Кевин Сэмпсон - Курорт

– Как скажешь. Ты уверена, что все в порядке?

– Да. И… – Она потянулась и клюнула его в щеку. – Спасибо. Было чудесно. А теперь я немного прогуляюсь в одиночестве.

Он слегка отпрянул, встревоженный.

– Конечно.

Она ласково взяла его руку.

– Ты был ужасно мил. Извини, компания из меня никудышная. Просто мне немножко надо побыть одной.

– Ладно.

– Хорошо. – Она отпустила его руку. – Увидимся у бассейна, или еще как-нибудь.

– Ага.

Она прошла несколько шагов, зная, что он смотрит ей вслед, потом обернулась и, помахав ему, смешалась с толпой.

Чем больше они пили, тем больше он расслаблялся. Все шло нормально. Она нравилась ему, он нравился ей. Это могло быть самое оно. Пастернак наклонился через столик и взял ее руку.

– Итак, Милли.

– Что, дорогой мой Пасти?

– Ты у нас свинка, да?

Она разбудила его своим приходом и мешала уснуть, вздыхая и ворочаясь в масляной жаре ночи. Но он притворился спящим. Он уже решил, что уйдет отсюда пораньше, с первым светом, даже раньше, чем Хилари проснется. Он собирался опередить солнце, пройдя полпути к вершине горы, прежде чем жара достанет его. Сверху все будет выглядеть по-другому.

Он хорошо начал, поднявшись за римский виадук у Маро и пройдя целую милю по реке без остановок. День был свежим, по небу низко плыли тысячи пухлых облаков в ожидании солнца, которое сожжет их без следа. Ландшафт становился все сложнее с каждым изгибом выжженной rio,[10] проложившей свой путь сквозь скалы. Речное русло становилось все круче и через полмили нырнуло в глубокое ущелье. Он свернул вправо от ущелья и начал медленный подъем на гору Навахика по козьим тропам. Солнце уже давало о себе знать; через час начнет жарить на полную катушку. Он глотнул воды и двинулся дальше.

Она чувствовала странный подъем. Ощущение, что как-нибудь все уладится, было для нее внове. Слишком долго Хилари жила с тяжестью в душе. Она не понимала, что с ней происходит, но интуитивно чувствовала, что надо просто позволить вещам случаться, чтобы посмотреть, чем это все закончится. Эта неопределенность странным образом освобождала ее.

Она сожалела, что так жестоко расправилась вчера с Шоном и что его нет сейчас рядом, но она радовалась и возможности побыть одной. Она была уверена только в том, что пойдет на пляж поплавать и поваляться, глядя на мир вокруг.

– Ну и как просрался? Если тебя, конечно, не коробит мой вопрос.

Мэтт заметил, что их затяжное сосуществование с Пастернаком дало сбой. Тот не хотел идти купаться. Не хотел играть в волейбол или бадминтон, кататься на катамаранах. Мэтт даже предложил взять напрокат машину и поехать куда-нибудь, но тот не захотел и этого. Приколист начинал превращаться в зануду.

– Как по маслу. Наверняка солнце растопило все дерьмо в твоих кишках. Выстрелит, как из пушки.

– Знаешь что? Ты самый настоящий мудак, это точно.

– Не выражайся!

Они одолели последние несколько ступеней на пути к давно знакомому мини-маркету. Они ходили сюда каждый день – разглядывали подарки, сувениры, футболки, безобразные оранжевые эспадрильи, – после чего Пастернак покупал «Дейли миррор», кучу пакетов с чипсами и колу, а потом они шли посидеть на пляж. Мэтт искренне радовался, что Тому и Майку улыбнулась удача, но сам он не находил себе места. Непонятно почему, он ждал от отпуска большего. Пастернак расхохотался.

– Черт! Только посмотри на это!

Он перебирал открытки и нашел одну, на которой хипповым шрифтом в духе «детей цветов» было написано «Другая Испания!».

На ней была изображена миловидная блондинка с тремя грудями. Пастернак помахал ею у лица Мэтта.

– Качество! Настоящее качество!

Там была целая серия таких открыток: сотворенное с помощью компьютера фрик-шоу карликов с громадными сосками, официанток с членами и радостных негритянок, кормящих грудью. Пастернак не мог оторвать взгляд. Он купил набор из шести открыток.

– Кому собрался их послать?

– Себе.

Они перешли дорогу к пляжу.

– Наверное, бессмысленно спрашивать тебя, хочешь ли ты окунуться?

– Абсолютно.

Они посидели молча. Мэтт ковырял песок старой палочкой от мороженого.

– Ну и?

– Что?

– Ты не хочешь рассказать мне, что случилось вчерашней ночью?

– Нормально было.

– И все?

– Все. А у тебя?

– Мы не обо мне говорим.

– Теперь о тебе.

Мэтт провел извилистую черту на песке.

– Не знаю.

– Ну, если ты не знаешь, то тогда кто знает, а?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Это было странно. Она мне нравится, но… Черт! Звучит нелепо, да?

Пастернак кивнул, как бы приглашая его продолжать.

– В ней что-то есть. Мне кажется, с ней можно разговаривать.

Пастернак снова кивнул.

– Так что произошло?

– Хер его знает. Она вдруг расчувствовалась. По-моему, она рассталась с мужиком или что-то вроде этого. Она практически меня послала. Вряд ли я теперь ее увижу.

Пастернак рассмеялся.

– Что смешного?

– Ты! Жеребчик поймал птичку, но она, рыдая, сбежала от него!

– И это смешно, да?

Глаза у Пастернака блестели.

– Ага, достал, достал! Слабое место!

Мэтт махнул рукой.

– Оставь ты это, жирдяй. Ты не понимаешь, о чем говоришь.

Но внимание Пастернака переключилось на что-то еще.

– О-ох!

– Что?

С дальнего конца пляжа к ним направлялись Том и Майки с тремя девчонками. Мэтт обрадовался.

– Отлично! Моя волейбольная команда!

Пастернак скис.

– Слушай, я сегодня не в настроении выслушивать подначки этих двух персонажей. Я, пожалуй, пойду.

– Ты о чем?

– О них. Об этих самодовольных мудаках. Если они не тискают своих подружек, то… они начинают напрягать меня.

Мэтт засмеялся.

– Ненормальный!

Пастернак решительно рубанул ладонью воздух.

– Нет! Я в отпуске! Не надо мне напрягов.

Он встал. Мэтт прикрыл от солнца глаза ладонью, глядя снизу на своего друга.

– Оставайся, Пасти! Ребята тебя почти не видят.

– Это их проблемы.

Он поднял свой прозрачный пластиковый пакет из мини-маркета и пошел прочь, всем видом демонстрируя свой гнев. Через минуту подтянулись остальные.

– Это Пасти покатился за горизонт?

– Он самый.

– Он выглядел как большое клубничное желе. И точно так же трясся.

Тут вмешалась Милли:

– А куда он пошел?

Мэтт пожал плечами.

– Он сегодня весь день какой-то странный. Просто встал и ушел.

Она печально кивнула.

– Кажется, я понимаю, в чем дело.

Она вздохнула.

– Он такой смешной. Я не знаю.

Она повернулась к Мэтту.

– Не хотелось бы быть занозой в заднице, но… может, позже, когда будет настроение, скажи, пожалуйста, Пасти, чтобы он не смущался. Я нормально все воспринимаю. Он поймет, что я имею в виду.

Мэтт кивнул и встал. Милли удержала его за запястье.

– Не сейчас! Я же не к тому, чтобы ты тут же вскакивал и бежал ему докладывать.

– Не проблема.

К ней присоединились остальные.

– Оставь это на потом, Мэтт.

– Да ладно! Я туда и обратно смотаюсь за десять минут, а то бедняга так и просидит, надувшись, весь день в номере. Я мог бы и догадаться, что с ним что-то не то.

Он помахал рукой и побежал к ступеням.

Он решил остаться на плато. Для подъема выше ему понадобится куда более серьезная экипировка. Для начала нужны хотя бы хорошие ботинки. Снизу невозможно было оценить находившиеся выше крутые откосы. Козья тропа вывела на эту спокойную площадку, но для подъема потребовалось приложить немало сил. Последний час был труден. Ему пришлось буквально карабкаться сюда, на этот выступ, где он сейчас находился. Двигаться дальше было бы безрассудством, особенно ради вида сверху – вряд ли он был бы лучше, чем тот, который расстилался перед ним сейчас. В любом случае, облака, которые все еще плыли по небу, закрыли бы весь обзор. Он сел, болтая ногами над тысячефутовым обрывом, вновь ощутив свою незначительность. И на него снизошло смирение. Он был ничем, его чувства ничего не значили. Сейчас он знал, что если он отдастся на волю природы, если он доверится ветру, тот в целости и сохранности мягко донесет его до земли.

Подтянув колени к подбородку, Шон пошарил в своем мешке в поисках простого ланча, который он себе приготовил. Два вареных яйца, пакетики с солью и перцем, маленький кусочек пармезана и кусок хлеба с капелькой лимонного сока. Он энергично зажевал, запивая еду тепловатой водой, одновременно стараясь впитать как можно больше лежавшей перед ним красоты.

На самой дальней точке его поля зрения завис какой-то темный силуэт. Через секунду он понял, что это. Плавая в восходящих потоках, падая с высоты и скользя с гордой и грозной грацией, летела птица настолько сказочной красоты и благородства, что от одного ее вида у него на глаза навернулись слезы. Орел поднимался ввысь, на секунду закрыв солнце. Шон встал, прикрывая глаза козырьком ладони, любуясь прекрасной хищной птицей и ее фламенко из подъемов и скольжений. В какой-то момент ветер отнес орла так близко к Шону, что тот практически мог заглянуть ему в глаза, которые были не жадно-желтыми, как принято считать, но мудрыми и черными. Он задержал дыхание, пока не почувствовал, что его сердце сейчас разорвется, и когда снова вздохнул, то понял, что смеется в полный голос от радости, стоя на скале высоко в небесах.

Мэтт думал, Пастернак валяется на диване или на веранде, но его ждал сюрприз. Его друг стоял спиной к нему со спущенными шортами. Мэтт уставился на целлюлитные ягодицы, по инерции трясущиеся вместе с Пастернаком, который одной рукой терзал свой пенис, а в другой держал открытку с трехгрудой девицей. Мэтт попятился из комнаты, пока не увидал еще чего похлеще. Напряг, однозначно!