— И что ты с ними делаешь? — спросил он, и я отвлеклась от своих мыслей.

— С кем?

— С картинами.

Я пожала плечами.

— Продаю.

— И покупают?

— Иногда.

— Хороший бизнес?

— Это не бизнес, это искусство.

Глеб недоверчиво усмехнулся.

— Искусства без бизнеса уже давно не бывает, детка.

— Я тебе не детка. А вот чем занимаешь ты, мне интересно?

Он откинул голову назад, чтобы видеть меня и широко улыбнулся.

— Правда, интересно?

Я нахмурилась.

— Почему-то мне не нравится, как ты улыбаешься.

— Что очень и очень странно. Обычно женщины от меня в восторге.

Я фыркнула.

— Так я тебе и поверила.

— А почему нет? Я очень даже милый… бываю иногда.

— Рада за всех твоих женщин. А на вопрос ты мой так и не ответил. Чем занимаетесь, Глеб Степанович?

Он даже сел и уставился на меня с неподдельным любопытством. Я под его взглядом занервничала.

— Что ты смотришь?

Мартынов хмыкнул.

— Не стыдно по чужим сумкам лазить?

Вся краска бросилась мне в лицо, я чуть нож не выронила. Уткнулась взглядом в тарелку с салатом, нервно повела плечами, а потом совершенно фальшивым и от того противным тоном, проговорила:

— Не понимаю, о чём ты говоришь.

Глеб разулыбался.

— Конечно. Что ещё ты вычитала в моём паспорте?

Я перестала притворяться и прямо взглянула на него, правда, щёки так и пылали, но с этим ничего невозможно было поделать.

— Ты прописан в Москве! Вот и отправляйся по месту прописки!

— А где прописана ты? Здесь?

Я замолчала. Прописана я здесь не была, по крайней мере, пока. Но это не даёт ему права…

— Ты же москвич! Здесь-то тебе что надо?

— Я не москвич, просто там у меня есть жильё. Какое — никакое. А как появилась возможность, я решил перебраться туда, где потише. А в этом городе мне нравится. Старинный город, красивый, уютный. Надо думать о старости.

Я пренебрежительно фыркнула.

— Тебе всего тридцать три, какая старость.

Глеб вдруг расхохотался.

— Кажется, ты проявила большой интерес к моей скромной персоне.

— Просто мне нужно знать, что за тип появился в моей квартире. Может, ты маньяк?

Он почесал кончик носа.

— Такое мне говорили.

— Ой, замолчи. Хвастун.

— Вот уж чего нет, того нет! Ничего не придумываю, только правду говорю.

Обедать мы сели через час. Всё это время я гордо отмалчивалась, обидевшись на прозорливость Глеба и на то, что он не упускал возможности меня смутить. Мартынов с аппетитом поедал ростбиф и непонимающе посматривал на меня, пока я гоняла по тарелке два листика салата и четвертинку помидоры. В итоге, даже головой качнул и подложил себе мяса.

— Что ты над собой издеваешься? — поинтересовался он.

— Почему это я издеваюсь?

— Не знаю почему. — И пакостно улыбнулся. — Знаешь, как вкусно?

Я не потрудилась ответить. Глеб доел, поднялся и отнёс тарелку в раковину. Я проследила за ним взглядом.

— Никогда не понимал эту привычку худеть, — заявил он, ставя чайник на газ. — И ладно бы что-то лишнее убирали. А то всё нужное исчезает. Я вот думаю…

— А вот я думаю, — невежливо перебила я его, — что ты думаешь о чём угодно, только не о деле!

— Почему? Я всегда о деле думаю. Только это не всегда заметно с первого взгляда.

Я недоверчиво хмыкнула.

— И что же ты думаешь?

— Что нужно найти одну Галкину подружку. Я видел её пару раз, кажется, её зовут Наташа.

— Кажется?

— Ну, или Надя. Что-то на Н.

— Что-то мне не хорошо.

— Это от голода, — авторитетно заявил Глеб. — Я купил курабье, я обожаю курабье. Сейчас мы его с тобой…

— Ты хоть знаешь, сколько в нём калорий?

— Я не предлагаю тебе калории, я предлагаю тебе курабье. Ты знаешь, что это такое? Сладкое, рассыпчатое, тает во рту, а сверху капелька джема…

— Прекрати, — застонала я.

Он рассмеялся.

— Я не понимаю, если ты не ешь, то зачем пироги печёшь?

— Потому что я люблю готовить. Почти так же, как и рисовать. Меня это успокаивает. Это тоже искусство.

Глеб кивнул, соглашаясь. Налил чаю себе и мне, высыпал из пакета в вазочку печенье и снова сел за стол.

— Так где мы будем её искать? — напомнила я ему о сути.

— Она работала в казино. Вот и съездим туда. Только завтра.

— В казино? — Я неприлично на него вытаращилась. — Кем она там работала?

— Жень, ну откуда я знаю? Помню, что работала, говорила мне об этом, а кем — я что-то не поинтересовался.

— Как-то всё это странно. Что-то ты темнишь, Глеб.

— Тебе следует мне доверять. — Он обворожительно улыбнулся.

— С какой стати?

— Потому что другого выхода у тебя нет.

— Есть. И ты это прекрасно знаешь.

— Ты так говоришь, потому что никогда не имела дел с нашей многоуважаемой милицией.

Я в упор посмотрела на него.

— А ты имел?

Он усмехнулся и глаза отвёл.

— Ты на самом деле хочешь знать правду?

Я сникла.

— Что-то мне подсказывает, что нет.

— Вот и правильно. Меньше знаешь, крепче спишь.

Он сказал "спишь", и я тут же разволновалась по неведомой причине. До вечера было далеко, а я уже озаботилась вопросом о предстоящей ночи. В моём доме только одна кровать, на которой реально можно спать.


— Господи, я надеялась, что мне вчерашний день приснился…

В ответ на моё заявление послышался смешок.

— И тебе доброе утро.

Я уставилась на унылое, серое небо. Ни одного солнечного лучика не пробивалось через тяжёлые свинцовые тучи, природа хмурилась и я была с ней солидарна. Утро совсем не доброе. А уж глядя на Мартынова, который стоял на крыше, обдуваемый всеми ветрами, и смотрел на город, тоска накатывала с двойной силой. О чём думал — не ясно, но выглядел обеспокоенным. По крайней мере, мне так показалось и ещё больше насторожило.

— Глеб, — позвала я.

Он слегка повернул голову.

— Что-то не так?

Мартынов покачал головой.

— Да нет.

Я разозлилась не на шутку.

— Тогда прекрати меня нервировать!

— Чем это?

— Стоишь тут и строишь из себя злого гения!

Я ушла на кухню, не взглянув больше на Глеба, только пробурчала себе под нос что-то о том, как нахальны бывают незваные гости, перешагнула через диванные подушки, сваленные горой на полу и отправилась заваривать себе чай.

— Диван у тебя ужасный, — пожаловался Глеб, как только появился на кухне. Я посмотрела на него и поняла, что он больше не хмурится. Но вместо того, чтобы успокоиться, я только больше насторожилась, появилось чёткое ощущение, что он притворяется.

Я пожала плечами.

— Извини, ты меня о своём появлении не предупредил заранее. А то бы я тебе кровать купила с ортопедическим матрасом. Обязательно.

— Ты с утра в дурном настроении или это твоё обычное состояние?

— Иди к чёрту.

— Ясно, гадкий характер. — Он уселся за стол и совершенно неприлично на меня уставился.

— Что? — не выдержала я.

— Думаю.

— Обо мне?

Он усмехнулся.

— А ты хочешь, чтобы я о тебе думал?

— У тебя есть план?

— Даже два. Но я пока их не придумал.

— Замечательно. Всегда мечтала встретить мужчину, который способен лишить любую проблему. И опять не повезло.

— Жень, ты чего?

Я остановилась и вздохнула, злясь на саму себя.

— Извини меня. Так что ты там говорил про план?

На душе было так паршиво, нехорошее предчувствие какое-то, до такой степени меня смущавшее, что даже готовить не хотелось. Посмотрела за хмурого Мартынова на крыше и предчувствие только усилилось. Какая-то пакость должна была случиться, просто уверена в этом, и в ожидании неё просто руки опускались.

— План у нас простой, — начал Глеб, — попытаемся найти эту Надю или Наташу.

— Где?

Мартынов почесал затылок.

— Где, где… Работала она в "Пескаре", полтора года назад работала, а уж сейчас, — он только руками развёл.

Я задумалась.

— "Пескарь"… Название чудное какое-то. И знакомое.

— Ресторан, в центре у вас. — Глеб приглядывался ко мне довольно странно. — В самом центре. У музея.

— Краеведческого? — уточнила я.

Он вполне натурально фыркнул.

— Вот уж понятия не имею!

— И, между прочим, зря. Там потрясающая экспозиция…

— Красный такой, — перебил Мартынов.

— Краеведческий, — кивнула я.

— Ну, пусть так. Вот там ресторан, съездим туда, поспрашиваем…

— Я вспомнила! У них ещё вывеска такая отвратительная, в виде дохлой рыбы.

Глеб долго на меня смотрел, потом качнул головой и поднялся.

— Что? — удивилась я. — Что я такого сказала? Вывеска на самом деле отвратительная, да ещё в самом центре города, где столько памятников арх…

— Жень, не тараторь!

Я обиженно замолчала.

— С ума с тобой сойти можно, — пожаловался он, правда, уже вполне миролюбиво.

— С тобой тоже, — не осталась я в долгу. — Убирай подушки с пола! Или весь день о них спотыкаться будем?

Как раз в тот момент, когда я уже вошла в раж и даже ножом, которым резала сыр, взмахнула достаточно воинственно, ожил телефон и возвестил сладким голосом:

— Солнышко, возьми трубку! — Я замерла в нелепой позе, а когда встретила развесёлый взгляд Мартынова, покраснела до корней волос. — Солнышко, — продолжал дурацкий аппарат, видимо, за что-то меня возненавидев, — солнышко! Возьми трубку!