Резко вздохнув, Реми оторвал взгляд от Екатерины, щелкнул кончиками пальцев перед глазами, чтобы рассеять мучительное изображение.

Все его тело покалывало от нависшей над ним опасности. Возможно, так действовал амулет, или развившийся за долгие годы собственный инстинкт предупредил его. Темная Королева околдовывала его. Он попытался избавиться от навязчивых образов, но его мысли путались, и в ушах зазвучали отдельные фразы из разговоров с Габриэль.

«Вы никого из них не любили? Никогда не были влюблены, даже в тот, в первый раз? Конечно, нет. Я даже не вспомню его имени».

И памяти проплыло любимое лицо, и для Реми уже не имело значение, какую очередную пакость задумала Екатерина и что она творила с ним. Ничего больше не имело никакого значения, кроме ненависти, которая охватила все его существо, ледяной ненависти, такой ледяной, что она обжигала сильнее огня.

Его таинственный враг теперь приобрел лицо и имя: Дантон.

— Что вы здесь делаете, Дантон? — требовательно спросила Габриэль, хотя и не повышая голоса. — На сколько я знаю, вас выпроваживали из дворца.

— Все забыто. Меня пригласила ни много, ни мало сама вдовствующая королева. Выходит, тебе лучше бы быть со мной полюбезнее, Габриэль. Скорее всего, я стяну весьма важной персоной при покровительстве самой королевы.

— Скорее всего, вас просто одурачат, если вы доверяете всем обещаниям Екатерины. Впрочем, вы никогда не отличались особым умом.

Неприкрытая угроза мелькнула в глазах Дантона, но тут же стерлась, исчезнув за наигранной улыбкой. Ему удалось схватить ее за обе руки и, больно сжав их, притянуть к себе. У Габриэль перехватило дыхание. Ош не могла высвободиться из его цепких, как клещи, рук, не привлекая всеобщего внимания.

Все еще улыбаясь, Дантон наклонился и прошептал ей прямо на ухо:

— Ты понятия не имеешь о планах, которые строит ни мой счет королева, особенно если меня объявят победителем этого турнира. Она даст мне все, что я пожелаю, в том числе и тебя.

Габриэль недоверчиво посмотрела на него, но даже угрозы такого поворота событий оказалось достаточно, чтобы она задрожала и почувствовала, как слабеет от охватившего ее ужаса. Дантон поднес сначала одну ее руку к губам, потом другую, и она испытала приступ тон же головокружительной беспомощности, что и в злополучный день в сарае. Она ощутила прикосновение его губ на своей коже, и к ней вернулись все горькие воспоминания о том, что творил с ней Дантон.

— Отпустите ее.

Слова прозвучали негромко, но отрывисто и холодно, как прикосновение отточенного стального клинка. Реми подкрался к ним так тихо, что и Габриэль, и Дантон вздрогнули от неожиданности. Дантон ослабил свою хватку, и Габриэль сумела высвободиться.

Реми покровительственно обнял Габриэль за талию. Девушка еле удержалась, чтобы не покориться его силе и прильнуть к нему всем телом. Если она уступит своей слабости, это чревато для нее неминуемой катастрофой.

Реми и Дантон стояли лицом к лицу, и каждый оценивал другого. Дантон надменно изогнул бровь.

— Сударь, мы с мадемуазель приватно беседовали. Кто вы такой, чтобы вмешиваться?

— Человек, который убьет вас, — снисходительно ответил Реми.

Глаза Дантона округлились. Он недоверчиво хмыкнул.

— Не томите, сударь, чем же я провинился перед вами? Вы все еще дышите.

Габриэль удивленно и встревожено посмотрела на Реми. За короткое время, прошедшее с того момента, как она оставила его у палатки, Реми, казалось, потерял рассудок. Его глубокие карие глаза горели таким неистовым огнем, что она ужаснулась.

— Реми, пожалуйста, — вцепилась Габриэль в его руку. — Давайте вернемся и присоединимся к остальным.

Реми, казалось, даже не слышал ее, не спуская угрюмого взгляда с Дантона.

— Вот как — капитан Реми. — Дантон обвел его высокомерным взглядом. — Так вот вы какой, знаменитый Бич. У нас с вами много общего. Сдается мне, вы должны быть последним любовником нашей милой Габриель. Я же имел удовольствие быть первым.

Желваки у Реми угрожающе заходили. Сердце Габриэль наколотилось сильнее. Она крепче сжала его ладонь.

— Реми…

Он стряхнул ее руку и сделал шаг к Дантону.

— Насколько я понял королеву, вы рассчитывали бросить вызов именно мне.

— Реми, нет! — взмолилась Габриэль.

Прежде, чем Габриэль успела остановить его, Реми стащил одну из своих кожаных перчаток из-за пояса и со всего размаха ударил ею Дантона по лицу.

— Считайте, что ваш вызов принят, — бросил он.

Дантон схватился за щеку в том месте, где остался красный след. Рассвирепев, он стал нащупывать рукоятку меча, и Габриэль испугалась, что он тотчас же накинется на Реми. Но Дантон явно передумал. Холодно поклонившись, он развернулся и зашагал прочь.

Габриэль судорожно перевела дыхание, в голове у нее все перемешалось. Ясно было только, что ситуация стремительно выскользнула из-под ее контроля. Тут она заметила, какую сенсацию произвела сцена между Реми и Дантоном. Из толпы, собравшейся возле палатки Наварры, доносилось многозначительное покашливание, бормотание и перешептывание. Можно было расслышать, как король Франции пожаловался матери:

— Проклятый гугенот. На вызов на состязание отвечают ударом по щиту соперника, а не по его лицу. Капитан Реми явно не знаком с правилами рыцарских боев.

— Совершенно верно, — согласилась с сыном Екатерина.

Габриэль резко обернулась на говоривших. Еле заметная усмешка в углах губ Темной Королевы встревожила ее много больше, чем гнев Генриха Валуа.

Габриэль мерила шагами палатку, кипя от злости, за которой скрывался страх. Другие дамы уже ушли, чтобы отыскать свои места на трибунах, рыцари, в том числе и Наварра, направились седлать своих коней. Когда Габриэль бросилась умолять Наварру, чтобы тот запретил Реми состязаться с Дантоном, король только пожал плечами и одарил ее своей очаровательной улыбкой. Наварра не знал причины ссоры Реми с Дантоном, но вмешиваться не пожелал. Это был вопрос чести.

Оставшись глухим ко всем ее доводам и мольбам, Реми, пропихнув себя в подбитую стеганым материалом кожаную поддевку под доспехи, расправлял ее по плечам. Волк между тем раскладывал сами доспехи. Сердце Габриэль ушло в пятки. Даже она понимала, что доспехи были не лучшего качества, и, конечно, никто не подгонял их по фигуре, как это было у Дантона. А на шлеме еще видны были удары молотка и следы грубой обработки.

Реми все это было совершенно безразлично. Щелкнув пальцами, он подозвал к себе Волка.

— Принеси тот панцирь сюда да поживее.

Волк недоуменно посмотрел на Реми.

— Защиту на грудь и спину, — раздраженно пояснил он — Да, шевелись же.

— Ничего не носи ему, Мартин, — скомандовала Габриэль.

Волк уже поднял пластину для груди, но замер на месте.

— Неси ее сюда. Живо! — рявкнул Реми.

Волк сделал шаг вперед, но замер, услышав окрик Габриэль:

— Нет! Не двигайся.

— Черт бы тебя побрал, парень, — нахмурился Реми. — Ты кого намерен слушать? Меня или ее?

Волк искоса переводил взгляд то на Реми, то на Габриель.

— Ее. Она-то ведь может превратить меня в трехглавую жабу, если я навлеку на себя ее гнев. И в любом случае, я согласен с госпожой. Думаю…

— Мне наплевать, что ты думаешь. — Реми вырвал защиту из рук Волка. — Черт с тобой! Ты все равно ни черта не смыслишь в этих креплениях, и пользы от тебя здесь, как от козла молока или и того меньше. Иди, пришли кого-нибудь из людей Наварры, чтобы помог мне, затем проверь, чтоб конь был оседлан. Глубокая обида отразилась на худощавом лице Волка. Он с достоинством выпрямился и отрывисто поклонился Реми.

— Как вам будет угодно, господин.

Высоко держа голову, он направился к выходу из палатки, но горестно ссутулился, как только скрылся из виду. Габриэль обошла кругом Реми.

— Ах, как здорово! Мальчишка разве только не молится на вас, словно вы какой-то Геркулес, сошедший с Олимпа. Он сгорает от гордости, когда служит вам, однако считает себя вашим братом по оружию, но никак не лакеем.

— Я извинюсь потом.

— Для вас может и не случиться этого «потом».

Поскольку Реми не обращал на нее внимания, Габриэль встала прямо перед ним.

— Разве вы не слышали, о чем я говорила вам? Вы настолько упрямы или настолько ослеплены, что не можете разглядеть правду? Столкновение между вами и Дантоном подстроено Екатериной. Она задумала этот план, дабы избавиться от вас.

— Мне наплевать. Это не имеет никакого значения.

— Не имеет значения?!

Реми зашнуровывал поддевку.

— Как явствует из вашего поведения, вы слишком мало верите в мои способности защитить вашу честь.

— Какую честь?! У меня же нет чести. Я куртизанка.

Реми поморщился от ее слов, но продолжал упор но возиться со шнурками. Габриэль схватила его за руки, пытаясь остановить эту размеренную подготовку к поединку.

— Разве вы не понимаете? Вам не выиграть в этой схватке. Дуэли и смертные бои запрещены во Франции. Но, если Дантон убьет вас, они, скорее всего, притворятся, что произошел несчастный случай. Если же вы убьете его, они получат повод арестовать и казнить вас. Никто, даже Наварра, не сумеет доказать не справедливость их обвинений. Вы откажетесь от своей жизни из-за какой-то двусмысленной реплики этого Дантона?

— Нет, меня мало волнует, что он сказал сегодня. Но ему нет прощения за то, что он сотворил с вами много лет назад.

— Я… я не понимаю. О чем это вы?

— Не отрицайте, ведь этот Дантон изнасиловал вас, — не выдержал Реми.

Габриэль вздрогнула и от его прямолинейности, и от его стального испытующего взгляда. Она отпустила его руки, не в силах долго выносить этот взгляд. Реми знал! Он знал ее позорную душераздирающую тайну. Он знал то, что она так долго отрицала, отрицала даже самой себе.