Все с напряжением стали глядеть на слегка качающиеся ветки растущих на опушке старых деревьев.

Через час в глубине Дальней Гари на свист Генриха Ивановича откликнулись незнакомцы, и, пересвистываясь, вышли друг на друга.

Отчим, не веря своим глазам, разглядывал двух здоровенных мужиков, на руках одного из которых уютно дремала их потеря. Он облегченно вздохнул и пронзительно свистнул в противоположную сторону. Девочка немного поежилась, но не проснулась.

– Ну, спасибо! И где вы её отыскали?

Двухметровый парень махнул рукой в сторону реки.

– Там, за вырубками! Почти на берегу какой-то речушки!

Генрих Иванович даже растерялся.

– Почти на Гати! Ну и ну! Куда умчала! Да, там бы и искать побоялись, тем более, что вечер скоро. Там же сплошная болотина. Засосет, и не заметишь. И как она там оказалась? На крыльях летела, что ли?

Мужчина, державший девочку на руках, мягко убрал с её лица мешающий ей локон пепельных волос и негромко сказал:

– Она спала, когда мы её увидели.

Отчим заинтриговано спросил:

– А как вы её нашли? Случайно наткнулись, что ли?

– Да нет, нас вызвала Вера, а нашел Машу наш пес Гарольд. Он сейчас за белками носится. Не устал еще.

Генрих Иванович обеспокоено посмотрел вокруг.

– Мой пес тоже где-то бегает, не подрались бы! А вы кто будете?

Мужчины представились, пожали друг другу руки, и пошли обратно напрямик, уже не петляя по косогорам. Юрий нес девочку на одной руке, другой осторожно придерживал встречные ветки.

– А где Даша?

Генрих Иванович степенно успокоил обеспокоенного спутника:

– Да впереди где-нибудь. Я, когда вас увидел, сразу свистнул, что девчонку нашли и чтобы они домой шли. Мы давно условными сигналами обмениваемся. Их еще мой дед выдумал. Удобная штука. В лесу лучше нет. Андрюшка, тот, наверно, уже домой шпарит с радостной вестью, а Дарья, думаю, к нам спешит. Так что скоро встретимся.

Через пару километров из чащи действительно выскочила уставшая Даша. Во взлохмаченных волосах у неё было полно сосновых хвоинок, подол ситцевого платья порвался, в глазах застыло безумное выражение.

Она опрометью кинулась к дочери. Юрий осторожно придержал её.

– Тише! Маша спит! Не буди! Она и так испугалась и наплакалась! Отдохнет немного и все будет нормально!

Даша уставилась на него так, как будто он был последним, кого она ожидала здесь увидеть.

– Это ты! – сказала, не веря своим глазам. – Ты её нашел?

Но расспросы строго прервал отчим.

– Дома поговорим! Скоро солнце сядет, мошка совсем заест! Пошли быстрей!

Они спорым шагом дошли до опушки. Тут Яков свистнул Гарольда, и Маша проснулась от громкого звука.

Увидела мать и с плачем потянулась к ней. Та схватила её и прижала к груди.

– Мамочка, прости меня! Я шла-шла за белочкой, у неё такой хвостик пушистенький, а она убежала, и я не знала, куда идти.

Даша прерывистым шепотом объяснила:

– Все хорошо, моя маленькая, только больше никогда-никогда не ходи за ограду! Ты поняла?

Девочка быстро покивала головой, все также судорожно прижимаясь к матери. Юрий, заметив, что Даше тяжело идти, подошёл и позвал девочку к себе.

– Маша, мама сильно устала, пока тебя искала. Пойдешь ко мне?

Девочка безропотно перешла на руки к нему. Отчим, знавший, что малышка не доверяет незнакомым людям, намотал себе на ус, что он друг, к тому же весьма близкий.

Компания дошла до изгороди, где их ждали мать, мальчишки и Вера. Она тут же громогласно заявила:

– Ура! Вы не обманули моих ожиданий! Вы – наши герои! – и многозначительно посмотрела на Якова. Тот сразу подобрался, как в минуты серьезной опасности.

Пока они дошли через весь немаленький огород до дома, солнце закатилось, и землю накрыли густые летние сумерки. Вера первая заметила, что с Дашей творится что-то не то. Она побледнела, села на скамеечку и схватилась за сердце.

Юрий передал Машу бабушке, та унесла её в дом, а он выхватил из машины аптечку и заставил Дашу положить под язык таблетку валидола.

Вера пощупала пульс и уверенно сказала:

– Что ж, это истерика. Пусть проплачется, а то она уже два года как каменная.

Юрий обнял Дашу, крепко прижав к груди, и почувствовал, как у неё по телу проходят судорожные волны и начинает бить крупная дрожь.

Вера сбегала в дом, принесла одеяло, завернула в него подругу, как ребенка, и скомандовала Юрию, избегая вопросительного взгляда Якова:

– Иди с ней в беседку – вон она! Там она сможет спокойно поплакать, в доме ничего не будет слышно. Вода там есть. Можно и попить, и умыться!

Юрий подхватил Дашу на руки и унес в беседку.

Остальные вошли в дом. Отчим заинтересованно спросил:

– Что за мужик такой?

Вера рассеянно покрутила руками. Её мысли были заняты совсем другим.

– А, это Дашин жених. Нормальный парень.

Генрих Иванович никак сенсационное заявление не прокомментировал, пригласил гостей отужинать, чем Бог послал, и, только усевшись во главе стола, строго попенял:

– У тебя все парни нормальные, особливо ежели холостые!

Вера засмеялась, кокетливо взглядывая сквозь пушистые ресницы на сидевшего напротив Якова:

– Ну, уж не все, не говорите! Есть нормальные, есть б/у, а есть и вовсе утильсырье.

Яков, разглядывая обильно накрытый стол, попросил разъяснить.

– Это же так просто! Б/у – бывшие в употреблении, то есть разведенные, утильсырье – это ни к чему ни годные, даже на органы. Пьянь там всякая, наркота, из которой никакой труд человека не сделает, ну и прочее такое.

Они еще долго болтали, причем Вера все больше и больше изумляла гостя своими сверхоткровенными взглядами на жизнь и на сильную половину человечества, пока не уставший от её болтовни хозяин дома не велел всем ложиться спать.

Якова положили в маленькой комнате на диване, и он сразу заснул, но просыпался несколько раз за ночь, поскольку ему снилась показывающая розовый язык насмешничающая Вера.

Накормленные собаки лежали по разные стороны от будки, молчаливо соблюдая нейтралитет. Гость был в несколько раз больше хозяина двора, но благонравно признавал право Трезора на первенство.

Мать несколько раз выходила из дома и прислушивалась к звукам ночи. В беседке все было тихо. Она порывалась подойти и проверить, что там происходит, но только тихо вздыхала и возвращалась обратно.

Юрий держал на коленях спеленатую по рукам и ногам Дашу, жалея её всем сердцем. Её била отчаянная дрожь, с которой она совладать была не в состоянии. Он видел, как она до крови кусает губы, стараясь удержать подступившие слезы. Он сердито сказал, желая помочь:

– Хватит! Плачь немедленно! Плачь, ругай меня, бей, но выплесни наконец из себя эту боль!

Она вдруг тонко болезненно застонала, не в силах больше сдерживаться, из глаз одна за другой покатились крупные слезы, тело выгнулось дугой, и она наконец зарыдала, изливая застарелое страдание.

Даша плакала долго и отчаянно, некрасиво всхлипывая и хлюпая носом. Иногда среди нечленораздельных звуков он слышал прорывающиеся «за что?» и тогда крепче прижимал её к себе, гладил по спутанным волосам, но не утешал, давая ей выплакаться вволю.

Он был рад, что беседка находится далеко от дома, что разделяющий их малинник и ряд густых старых яблонь с сомкнувшимися кронами надежно заглушал звуки её горьких рыданий и несвязных упреков.

Яркая луна светила так, что он видел даже нежные веснушки на её точеном носике, когда она снова и снова дергала им в очередном приступе неистового плача.

Наконец рыдания стали ослабевать, она зашмыгала носом и затихла, изредка вздрагивая всем телом.

Юрий осторожно встал, развернул одеяло, подвел её к умывальнику и старательно умыл, заставив хорошенько высморкаться. Потом дал воды из стоявшего на столе кувшина. Она выпила, громко клацая зубами о керамическую стенку и икая.

Когда она поставила кувшин обратно на стол, он снова завернул её в одеяло, усадил на колени и стал покачивать из стороны в сторону.

Она сказала, заикаясь:

– Ннадо идти вв ддом…

Он озабочено спросил:

– Тебе холодно?

– Ннет…

– Тогда давай посидим здесь. Ты спи, я тебя покачаю.

– Но ты устал!

– Да мне лучше здесь, с тобой.

Даша закрыла глаза, не пытаясь больше возражать, и тут же задремала, обессиленная треволнениями тяжелого дня.

Он тоже устал, но не хотел лишиться своей драгоценной ноши.

Смотрел на её склоненную ему на грудь голову, видел тени у неё под глазами, слышал её судорожные всхлипы во сне и думал, что же будет с ними дальше? Смогли ли эти отчаянные слезы вымыть из сердца осколок зеркала Снежной королевы или все останется по-прежнему? И сможет ли он перенести резкий переход от безнадежности к надежде и обратно?

Дашу разбудило теплое солнце. Оно не слепило глаза, поскольку плотная крыша беседки не пропускала солнечных лучей. Просто спать при таком радостном восходе было невозможно. Оглушительно, на все лады, пели птицы, радуясь новому хорошему деньку. Она неохотно открыла глаза, еще не понимая, где она и почему так затекло тело, и наткнулась на внимательный взгляд глубоких серых глаз. Они ласково смотрели на неё с затаенной улыбкой.

Её обдало сначала холодом, потом жаром. Она вспомнила не только то, что случилось вчера, но и то, что произошло далекой ночью. Вспомнила все, до последней мелочи. И его ласки, и свой бесстыдный на них отклик. Краска стремительно залила лицо, отозвавшись в груди странным, сладковато-горьким чувством.

Увидев в её глазах смятение вместо привычного уже холода, Юрий глубоко вздохнул, благословляя судьбу. Потом прошептал ей прямо в ушко:

– Милая моя, наконец-то это ты! Как же тяжело было до тебя достучаться! Надеюсь, наконец-то ты меня услышишь. Я виноват перед тобой, прости. Но прошлое изменить нельзя. Но помни – я всегда тебя любил. Даже когда еще не понял этого сам.