— Я хочу тебя… — всхлипнула я, больше всего желая, чтобы он снова в меня вошел.

— Вот так?

Он погрузился в меня, не вынимая пальцев, и осторожно отступил. Поглаживая себя же через тонкую эластичную перегородку и задевая мои потаённые сладкие местечки, о существовании которых я и не знала до этих пор.

— Да! — крикнула я, выгибаясь, — Да! — кричала я на пути к финишу. — Да! — кричала я, кончая так мощно, как никогда в жизни. — Да! — рыдала я, потрясенная чудом освобождения. Пораженная силой его любви.


Да… это было чудом. Настоящим чудом, которое вдруг случилось… наградой за все страдания. За всю ту боль, что я пережила, и за ее отголоски, которые все еще отравляли мое настоящее.

— Что будет теперь? — спросила я, снимая пальцами слезы с ресниц, те слезы, которые он не успел слизать.

— Твои показания задокументируют. Ты подпишешься под ними. Их приобщат к материалам дела, которые сразу же передадут в суд. На днях этот суд выдаст санкцию на арест Пешина и Мартынова. Думаю, уже вечером мы сможем вернуться домой.

— Домой? Вдвоем? — мои глаза широко распахнулись, я даже привстала, опираясь на предплечье, чтобы убедиться, что Макс не шутит.

— Вдвоем. — Его пальцы прошлись по моему лицу, а губы коснулись макушки. — Мне здесь тоже больше нечего делать.

Все складывалось так хорошо, что даже не верилось. А может быть, не верилось именно потому, что сердце чувствовало подвох и тревожно сжималось все утро? От меня всего-то и требовалось, что подписаться под уже готовыми показаниями, но подъезжая к дому с колоннами на следующий день, я почему-то нервничала даже сильнее, чем накануне. Одновременно с нами на стоянку въехала еще одна машина. Дверь открылась, мелькнула темная макушка Макса. Я в облегчении выдохнула и даже выдавила кривую улыбку, адресованную все той же сопровождающей меня женщине. Утреннее солнце ослепляло. Стуча каблуками, я шла через стоянку, выискивая взглядом Максима. Мы не виделись чуть меньшим часа. Долго… невозможно долго! В мысли ворвался рев двигателя. Не машины, скорей — мотоцикла. Еще не понимая, что происходит, я остановилась. Из-за угла на стоянку вынырнул мотоциклист. Одной рукой он крепко удерживал руль, второй… Пистолет с длинным, сверкающим на солнце глушителем. Я резко повернула голову, волосы больно хлестнули по лицу… Мне нужно было попытаться спрятаться между машинами, но я словно онемела. Мой взгляд выхватил мчащегося мне навстречу Макса и не сумел его отпустить. Руки плетьми упали вдоль тела. Я не слышала звука выстрела. Я просто упала, придавленная чем-то тяжелым. А когда открыла глаза — увидела перед собой темные неспокойные глаза Ивана:

— Ты моя… Не позволю… Моя…

Эпилог

Было жарко. Так жарко, что пот, собираясь в крупные капли, стекал по моему лбу и с громким шипением падал на раскаленную заготовку. Приятная усталость сковывала мышцы, ставшие по-настоящему огромными за год тяжелого физического труда. Я все сильнее походил на отца, но теперь эта схожесть меня не пугала. Нынче все мои страхи простирались в совершенно иных плоскостях… Моя жена, наша дочка… их счастье и благополучие.

Я ни с кем этим не делился, но с того дня, как на Марту было совершено покушение, мне стали сниться кошмары, в которых я снова и снова ее терял. Ретроспективой в памяти — то солнечное утро. Она с развевающимися на ветру волосами, рев мотора, которого не должно было быть, кинувшиеся на перехват бойцы. Несущийся быстрее всех Вуич… Я понимал, что специалисту его уровня подготовки было довольно просто вычислить наш дальнейший план. Я осознавал, что он может объявиться в любую секунду. Чего я не мог предположить, так это того, что он без всяких раздумий отдаст свою жизнь за жизнь Марты. Каким бы мерзавцем не был Иван, он любил ее… Действительно любил. Странной… болезненной… патологической любовью, понятной лишь ему одному. Я никогда не забуду его широко распахнутых глаз, когда он, глядя в небо, прохрипел:

— Ну, вот и все… Даже след не оставил…

Не забуду залитое слезами лицо жены:

— Оставил… Оставил, Ваня, слышишь? Два месяца назад я родила дочь… Твою дочь. Ты слышишь? Ты оставил! Оставил след…

Мне кажется, что Вуич умер счастливым. А мы… мы еще долго приходили в себя. И я, не сумевший ее до конца защитить, и Марта, для которой все происходящее стало слишком большим испытанием. Нам нелегко далась новая жизнь. Завершение моей карьеры, долгожданный арест виновных, после которого я еще долгое время был настороже, опасаясь, что кроме отправленного за решетку киллера по душу Марты придет еще кто-то. Но мы, держась друг за друга, старались! Перемалывали собственные страхи и вину, учились жить заново и не оглядываться назад.

Чуткое ухо уловило звук подъезжающего автомобиля. Несмотря на то, что приговор Мартынову и Пешину огласили еще на прошлой неделе, пренебрегать безопасностью я не стал. Охранная система в наших владениях функционировала все так же исправно. Я вскинул взгляд на экран монитора, на который выводилось изображение с установленных по периметру камер, и удовлетворенно улыбнулся. Мне все еще не очень нравилось, когда Марта уезжала без моего сопровождения. Рядом с ней мне было спокойнее.

Я сунул заготовку в воду и, обтерев руки куском обтрепанной ветоши, уставился на витраж, который установил сразу по приезду на месте одного из окон. Языки пламени, будто живые, сверкнули в лучах полуденного солнца, и я в который раз замер в благоговении. Моя женщина была невозможно талантливой… но очень неуверенной в себе. Я еле уговорил ее хотя бы попробовать поступить на первый курс в местную художественную академию.

Дверь резко распахнулась и шмякнула о стену. Я медленно обернулся. Губы растянулись в улыбке. Я скорчил страшную рожу и кинулся дочери наперерез. Та с громким визгом развернулась на крепких ножках, бросившись наутек. Негодница знала, что ей категорически запрещалось соваться в кузницу, но все равно не оставляла попыток штурма.

— Это кто приехал? Что за красивая девочка?

— Лиса! — очаровательно улыбнувшись, сказала Алиса. На скамье, чуть в стороне, подставив лицо летнему солнцу и никак не реагируя на происходящее, сидела Марта.

— Лиса-Алиса, сладкий пирожок. Ну-ка, иди сюда, папа тебя поцелует!

Еще раз улыбнувшись, являя миру очаровательные ямочки на молочных щечках, малышка сделала ко мне неуверенный шажок.

— Не ходи к нему, Лиса… Папе нужно в душ. А уж после — пусть хоть зацелуется, — пробормотала Марта, скосив на меня теплый взгляд своих морозных глаз. Проигнорировав в общем-то дельный совет матери, Алиса все же побежала ко мне. Я подхватил ее на руки и подкинул к небу. Кайфуя от звонкого смеха дочки. Как наркоман, наслаждаясь им… В моем личном рейтинге этот звук был где-то посередине между хриплыми стонами страсти, которые издавала Марта в момент оргазма, и звоном ударяющей о металл кувалды. Прекрасные, волшебные звуки…

Наигравшись с малышкой, я осторожно прижал ее к груди и вместе с ней присел возле жены.

— Ну, что ты томишь? Говори!

— Что тебе сказать, мой славный?

— Поступила?

— Можно подумать, ты сомневался, — фыркнула моя женщина, как-то странно на меня поглядывая.

— Я-то нет! А вот ты, помнится, очень даже… Так, что?

— Поступила, — вздохнула Марта, пялясь на носки своих кедов. Слишком задумчиво пялясь…

— Эй! Что-то не так? — забеспокоился я, выпуская из рук утратившую всякое терпение дочку.

— Нет… Нет, все нормально! Вот… — Марта полезла в карман и достала оттуда что-то очень похожее… — я утром сделала тест. А врач только подтвердил, — прошептала она, взволнованно облизывая губы. Я же сидел, как дурак, и, кажется, даже не дышал. Только мой взгляд бегал по ничуть не изменившейся фигуре Марты и ее растерянному лицу…

— Мы беременны? То есть — это точно? Ты ждешь малыша?!

— Разве я не это прямо сейчас сказала?!

Онемевшими пальцами я погладил Марту по лицу, с силой сжал в руках и, ничего не говоря, заставил ее переместиться ко мне на колени. Внутри я звенел и вибрировал от эмоций, а вслух не мог сказать ни единого слова. Ну, точный придурок.

— Хорошо, — наконец просипел я.

— Хорошо? — Марта вскинула на меня потрясенный взгляд и, секунду поколебавшись, пробормотала. — Я не уверена. Мы только начали жить и…

— Еще один малыш нам точно не помешает.

— Я знаю… Но нам придется… придется…

— Чуть сбавить обороты?

— И это тоже, — прошептала Марта.

— Я не против…

Я гладил жену по волосам и пытался успокоить собственные эмоции. Вспыхнувшую внутри дикость от осознания того, что именно в ней я нашел свое продолжение. Меня распирало от чувств. Тр*хая ее, наполняя ее своей спермой, я не мог не понимать, что рано или поздно это случится, но я даже не представлял, что буду при этом чувствовать… Я не знал, что это будет так остро. На грани боли… И чертовых слез.

— Хорошо, — всхлипнула Марта, обхватывая меня руками.

— Я тоже хотел тебе кое-что показать, — откашлялся я.

— Неужели тест на беременность? — сквозь слезы прыснула Марта.

— Нет… Посмотри, что я обнаружил, раскрутив для реставрации туалетный столик.

Сразу после переезда мы затеяли в доме грандиозный ремонт. Самой большой переделке подверглась бывшая комната моих родителей. Зная о том, чем могут обернуться для неокрепших умов детей наши сексуальные игры, но и не собираясь от них отказываться, я со всей тщательностью подошел к вопросу звукоизоляции. Теперь, чем бы ни занимались, мы с Мартой могли быть уверены, что это останется лишь между нами и не коснется наших детей, не повлияет на становление их сексуальности.

Марта бросила на меня полный любопытства взгляд и осторожно развернула записку.

«Я знаю, что ты ужасно разозлишься, но поступить по-другому не могу. Я хочу получить эту работу и получу ее, несмотря на твое неодобрение. Алису беру с собой. Ей нужно купить туфли к школе. Мы поживем у тети Зои, пока твоя злость не утихнет. К понедельнику вернемся.