– Моя сестра – чай? – хмыкнула Марья Андреевна. – Моя сестра чудесно заваривает только железные ворота! Ну давайте, где у вас тут чай?

Марии Андреевне было теперь жутко неловко. Она все, конечно, поняла – не маленькая ведь. Федор просто хотел познакомить Дашу со своим отчимом. Хотел Дашу, а тут… Марья нарисовалась! Да еще и Ольгу притащила. Ой, ну как же неудобно. И уйти сразу некрасиво. Ну, ничего… полчаса они с Ольгой продержатся, а там и откланяться можно… А дочь она не зря сюда притащила – вон как Елисеев украдкой на нее поглядывает. И мордаха у самого такая… как у Машиных учеников в весеннюю пору… Да что ж эта школа опять вспомнилась-то?..

За столом Марья Андреевна сразу же повернула беседу в высокодуховное русло.

– Вам нравится Пушкин? – спрашивала она, потягивая чай из кружки с отломанной ручкой.

– Да! – с жаром ответил Иван Данилович. – Мне очень нравятся Лермонтов, Пушкин, Гоголь, очень!

– Правда? – сверкнула глазами Марья Андреевна. – А какие произведения вам наиболее близки?

– Сейчас… э-э-э… – обернулся к красивой книжной полке хозяин квартиры. – Сейчас, пожалуй, Мандельштам.

– Что вы говорите, – удивилась женщина. – Поразительно! Просто поразительно… а скажите – вы не прочитаете нам что-нибудь?

Ольга нечаянно икнула – маменьку понесло. Елисеев уткнулся носом в кружку и хитро стрелял глазами, а Иван Данилович спокойно поддерживал светскую беседу:

– Да нет, что вы… как я вам читать буду? Наизусть, что ли? Да я даже книг не открывал! Я ж не по стихам книжки-то выбираю! Пушкина да Лермонтова издают очень много, любые корешки к моей мебели можно подобрать. Вот за то и люблю.

– Вы… вы подбираете книги под цвет мебели? – ужаснулась Марья Андреевна.

– А что такого? Я сам эту мебель делаю, не могу же я поставить туда журналы какие-нибудь! Они ж не стоят, журналы-то, да и… под цвет лака не подходят.

– Классиков? – захлебнулась от ужаса Марья Андреевна. – Под цвет лака?

– Да что такого-то? – таращился на нее мужчина. – Ну классиков, и чего? Да я, между прочим, тоже так же писать могу! И ничего сложного! Вот недавно я так лежу, ко сну собираюсь, и вдруг – тресь! В голову стих ворвался! «Во всем мне хочется дойти до самой сути. В работе, в поисках пути…»

– В сердечной смуте… – подсказала Марья Андреевна.

– Вот правильно… точно. А я все думал, как бы про любовь строчку втиснуть, а ничего не подходило… А сейчас хорошо… Или вот еще… Мне Федор говорит, что пора жениться, а я ему раз – и отвечаю: «Я скажу тебе с последней прямотой: Все лишь бредни, шерри-бренди, Ангел мой!»

– Ага… – поджала губы старшая гостья. – Вот такие мысли вам в голову «тресь», да?

– Да сам мучаюсь!

Ольга вдруг откашлялась, хотела было подсказать имя известного автора этих строк, однако Елисеев под столом тихо ухватил ее за руку и сжал, приказывая молчать. Ольга замолчала. А между тем Иван Данилович продолжал:

– А вчера вот меня Федор спрашивает – о чем, мол, я задумался? Так я ему так и пошел чесать: «Это было у моря, где ажурная пена, Где встречается редко городской экипаж…» Красиво как я сказал, правда? Только дальше вот никак строчки не залетают, хоть тресни! Так никто и не узнает, что там дальше-то сотворилось…

– Ну почему же, – спокойно отхлебывала чай Марья Андреевна. – Там все известно. Королева влюбилась в пажа, что непонятного…

– А вы откуда знаете? – недоверчиво посмотрел на нее Иван Данилович.

– А мне Игорь Северянин рассказал. В своем стихотворении, ага, – кивнула Марья Андреевна. – Эти стихи… они, видать, в вашу-то голову прилетают, когда уже все остальные головы облетели.

– Да что вы говорите?! – охнул мужчина и хитро сверкнул глазом. – Ай-ай-ай-ай… Так меня обделить…

– Ну вот, а ты под цвет мебели, – поддел его Елисеев.

– Федор! Ну эту ж мебель я сам! Вот этими вот руками! – в свою очередь оскорбился отчим.

– Сами? – не поверила Марья Андреевна, и глаза ее загорелись. – Это ж как здорово! Вы знаете, а мне как раз в класс нужно установить такой стеллаж, чтобы… – И тут она вспомнила. – Хотя… Ничего уже мне не нужно, никакого стеллажа.

– Нет, ну отчего же? – рвался помочь мужчина. – Мне совершенно не трудно. Это ж… это хобби! От души! Руки уже все дома переделали, а теперь по работе скучают! Говорите, когда вам сделать.

– Да не надо мне ничего! – уже с надрывом ответила женщина.

– Маму на работе сократили, – постаралась объяснить Ольга. – У них там школа рухнула, ну и… Мама работает учителем литературы… работала.

– И что – у нас уже никому не нужны учителя? – не поверил Иван Данилович.

– В нашей школе – нет, – горько вздохнула Марья Андреевна. – Да у нас и… и школы-то теперь нет.

Елисеев воздел кверху палец:

– А вот в деревнях учителей всю жизнь не хватает! Дети мучаются от недостатка литературы! Но… разве учителя туда поедут? Нет, все собрались в городе и… и переполняют школы.

Неожиданно Иван Данилович подскочил и погрозил пальцем Елисееву:

– Я тебе тыщщу раз говорил – я в деревню не поеду!

– А вы тоже учитель? – повернулась к нему Марья Андреевна.

– Нет, но…

– Так к чему эти дамские истерики, сударь? Мальчик говорит мне… а я… я еще подумаю… Федор, расскажите мне, а какие условия там предлагают?

Елисеев сел на любимого конька. Ему так хотелось, чтобы отчим перебрался в деревню, он уже и домик ему приглядел. Тамошний врач – его близкий друг. Уже все было продумано, а вот упирался отчим, и хоть ты что! И друзья у него появились странные какие-то, того и гляди в пивнушку утянут. А для отчима спиртное – это верная смерть. А потому Федор и пел сейчас соловьем. Расписывал, как прекрасно можно жить вдали от выхлопов, от грязи, от пивных ларьков. И, кажется, уже прониклась не только Марья Андреевна, но даже и Ольга, а вот отчим…

– Да зачем мне это надо – носиться к какому-то колодцу, рубить дрова… еще скажи корову завести! – кипятился мужчина. – Я вот тут сплю, сколько хочу, кран открыл – вода потекла, батареи потрогал – греют, газ открыл – сварил, что нужно, а…

– Ты уже даже на улицу перестал ходить! – перебил его Елисеев. – Сидишь целыми днями дома!

– Я болею! – выдвинул весомый аргумент отчим. – И зачем это я буду по улицам шарахаться? У меня…

– Пойдемте! – неожиданно заявила вдруг Марья Андреевна.

– Куда это? – захлопал ресницами мужчина. – Вы меня приглашаете? Так я же… вроде как…

– Вам нужно двигаться! – заявила дама. – И мы с вами сейчас пойдем на прогулку… Вы что – не хотите, чтобы я вам почитала стихи?

Иван Данилович беззащитно посмотрел на Елисеева, а тот только развел руками – ничего не попишешь, женщина просит.

– Идемте же, – настаивала Марья Андреевна. – Давайте же оставим молодежь одних!

– Ну если только молодежь… А шарф надевать?

– Наденьте, – уверенно кивнула головой гостья. Но, увидев, чем мужчина пытается укутать шею, тут же протянула ему свой тонкий пуховый шарфик. – Это шелковое украшение, которое вы так оптимистично называете шарфом, не для вашего больного горла! Наденьте это.

Мужчина послушно надел на шею пушистый шарфик, пахнущий нежными духами, и потерся о него носом.

– А у вас… свитерка лишнего не найдется? Такие ароматы…

– Сейчас зайдем к нам, я сниму с вас мерки и свяжу… к Новому году свяжу вам пуловер! Да и носочки вам не помешали бы, я уже заметила.

Мужчина быстро поджал пальцы ног, которые выглядывали из дырявого носка.

– Спасибо, – покраснел он и взглянул на женщину благодарно и преданно. Чего там, уже давненько никто не замечал, что у Ивана Даниловича носки порваны, и что шарф у него времен первой молодости, и что свитера подходящего нет… Нет, он следил за собой сам! Он был достаточно бодр, еще полон сил, энергии и уж себя-то обслуживал еще о-го-го! Но как же приятно, когда о тебе забоится кто-то другой… и желательно, чтобы не сын, который уматывается на работе, и не старушка соседка, которой все равно нужно сходить в магазин, а… обыкновенная женщина. Вот такая, как эта Маша.

Мария же Андреевна будто бы снова ожила. Она столько лет, будто квочка, нянчилась со своими учениками: ругала, утешала, подтягивала, беседовала, собирала на какие-то вечера, звонила родителям… в общем, заботилась, как могла. Да и дома все время проводила в хлопотах – за Ольгой ходила, как за маленькой девочкой. И вдруг в один миг оказалось, что в школе она не нужна, а дочь… она давно выросла, и ей уже эти мамины хлопоты в тягость. Да и, честно сказать, девочке уже пора готовиться к своей семейной жизни, а что же она умеет? Она ж даже не умеет картошку чистить… нет, с опекой над Ольгой надо прекращать. Пусть уже дочурка печется о маме, тренируется… А Маша… она вдруг увидела, что нужна – например, вот этому мужчине! Да! Ведь интеллигентный товарищ, стихов столько знает – она ж не дурочка, чтобы поверить в его эту сказку, будто бы он сам придумал стихи Пастернака! И этот образованный человек живет в таком запустении? Еще говорят, что хорошие мужики на дороге не валяются! Да еще дня два, и будут валяться! Надо, надо его брать под опеку. Тяжело? Конечно! Но зато она вернет обществу полноценного гражданина… Эх, еще бы, как там Федор сказал, еще бы им махнуть в деревню. Вот где началась бы совсем новая жизнь…

– Вы оделись? – строго оглядела она кавалера. – Ну так пойдемте же! Нам еще надо успеть зайти к нам. Да, а в магазине вы сегодня были? Что у вас на ужин? Не забудьте мне напомнить – надо зайти в магазин.

Ольга наконец осталась с Елисеевым наедине. Она и хотела этого и… и боялась. Вот сейчас остались, и что теперь говорить? Даже в глаза ему смотреть неудобно как-то… А Елисеев по всем правилам больничного режима лежал на диванных подушках и, по всему было видно, температурил. Ольга присела рядом, сунула ему под мышку градусник, да так и осталась сидеть – надо же было узнать температуру!

– Почему вы к нам перестали приходить? – деревянным языком проговорила она, глядя куда-то в угол его дивана.