Юлия Резник - Кукушка

— Не увидел на камерах, — закончил тот за меня, проводя пятерней по макушке.

— Да…

— Послушай, это было сделано для твоей же безопасности…

— Ты обманывал меня. С самого первого дня, — стояла я на своем.

— У меня было задание! Я ни черта о тебе не знал! Да и ты не слишком-то откровенничала!

— Ты и сейчас ничего обо мне не знаешь… — устало парировала я, выудив, как мне казалось, главное из его слов.

— Неправда. — Макс вновь подошел ко мне вплотную, так что я грудью, через тонкий трикотаж футболки, почувствовала жар его мощного тела. — Я знаю, что ты сильная и храбрая. Я знаю, что ты умная и предусмотрительная. Я знаю, что ты горячая… и сексуальная. Я знаю, как ты стонешь, когда находишься на грани, как окрашивается розовым твое безупречное тело в момент оргазма, и как ты кричишь, когда кончаешь… Я знаю тебя на вкус, я по запаху найду тебя с закрытыми глазами…

— Хватит! — слабо запротестовала я, сжав подрагивающие колени.

— Я сделаю тебе своей и оттр*хаю до звезд перед глазами. И никому, слышишь, никому не позволю тебя обидеть!

— Ты работаешь на людей, которые чуть это не сделали!

— Это не так!

— Кто послал того несчастного офицера за кофе? Тебе напомнить?

Макс отступил. Выругался под нос:

— Так, ладно… Сейчас не время для разговора. Вот-вот проснется Алиса, а в доме все еще холодно. Я разбираюсь с отоплением, ты готовишь завтрак. О нашей безопасности я позаботился ночью. Лично я! — подчеркнул Макс в ответ на мой недоверчивый взгляд. — Сюда невозможно попасть незамеченным.

— А камеры?

— Не работают! — рыкнул он, как если бы у него и правда имелся повод на меня злиться. — Все остальное… потом.

Макс выставил меня из ванной и закрыл дверь прямо перед моим носом. Он был зол. Я это чувствовала, но не могла понять причины такого поведения. Я не была взбалмошной истеричкой! Я имела все основания ему не доверять! Кем он был? Офицером спецслужб, которые открыли охоту на Вуича. Но кто отдавал приказы на самом деле? Я ни на секунду не верила в эту сказочку о борьбе добра со злом. Да Макс и сам в это не верил. Вопрос, против кого мы дружили? Если бы только знать…

Тихий плач вывел меня из задумчивости. Помимо всех прочих проблем, на мои плечи легла еще одна. Голубоглазая девочка из моих снов… Я прошла по коридору и осторожно заглянула в спальню. Подошла к переноске, стоящей здесь же — на журнальном столике. Сердце замерло и с силой ударило по ребрам. Алиса плакала, крохотные слезки стекали из ее чистых как небо глаз, а я стояла… и просто смотрела. Не находя в себе силы к ней прикоснуться или утешить… Меня всю словно парализовало, и только сердце в изматывающей агонии подпрыгивало внутри. Постепенно плач перешел в хрип, и этот страшный звук вывел меня из ступора. Чуть подрагивающими руками я извлекла малышку из ее гнездышка. Осторожно прижала к себе. Она шарила ротиком по моей коже, а я… кажется, медленно сходила с ума. Она была теплой и беззащитной. Она так сладко пахла… Чистым бельем, детской присыпкой и чем-то неуловимым… возможно, Максимом. Как так получилось, что чужой человек стал для нее роднее собственной матери? Как так получилось…

Сглотнув горький ком, я заставила себя собраться. Не знаю, как я буду договариваться с собственными демонами, и каких жертв они от меня потребуют, но… я должна хотя бы попробовать. Переступить через собственные страхи. Дать шанс… себе и малышке. Я пробовала без нее… и не могу сказать, что это было легко. Меня сжирало чувство вины и непонятной, необъяснимой тревоги. Я просыпалась среди ночи, касалась плоского живота, вспоминала проведенное в горах время и… медленно сходила с ума. Из меня вышла никудышная кукушка. Я все чаще думала о том, что ошиблась. Что цена свободы для меня оказалась слишком высокой.

Пока я занималась Алисой, Макс развил бурную деятельность в ванной. До меня доносился лязг инструмента и его тихие проклятья. Какие-то удивительно правильные домашние звуки. Алиса немного капризничала, я мне пришлось повоевать с ней, чтобы поменять памперс. Я занималась малышкой на автомате, стараясь не думать о том, что нас ждет потом, не давая своим страхам шанса, ограничившись конкретно этим моментом. Макс говорил, что на мне девочка и готовка. Признаться, я слабо представляла, как приготовление пищи можно совместить с заботой о вопящем младенце, но, похоже, у Макса с этим раньше не возникало проблем. А значит, я тоже должна была справиться.

Через час я поняла, что это не так просто, как кажется. Малышка категорически не хотела лежать в переноске и горько кричала. Пока я пыталась ее утешить, на плите сгорели отбивные. Пока я пела ей песни, убежала вода, в которой варились макароны. Я бегала от плиты к Алисе, накрывала на стол, а она кричала все громче и громче. Покончив с обедом, я взяла ребенка на руки и стала осторожно покачивать, изо всех сил сдерживая закипающие в глазах слезы. С чего я вообще решила, что справлюсь? В памяти всплыли злые слова Ивана о том, что я ни на что не гожусь. Может быть, он был не так и далек от истины. С губ сорвался тихий отчаянный всхлип. Ну, вот! Только не хватало испугать малышку… Но ничего подобного не случилось — пока я себя накручивала, Алиса, наконец, задремала. Я осторожно переложила ее в переноску и, движимая желанием доказать, что я ничем не хуже других хозяек, растерянно осмотрелась. В углу стояла корзина с грязным бельем. Я рассортировала его, как учили, проверила, не попало ли в стирку чего лишнего. В заднем кармане джинсов Макса нашла пару длинных мужских носков. Я как-то сразу догадалась, зачем они ему там понадобились… Мое глупое сердце мучительно сжалось.

— Ну, вот и все. Это насос барахлил. Теперь батареи теплые… Эй, с тобой все в порядке?

Я кивнула и, чтобы не показать своих истинных чувств, с которыми никак не могла совладать, принялась суетиться, раскладывать еду по тарелкам. Макс внимательно за мной наблюдал и молчал. Так же молча он сел за стол. Пододвинул к себе тарелку со слипшимися переваренными макаронами и обугленным куском мяса и принялся есть. Я не знаю, чего ждала… Упреков, очередной порции унижения или скандала… Чего-то точно ждала! И не получила. Именно это меня и сломало. Первая слеза упала прямо в тарелку… вторая… Я не могу… не могу!

Слыша, как плачет Алиса, самым нелегким было просто не вмешиваться. Починка насоса не отняла у меня много времени, это был лишь предлог, под видом которого я совершенно осознанно поместил Марту в стрессовую ситуацию в надежде встряхнуть ее чувства. Нет, я не рассчитывал, что нам будет легко, но все же оказался совершенно не готов к её боли. Слезы Марты стали слишком большим испытанием для моей выдержки. Неожиданно слишком большим…

— Эй, детка… Все хорошо? — осторожно поинтересовался я.

Марта отрицательно качнула головой. По-детски беззащитным жестом вытерла нос и снова уткнулась в тарелку.

— Расскажи мне, что случилось? Я… что-то сделал не так?

Признаваться в собственном бессилии совсем непросто, но мне было смертельно важно прояснить все до конца.

— Нет! — она вскинула на меня потрясенный взгляд прозрачных голубых глаз и, закусив дрожащие губы, отчаянно затрясла головой.

— Тогда что?

— Ты, правда, не понимаешь?

— Я понимаю, что ты напугана и совсем мне не веришь. Ты права, у тебя есть причины…

— Не в этом дело, — она перебила меня и, запрокинув голову к потолку, быстро-быстро заморгала. — У меня ни черта не получается. Я не справляюсь с Алисой. Я вообще ни с чем не справляюсь… Прав был Иван…

— Стоп. — С грохотом отставив стул, я вышел из-за стола, — Даже слышать не хочу этот бред! Тебе просто нужно время, чтобы привыкнуть. Только и всего.

Я не желал, не хотел слышать об этом уроде! Никогда не думал, что ревность такая сука.

— Я не знаю, смогу ли ее полюбить… Не знаю, смогу ли… Другие матери…

— Ты не другие! Ты — это ты.

— Кукушка…

— Да твою же мать! — выругался я. — Вот зачем ты сейчас себя накручиваешь? Разве у тебя был выбор?

— Был! Свобода или ребенок!

— И я могу понять, почему ты выбрала первое!

Марта поежилась и снова отвела взгляд.

— Мне кажется, мы можем отдать своим детям столько любви, сколько есть в нас самих, — шепнула она, взволнованно облизав губы, — проблема в том, что во мне любви нет. Совсем… Он выжег дотла мои чувства. Он их просто выжег… Что я могу дать дочери, если саму себя ненавижу? Ненавижу… за все, что позволяла делать с собой… — конец фразы, произнесенной Мартой, утонул в её тихом плаче. Никогда раньше я не слышал звука страшнее этого переполненного мукой воя.

Заглушая пульсирующий грохот в висках, я заставил ее подняться. Обхватил руками, зарываясь пальцами в успевшие отрасти волосы. Губами снял слезы с глаз.

— Что ты делаешь? — всхлипнула она.

— Доказываю тебе, как ты не права.

Мой рот скользнул ниже и, наконец, коснулся ее воспаленных соленых губ. Толкнулся внутрь языком, провел по идеально белым зубам. Вкусная. Жаркая. Моя…

— Макс…

Руки спустились к шее, погладили мочку уха, пробежали по хрупким выпирающим позвонкам, с силой сжали упругую попку и снова поднялись вверх, к тугим полным грудям.

— Макс…

В тишину, нарушаемую звуками влажных поцелуев и стонами, проникла тихая трель. Я оторвался от Марты, уперся лбом в ее макушку, заставляя себя остыть. Впрочем, дрожь, пробегающая по ее шикарному телу, сводила на нет все мои старания. Я мог думать лишь только о том, что, наконец, нашел её… наконец нашел.

— Это Сеничкин… Мне нужно ответить…

Словно очнувшись, Марта отступила на шаг. Растерянно хлопнула ресницами, пригладила волосы.

— Коваль…

— Пленки прослушал?

— Прослушал, — подтвердил я, не сводя с Марты голодного взгляда.