть это у него не получалось.

— Я ничего не понимаю, — в конце концов сказал он. — Какой анекдот? И с чего ты взяла, что я испугался?

— Анекдот очень бородатый. — Я сама удивлялась своему спокойствию, подобная хладнокровность была мне не свойственна. Составила посуду в раковину, оглянулась, в поисках бутылочки со средством для мытья, взяла губку, а потом уже вспомнила, что Глеб ждёт продолжения. — Любимый Сонькин анекдот, она говорит, что в нём правда нашей женской доли. Анекдот про девушку, которую вечером мужик на дороге подобрал, а она утром решает, где они шифоньер ставить будут.

— Пошлость какая.

— Возможно.

— Я ничего не испугался, Жень.

— Хорошо, хорошо. Ты занервничал.

— И не занервничал! Просто я не поспеваю за тем, как меняется твоё настроение. Ты столько времени пролежала на краю постели, неизвестно, о чём думая, а теперь говоришь мне, что это я чего-то испугался.

Я старательно надраивала тарелку.

— А ты, значит, настоящий шпион, да? Одним глазом спишь, другим наблюдаешь?

— Дурацкий разговор.

Мартынов поднялся из-за стола и ушёл в спальню. Я обернулась ему вслед, но он дверь за собой закрыл, и я не смогла ничего увидеть. Всё моё хорошее настроение испарилось, и я едва сдерживалась, что не швырнуть тарелку в раковину, а ещё лучше Глебу вслед. Опустила руки, подставила их под струю воды и так стояла до тех самых пор, пока не услышала шаги за спиной. Отставила оттёртую до блеска тарелку и взялась за чашки.

— Хочешь, чтобы я прощения попросил?

— За что это? — поинтересовалась я, не оборачиваясь.

— Знаешь за что. Мне нужно было остановиться вчера. И тебя остановить. — В его голосе добавилось иронии. — Просто я понадеялся, что ты достаточно взрослая девочка, чтобы справляться с последствиями.

— Какими ещё последствиями? — Я сама не поняла, то ли мне рассмеяться стоило, то ли возмутиться. — У меня-то как раз никаких последствий, что я и пытаюсь до тебя донести. А вот ты нервничаешь не по делу. Не думала, что ты… чувствительный до такой степени. По виду и не скажешь.

— А почему ты не смотришь на меня, когда говоришь?

— Потому что я посуду мою. Хочешь, сам этим заняться?

Мартынов явственно скрипнул зубами, издал какой-то нечленораздельный, но достаточно грозный звук, и от меня отошёл. Я наконец выдохнула.

— И зачем я только с тобой связался?..

— А ты бы не связывался. — Я вытерла руки кухонным полотенцем, очень тщательно, и вот тогда уже обернулась к Глебу, даже руку в бок упёрла, чтобы казаться более уверенной. — Шёл бы своей дорогой, а мне оставил в покое! Меня и мою квартиру!

— Опять ты с этой квартирой!

— Это моя квартира! А вот ты здесь совершенно случайный человек. Гость, причём незваный. Как появился, так и исчезнешь через несколько дней. Так чего волноваться?

— Действительно, — Мартынов совершенно нагло на меня уставился и руками всплеснул. — Я же забыл, приедет же этот… из Москвы. Москвич хренов.

— Так, ты слова выбирай. И не твоё дело кто и куда приедет. Я, в отличие от тебя, хоть немного о своём будущем задумываюсь. И меня волнует, где я буду жить через неделю!