Пожав плечами, Райдер снова направился в центр длинной галереи.

– Я был, по сути, беспомощен. Мы чудом спаслись.

– Не стоит себя недооценивать, Райдер. Мы с Джеком всегда считали, что ты достоин восхищения сам по себе, без всякой мишуры, сопутствующей твоему положению. Твоя собственная сталь блестит не менее ярко, чем сталь в сердце твоего брата, которым ты восхищаешься.

– Благодарю, – сказал Райдер. – Мне бы твою уверенность.

– Боже мой, да в вас обоих всегда чувствовался какой-то стержень, было что-то настоящее и надежное, хотя, на мой взгляд, это скорее заслуга моей тетки, чем результат всяческих странствий по городам и весям.

Райдер сдержал всплеск искреннего веселья.

– Мать, без сомнения, уверена в том, что полезно держать сыновей ногами в огне. Однако уроки, усвоенные мною до сих пор, касались в основном необходимости смирения и христианского покаяния. Миракл называет меня своим сэром Галахадом, хотя я терпел позорное поражение всякий раз, когда требовалось проявить себя благородным рыцарем.

– Ты в нее влюблен?

«Она похитила мою душу».

Райдер пожал плечами, не желая говорить о том, каким невыносимым пыткам подвергалось его сердце.

– Хочу сказать одно: если мы сможем выстоять против Хэнли, она больше не будет знать бедности.

Гай подошел к кузену.

– Достаточно ли этого?

– Не знаю! Лучше не спрашивай меня.

– Вопрос напрашивается сам собой.

Райдер повернулся и снова направился к западной двери. Гай, догнав его, пошел рядом. Мимо, сливаясь в сплошной ряд, проплывали портреты; блики солнца играли на них, высвечивая из общей палитры красок, словно драгоценные камни, изумрудно-зеленый, рубиново-красный, сапфирово-синий.

– Больше всего я боюсь, что этого окажется недостаточно, что теперь ей нужна будет только полная независимость. Хэнли не сдержал данное ей слово, но у нее имеются собственные накопления. Она уже стольким пожертвовала, что, черт возьми, заслужила свободу. Ей не нужны мои деньги, и я ей тоже не нужен. Какого дьявола ей опять становиться моей содержанкой в Лондоне, когда она уже достаточно натерпелась от никчемных и презренных аристократов?

– Сейчас ей нужно, чтобы ты спас ее от смерти, – сказал Гай.

– А разве я не думаю об этом? Эта мысль раскаленным железом засела в моей голове.

– Однако же Хэнли не стал поднимать шум из-за убийства Уилкота. Вместо этого он начал охоту за ней. Какого черта он затевает?

– Очень хотелось бы это знать.

– Не следит ли он с помощью своих подручных за Рендейлом?

– Наверняка следит. Но мы подъехали сюда ночью, к тому же, благодарение Богу, лил дождь. Ему, конечно, донесут, что ночью подъехал экипаж, но кто в нем, останется неизвестным. К тому же экипаж принадлежит тебе.

Гай подошел к соседнему, такому же высокому окну и выглянул наружу.

– Я начинаю понимать твой хитроумный замысел. Ты хочешь, чтобы все вокруг узнали о моем одиноком пребывании здесь, а ты тем временем отправишься к Дилларду узнать, что послала ему Миракл?

Райдер, оставаясь в тени, положил руку на дверную задвижку. За окном яркий день золотил верхушки деревьев. Стада белых овец паслись по склонам гор, постепенно продвигаясь к северу. Райдер вдруг ощутил смертельную усталость.

– Это если предположить, что честный мистер Мелман не сбежал с доверенными ему вещами, – сказал он.

– Никогда! – Гай подавил зевок. – Ведь он из Дербишира.


Миракл медленно бродила по Рендейлу, переходя из комнаты в комнату. Это был всего лишь один из герцогских домов, где жили, как правило, не больше нескольких недель в году на исходе лета, когда ее светлость герцогиня Блэкдаун предпочитала более прохладные небеса севера. В замке Уайлдшей в это время делали генеральную уборку.

Все это Миракл узнала от горничной, которая принесла ей завтрак, хотя время уже близилось к полудню. Она проспала двенадцать часов. Горничная сказала, что джентльмены еще не проснулись. Они допили бутылку бренди, после чего разошлись по своим спальням, велев их не беспокоить.

Но прежде чем свалиться в хмельном оцепенении, его светлость оставил весьма строгие указания: мисс Хитер никому не показываться, кроме обитателей дома, не приближаться к окнам и не появляться – даже на секунду – на каком-либо из патио или какой-либо из террас; прислуге же делать вид, будто они с лордом Райдерборном не приезжали.

От подобных указаний, которые ей передала горничная, у Миракл по спине пробежал холодок: значит, лорд Хэнли знает, что она с Райдером. Разговор Райдера с Гаем, который, очевидно, у них состоялся, беспокоил ее гораздо меньше.

Широкий коридор наконец привел ее к ряду закрытых дверей. Движимая любопытством, Миракл открыла одну из них. Из-под длинной конской челки на нее смотрел стеклянный карий глаз. Нарисованные красные ноздри деревянного коня пылали, будто извергая пламя. Подойдя поближе, Миракл дотронулась до глянцевой серой в яблоках гривастой шеи. Конь покачнулся, приведя в движение железные стремена, свисающие с настоящего кожаного седла.

Детская.

Миракл взяла белую шаль, наброшенную на кресло с подголовником возле пустого камина, и села. Здесь ли играл Райдер в детстве? На этой ли лошадке, заливаясь радостным смехом, качался, перескакивая через воображаемые преграды или совершая на ней прогулки по Млечному Пути к Луне?

Предстоящая ей одинокая жизнь в Америке вдруг показалась Миракл ничуть не меньшим наказанием, чем виселица. Она прикрыла глаза и попыталась сосредоточить свои мысли на звездах.

– Я наблюдал за вами, – раздался вкрадчивый голос возле самого ее уха.

Миракл открыла глаза и отбросила в сторону шаль.

– Я проспала уже полдня. Думала, вы тоже спите.

Райдер поднял глаза.

– Проспал несколько часов.

Миракл наклонилась вперед и, встретившись с ним взглядом, игриво улыбнулась:

– Но затевающиеся у нас игры слишком интересны, чтобы тратить время попусту, нежась в постели.

– Истинная правда, особенно нежась в постели в одиночестве.

Миракл сдержала смешок, как и благодарность за его проницательность, которая больно отозвалась в ее сердце: он понял, что ее внезапный легкомысленный тон – способ уйти от мучительного для нее разговора, и не стал допытываться ни о ее матери, ни о ее детстве.

– Я также узнала от горничной, что вы перед сном изрядно выпили, а потому вряд ли от вас было бы много толку.

Райдер весело улыбнулся:

– Какая горничная вам об этом сказала? Я прикажу ее выпороть.

– Не нужно, она добросовестно передала ваши распоряжения, и ваша удаль ее просто поразила, вызвав глубочайшее почтение и благоговейный трепет.

– Беру свои слова обратно. Сдается мне, девушка, о которой идет речь, дочь одной из моих нянек. Положение у нее в доме прочное, и она может позволить себе дерзость.

Миракл обвела взглядом комнату.

– Это ваша детская?

– Да, была ею какое-то время. Я родился в этом доме. У меня не хватило такта подождать, пока мать доберется до соответствующей случаю величественной кровати в Уайлдшее.

– Она была разочарована?

Райдер поднялся.

– Появлением сына? Или тем, что первые роды состоялись в Рендейле? Нет, все это входило в ее планы.

– Планы?

– Герцогиня планирует все. Даже время появления на свет ребенка и его пол.

– Ей хотелось, чтобы вы родились здесь, а не в Уайлдшее? Почему?

Райдер приблизился к другой двери, открыл ее и заглянул в смежную комнату.

– Наверное, считала, что чистый воздух Скалистого края будет мне полезен, и я вырасту здоровым и крепким.

– Ее надежды оправдались. – Миракл подошла к Райдеру, который всматривался в обстановку детской спальни с колыбелью и тремя кроватями.

– Это кровать кормилицы, – пояснил он. – Остальные две – ее помощниц. Три женщины в услужении у одной крохи.

– Вы спали в этой колыбели?

Райдер рассмеялся:

– Не знаю, много ли я спал. Говорят, несколько недель после рождения я беспрерывно плакал. Очевидно, мне не подходило молоко кормилицы. Как выяснилось потом, она баловалась джином.

Миракл прошла в маленькую комнатку и заглянула в колыбель. На сатиновом покрывале был вышит герб Сент-Джорджей.

– Не понимаю, зачем матери, чтобы выкормить собственного ребенка, нанимать постороннюю женщину, – сказала она. – Неужто герцогиня была настолько поглощена светской суетой?

– Не в этом дело. Долгом ее светлости было как можно скорее произвести на свет еще одного ребенка, а кормление грудью, говорят, препятствует следующему зачатию.

– Простой люд сам выкармливает своих детей и при этом имеет большое потомство.

– Верно. Вам когда-нибудь хотелось иметь детей, Миракл?

Ее сердце сжалось от боли, как если бы он ее ударил. Миракл стояла спиной к Райдеру, и он не видел, что она едва сдерживает слезы.

– Конечно, нет! К тому же я бесплодна.

– Вы в этом уверены?

– Когда мне было пятнадцать, у меня случился выкидыш. Врач сказал, что я не смогу больше забеременеть.

– Мне очень жаль, Миракл.

– Не о чем жалеть! Это обстоятельство явилось весьма ценным качеством при моей профессии. – Миракл опустила глаза, натолкнувшись на что-то ногой. – Боже мой! Что это?

– Мой детский экипаж.

В изумлении уставившись на него, Миракл опустилась на одну из кроватей.

– Кто, скажите ради всего святого, усаживал ребенка в такую безобразную вещь?

– Мои близкие. Это бесценная фамильная реликвия.

Миракл провела рукой по оглоблям, куда можно было впрячь козла или большую собаку. Сиденье было обито красным бархатом, а впереди перед сиденьем на складном верху угрожающе вздымались два зеленых с золотом дракона с обнаженными клыками. Их переплетающиеся хвосты завивались кольцами с каждой стороны, языки пламени вырывались из пастей навстречу друг другу.

Ребенок, посаженный в этот экипаж, видел бы лишь эти зеленые стекляшки глаз над собой, жуткую металлическую чешую и подобие огня.