Купленное счастье требует строгой бухгалтерской отчетности…


– Просю, апартаменты класса люкс!

Сопровождающий осклабился. Золотая коронка, театральным блеском затмевавшая остальные зубы, обозначенные чернотой, весело сверкнула в тусклом свете коридорной лампы. Сопровождающий явно гордился золотой фиксой, которая, по его мнению, придавала его облику изрядную долю солидности.

Сергей вошел в камеру. Длинное серое помещение, похожее на пенал неряшливого школьника, выглядело удручающе. Слой грязи, казалось, намертво въелся в грубо сработанный металлический стол. На полу опилки, по цвету и запаху скорее напоминающие навоз. Сырые стенки сплошь испещрены скабрезными надписями.

Одно радовало Сергея: соседей в камере не было и не предвиделось. Братья на воле постарались, сделали ему такое облегчение. И на том спасибо.

– Эй! – через некоторое время после водворения в эти «апартаменты» Сергей забарабанил кулаками в толстую металлическую дверь с откидным окошком посредине, – лейтенант, поди сюда.

– Чего? – золотая коронка радостно сверкнула.

– Тряпка, порошок, щетка найдутся? Порядок в люксах наводить буду. И перчатки резиновые желательно, подхватишь еще дрянь какую в параше вашей.

– Ага, перчатки. Может, тебе еще и крем под глаза принести? Порядок он наведет… Ты баба, что ли? У нас тут чистеньких таких…

Сергей так посмотрел на лейтенанта, что тот заткнулся на полуслове.

– Перчатки, так перчатки, – ему было приказано идти на встречу содержащемуся под стражей гражданину Римаренко, в пределах разумного, конечно.

Через четыре часа камера приняла более-менее жилой, если можно так сказать о подобном заведении, вид. Развалившись на нарах, Сергей с удовольствием рассматривал дело рук своих.

В чем-то «фикса» был прав: Сергей чисто по-женски терпеть не мог грязи и был чистоплотен, как кот. Мать приучила. Она научила его также делать всю работу по дому. Сергей умел готовить, убирать, стирать, управляться с огородом и хозяйством.

– Чтоб когда помру, вы, оболтусы, с голоду не подохли, да не завшивели, – таким ласковым словом она понукала сыновей (а их было трое) к варению борщей, супов да выпеканию пирогов. Крестиком, правда, вышивать не заставляла, потому что сама не умела. Мать вообще была женщиной строгой, если не сказать суровой, и всякого баловства, типа кройки и шитья, не признавала. Она любила косить, копать, дрова рубить, мелкий ремонт по дому сообразить тоже могла. И пацанов, ясное дело, научила. Остальную науку жизни они постигали самостоятельно. Матери некогда было заниматься их душевными переживаниями. Да и не умела она этого.

Матери давно уже не было в живых. У нее была медленно разрастающаяся злокачественная опухоль гортани, находившаяся в таком месте, что оперировать было невозможно. Облучали, правда. Опухоль уменьшалась, но через некоторое время начинала расти вновь. Мать знала, что скоро умрет, и просила у Бога еще хоть пять, лучше десять лет жизни – чтоб поставить детей на ноги.

– А дальше как сами знаете, – она сурово зыркала глазами, – но чтоб мне…людьми оставались.

Мать никогда не скрывала от детей, что больна, постепенно приучая их к мысли, что наступит время, когда им придется жить без нее.

Особенно она волновалась за младшего, Сергея.

– Папаша выкапаный, прости, Господи. Красавчик синеглазый. Но родитель твой, сам знаешь, ходок еще тот был и любитель выпить. От водки и сгорел. Смотри у меня, – она подсовывала прямо под нос Сергею большой, как у мужика кулак: начнешь пить – либо сама удавлюсь, либо тебя удавлю. Еще одного алкоголика в доме не потерплю.

Сергей, конечно, пить научился, но меру свою четко знал, материн завет в этом смысле он исполнил.

Став взрослым и кое-что повидав в жизни, Сергей понял, что пить отец начал, скорее всего, из-за матери – выдержать ее крутой нрав было не каждому под силу. И женила она его на себе, наверняка не особо спрашивая на то его желания. Отец тихий был, кроткий, синеглазый и кудрявый.

– Телок, – не раз повторяла мать, – пропал бы без меня.

При всей своей любви к матери, а любил ее Сергей очень сильно и чуть не свихнулся от горя, когда она умерла, он бы не хотел иметь такую жену.

«Нет уж, – вспоминая маму думал он, – мне подавайте нежное, эфирное созданье, чтоб сидело дома и много не чирикало».

Сергей по части женского пола был слаб. Любил он женщин всех размеров и мастей, но не влюбился искренне еще ни разу ни в одну из прекрасных и не очень дам. С женщинами он вел себя как классический рыцарь без страха и упрека и типичный дамский угодник. С тем только отличием, что рыцари обладали горячим сердцем и холодной головой, у Сергея же все было с точностью до наоборот. Горячий и вспыльчивый нрав не раз доводил его, как говорил старший брат Илья, до «цугундера». С возрастом Сергей научился сдерживаться, но иногда он «взрывался» и давал волю своему крутому, как у матери, нраву. По закону подлости, выходил он из себя как раз в самые неподходящие моменты.

Собственно, поэтому и парился сейчас Сергей на СИЗОвских нарах. Дал в морду одному типу, чтоб не крутился под ногами, пока он будет кое-какие дела проворачивать. А тип возьми да окажись сынком какого-то там депутата, тоже имевшего интерес в данном деле. Лучше бы было договориться, но Сергей вышел из себя, когда этот мямля-сынок начал качать права. Все испортил: и делу капец, и сам в СИЗО.

– Ты, братец, временами и местами бываешь таким придурком, что аж по морде хочется заехать со всей родственной любовью.

Илья и Петр, братья, на свидании смотрели на него хмуро, и если б не охрана, Илюха точно бы накостылял на правах старшего. Братья давно уже жили отдельно со своими семьями, оставив Сергею родительский дом.

– Что тебе все неймется? Богатым хочешь стать? Так и мы с Петром, слава Богу, не бедствуем, хотя ни в какие аферы не ввязываемся.

– Угу, – Серей согласно кивнул.

Илья был высококлассным реставратором. Он с детства любил мастерить всякие штуки, а из старья – мебели, посуды, одежды, да чего угодно – делал такие «конфетки», что все просто ахали. Закончив художественное училище, Илья занялся реставрацией. Клиентов в городе, который находился всего в двадцати километрах от их поселка, у него со временем завелось – пруд пруди. И все люди с именами и деньгами. Опасаться бедной старости ему не приходилось. Петр недавно закончил юридический – Илюха настоял – и тоже подавал надежды на этом поприще. Именем и связями, правда, еще обзавестись не успел. В общем, завет матери они исполнили – людьми стали. Только у Сергея, как говорила одна из его многочисленных пассий, с человеческим обликом все никак не складывалось.

– Какой-то ты у нас Серега шебутной уродился, ни сна тебе, ни покоя. 25 лет парню – ни образования, ни профессии, ни семьи. Ты бы уже определился, что ли? Учиться пошел. Мы б с Петром оплатили.

– Талантов матушка-природа при рождении не выдала, – Сергей широко улыбнулся, – разве что бизнесменом стану.

– Ну да, в нашей державе что бизнесмен, что разбойник, разница не большая. Самое по тебе занятие.

– А то! – Сергей весело подмигнул братьям, – ладно братцы, не страдайте. Все будет ок. Только вытащите меня отсюда, обещаю больше не попадаться.

– Обещает он, – Петр вздохнул, – репутацию мне портишь. Еще раз что-нибудь подобное отчебучишь, пеняй на себя. Сам выкручиваться будешь.

– А семья на что? – Сергей притворно-сердито нахмурился, но тут же улыбнулся. Он прекрасно знал, что братья его не оставят в беде. Так же, как и он, случись что, за них будет стоять горой. Семейная спайка у них была крепкая.

Сергей уже неделю сидел в СИЗО. Илья с Петром не навещали его уже второй день, что было странным. Обычно кто-нибудь из них приходил ежедневно, не забывая принести с собой гору наготовленной женами еды – у Сергея был отличный аппетит. За один присест он мог умять и первое, и второе, и третье, запив поллитром компота. За пару часов вся снедь перегорала в нем, словно в печке, и есть хотелось снова. Сергей обладал отменным здоровьем, и молодой организм все время требовал заправки: калорийной, эмоциональной, сексуальной.

Когда и на третий день никто из братьев не пришел, Сергей начал волноваться. Жрать хотелось так, что аж в глазах темнело, скудный тюремный паек мог насытить разве что худосочного школьника, а не мужика 185 см роста и под центнер весом. Но с жратвой можно было потерпеть – не маленький. Только б у братьев неприятностей не было. Кто знает, может, папаша сынка этого связи какие-то задействовал, и теперь мстит. Не ему – братьям. У него-то и взять нечего, да и терять тоже. А вот Илюху с Петром зацепить легко, хотя у них тоже связи, как у той мачехи, что в сказке про Золушку. Если человек наверху или на пути к вершине, его всегда найдется за что зацепить, это только пролетариату нечего терять, кроме цепей. Так, кажется, говорил когда-то товарищ Ленин, а, может, кто другой.

Илья пришел только в субботу, когда Сергей уже вконец извелся от волнения.

– Случилось что? Почему не приходили? У меня же мобилу забрали, связи никакой. Я тут чуть не сдох от волнения, – накинулся он на брата.

– У нас, Серый, все нормально. Вот с тобой… Проблемы, короче.

– Что за проблемы? – удивился Сергей, – что-то я не помню, чтобы раньше у нас возникали проблемы с решением проблем. Пардон за каламбур.

– У нас? – Илья ухмыльнулся – Ты накаламбуришь, а нам с Петром потом голову ломай.

– Ладно, хватит жизни учить. Что за неразрешимый вопрос?

– Прокурор. Точнее прокурорша. У Петра на судью выхода не нашлось, только на эту обвинительницу, мать ее растуды. А она уперлась, зараза: его действия тянут на тяжкие телесные и все тут. Ты знаешь, сколько могут впаять за тяжкие телесные?

– Догадываюсь. Но я же ему только пару раз в дюньдель заехал. Ребра целы, руки, ноги тоже. Какие тяжкие?