Я удивилась.

— Зачем?

Он выразительно закатил глаза.

— Да ни зачем, Жень. Пойдём?

Я посомневалась секунду, затем как бы между прочим пожала плечами.

— Почему нет?

Мартынов вдруг хохотнул.

— Ты ведь не можешь просто сказать — да или нет, правда? Обязательно ещё нужно пару вопросов задать.

— Глеб… — предостерегающе начала я.

— Замолкаю, — тут же среагировал он. — В конце концов, это платье должны увидеть все, — шепнул он мне, когда мы оказались на танцплощадке и Глеб притянул меня к себе. — Зря что ли ты его у подружки стащила?

— Какие гадкие слова ты мне говоришь, — пожаловалась я, но улыбки не сдержала. — И я не стащила, я одолжила. А ты купишь ей новое.

— Я?

— А для кого я его… одолжила?

— Для меня? Правда?

Смотрел он слишком серьёзно, и улыбаться я перестала. Почуяла подвох, сбилась с шага и наступила Мартынову на ногу. Он крякнул, ногу убрал, а меня развернул в другую сторону.

— А ты на самом деле домоседка?

— Я художник, Глеб.

— А при чём здесь это?

— При том, что я люблю тишину и покой. Они необходимы для того, чтобы работать.

Он задумчиво хмыкнул.

— А как же богемная жизнь?

Я только головой покачала.

— Ты кино пересмотрел.

Мартынов усмехнулся, разглядывая меня.

— Вот уж не уверен. Наверное, это ты такая… особенная.

— Может быть, — согласилась я и снова сбилась с шага. Чертыхнулась еле слышно.

Глеб удивлённо приподнял брови и несколько ехидно поинтересовался:

— Это я на тебя так действую?

— Не ты. А кое-кто за твоей спиной. Только не оборачивайся! — шикнула я на него, когда он уже начал поворачивать голову.

— Кто там?

Я сокрушённо вздохнула.

— Рая.

Он в первый момент нахмурился, а затем разулыбался.

— Несчастливая соперница?

Я посмотрела с укором и Глеб тут же скривился.

— Я же шучу.

— Не надо.

— По-моему, ты слишком серьёзно к этому относишься. Ну, смотрит она на тебя, и что?

Я вцепилась в его плечо.

— Она не смотрит, она меня разглядывает. И, наверняка, злорадствует.

— С чего бы ей злорадствовать?

— Откуда же я знаю?

Глеб меня слегка встряхнул, снова повернул, чтобы я Раю, сидящую за столиком у стены, со своим кавалером, не видела, и вдруг подмигнул мне.

— На самом деле смотрит. Интересно ей.

— Очень мило, что ты мне об этом сообщаешь, да ещё таким тоном, — окончательно расстроилась я.

Он наклонился к моему уху и шепнул:

— Она просто завидует.

— Мне?

— Ты потрясающе выглядишь сегодня. Особенно, когда забываешь, что надо стесняться и сутулиться.

— Ты с ума сошёл? Я не сутулюсь!

Мартынов опустил глаза вниз, как бы проверяя это утверждение, и уставился в вырез моего декольте. Развернул меня, а у меня получилось ткнуть его носком туфли в лодыжку. Глеб тихо охнул и посмотрел на меня укоризненно. С минуту мы молча скользили по танцплощадке, я посматривала на Раю через плечо Мартынова, встретилась с ней взглядом и тут же отвернулась, почувствовав неловкость.

— Жень, хочешь, я сделаю так, что она больше не будет на тебя смотреть?

— Такое возможно? — не поверила я.

— Конечно. Как только у неё не будет повода.

Я задумалась.

— И что ты предлагаешь?

— Очень действенный способ, — заверил меня Глеб. И прежде чем я успела до конца понять, что он имеет в виду, Мартынов притянул меня к себе и поцеловал. Точнее, он не целовал, а просто прижался губами к моим губам, очень крепко, я даже в первый момент не поняла, что же произошло. Мы остановились, кто-то рядом пробормотал слова извинений, видимо, едва на нас не натолкнувшись, а я напряглась, вцепившись в плечи Глеба и не зная, что предпринять. Ведь он не целовал меня! Просто играл, дурачился, и мне казалось, что я даже улыбку его чувствую своими губами. А меня бросило в жар, я крепко зажмурилась, и чувствовала себя дура дурой. Да, его губы обожгли, голова закружилась, дыхание сбилось, но всё это было не по-настоящему, и я это очень остро чувствовала.

Глеб меня отпустил, я от него отвернулась и облизала губы. Не хотела я на него смотреть! Может, мне ему ещё и спасибо сказать? За то, что собой пожертвовал, одолжение сделал…

— Женьк… — позвал он немного расстроено, видимо, понял, что я отнюдь не рада его "помощи".

Вернуться тут же за стол было бы ошибкой. На нас и так все смотрели с любопытством, я прятала глаза, боялась столкнуться взглядом с Раей сейчас. И боялась не потому что было стыдно за поцелуй, а потому что… Вдруг все заметили, что целовал он меня нарочно, не по-настоящему? Эта мысль приводила меня в отчаяние.

— Женя.

— Что?

Глеб пару секунд подбирал слова.

— Я сделал ошибку?

— Да, наверное, — довольно легко отозвалась я. Даже сама себе удивилась. — Мы ещё танцуем?

Он взял меня за руку.

— Давай вернёмся за стол.

Я кивнула.

— Не знаю, обрадует ли это тебя, — усмехнувшись, проговорил Мартынов, подливая мне вина, — но она больше на тебя не смотрит.

— Наверное, ей надоел дешёвый спектакль.

— Всё-таки у тебя ужасный характер.

Я улыбнулась ему.

— Зато на тебя смотрит Наталья Викторовна. И, между прочим, делает это зря. Анатолий Сергеевич заметит и открутит головы вам обоим.

— Тебе будет меня жаль?

— Безумно. Я умру от горя.

— Зря смеёшься, тебе на самом деле будет меня не хватать.

— Кто тебе это сказал?

Мартынов пожал плечами.

— Мне так кажется. Я вношу в твою жизнь разнообразие.

Я долго смотрела на него. Глеб не спеша потягивал вино, смотрел на сцену, а не на меня, и, по всей видимости, всерьёз верил тому, что говорил.

— Мне не нужно разнообразие, — наконец сказала я. — С моей жизнью всё в порядке.

— Ты на самом деле так считаешь?

— Прекрати, Глеб. — Я всерьёз нахмурилась. — Это в твоей жизни бардак, ещё не ясно, есть ли у тебя вообще дом. Место, куда ты просто можешь приехать, где тебя ждут. И учить меня как жить, ты права не имеешь.

Он посмотрел на меня, а я отвернулась. И губы поджала, чтобы Мартынов случайно не заметил, что они дрожат.

— Ладно, — скрипучим и недовольным голосом проговорил Глеб через минуту. — Пойду с Наткой переговорю пока она одна. А потом поедем домой.

Я посмотрела Глебу вслед. Так странно прозвучало — поедем домой. Вместе, после ссоры, но мы едем домой.

Господи, о чём я думаю?

— Что она сказала? — спросила я, когда мы спустя двадцать минут вышли из ресторана. Глеб молчал, на меня не смотрел, только едва ощутимо поддерживал меня под локоть.

— Ничего путного. Обещала помочь, просила позвонить…

Я понимающе улыбнулась.

— Я же говорила… Никакого от неё толка.

— Женя!

Я примолкла.

Домой мы отправились на такси. Пока шли к стоянке, я переживала, что Глеб заартачится, начнёт бахвальничать, сам сядет за руль, а я ведь знаю, что выпил он сегодня не мало. Но он сам направился к такси, ведя меня за руку. В машине молчали. Сидели рядом на заднем сидении, смотрели в окна и молчали. Таксист рискнул включить радио, зазвучала какая-то песенка в стиле шансон, я начала ёрзать на сидении и вдруг заметила, что Мартынов улыбается, глядя в окно. Я легко стукнула его по руке, и он заулыбался шире. А когда вышли из машины у своего подъезда, ещё и напел мне эту самую песню, поддразнивая. Я толкнула его в бок.

— Хватит!

— Тебе не нравится?

— Нет.

— Ну, извини, "Лунную сонату" я не умею.

— А "Полёт шмеля"?

— Иногда мне хочется тебя задушить. Не знаешь почему?

Я кивнула.

— У тебя проблемы.

Глеб рассмеялся.

— Нет, это у тебя проблемы!

Смеясь, мы вошли в лифт, Мартынов дурачился, всерьёз принялся воспроизводить "Полёт шмеля", причём свистом и на мои дальнейшие тычки не реагировал.

— Соседи милицию вызовут!

— Ну, подожди… Вот в этом месте я всегда сбиваюсь.

— Глеб! — Я стукнула его по плечу, когда Мартынов повернулся, чтобы отпереть дверь.

— Цыц. — Открыл дверь и втянул меня в квартиру. Я забарахталась рядом с ним в темноте, попыталась дотянуться до выключателя, и вдруг поняла, что Глебу-то это сделать намного проще, но он почему-то с места не двигается. Стоит совсем близко ко мне и только дышит тяжело. Моя рука замерла в воздухе, я осторожно сдвинулась в сторону, стараясь от Мартынова отступить, но прямо за моей спиной была захлопнувшаяся дверь. Темнота такая, что перед глазами круги разноцветные, а слышно лишь чужое дыхание да тиканье часов на стене. Ощущения такие, словно в невесомости паришь, всё кажется нереальным и оттого не опасным. Наверное, поэтому я и не отвернулась, когда Глеб ко мне наклонился. Его дыхание сначала коснулось моей щеки, потом обожгло шею, а в следующий момент я уже сама потянулась к нему.

Никогда раньше темнота меня так не волновала, не дразнила, не давала почувствовать вседозволенность. Я всё списывала именно на темноту. Я не видела Глеба, я его только чувствовала. Я отвечала на его поцелуй, сама его целовала, я не стукнула его по рукам, когда платье затрещало. Я слишком много выпила сегодня… Целый бокал вина, в которое явно что-то подмешали, иначе моё поведение не объяснишь.

Глеб вдруг прервал поцелуй, но зато навалился на меня, прижав к двери, и шепнул мне на ухо, словно кто-то мог нас услышать:

— Кажется, у нас обоих проблемы.

Это я и сама прекрасно понимала. Прижималась щекой к его плечу, таращилась в темноту и пыталась справить со срывающимся дыханием. Я поцелуй вспоминала, хотя нужно было бы к этому моменту уже остыть, включить мозги и Мартынова, со всеми его проблемами, из своей жизни выкинуть. Вот прямо сейчас. А я вместо этого провела ладонью по его плечу, пальцы сжались, сминая лёгкую ткань его пиджака, и я неожиданно услышала свой голос: