— Мне тоже необходимо ехать в Париж? — спросила Бэлль.

— Не думаю. Филипп сказал, что данных тобой показаний вполне достаточно. Они арестовали и мадам Сондхайм. Когда ее будут судить, возможно, понадобятся твои показания, но пока до этого далеко. Продолжается сбор улик о ее преступлениях и, разумеется, о преступлениях ее соучастников.

— А как же Лизетт? — встревожилась Бэлль. — Она будет давать показания?

— Ты сама сможешь с ней об этом поговорить, она уже едет сюда. — Ной широко улыбнулся, его глаза восторженно заблестели. — Два дня назад я получил от нее письмо. Они с сыном были в Нормандии у ее тетки. Через неделю они прибудут в Дувр. Сегодня пойду подыскивать для них жилье. Неподалеку от моего.

— А Этьен знает об этом? — Бэлль вынуждена была спросить о нем, не могла сдержаться. Она почувствовала пристальный взгляд Джимми, но понадеялась, что он не уловил волнения в ее голосе и не догадался, что у него есть соперник.

— Возможно, о трупе, найденном у церкви, ему ничего не известно, но о мадам Сондхайм он обязательно услышит — как ни крути, а он оказал неоценимую помощь французской полиции. Этьен храбрый человек, заметная фигура. Он поразил меня своей решимостью положить конец торговле юными девушками, и я подозреваю, что он давно перестал думать о собственной безопасности.

Бэлль ожидала от Джимми язвительных комментариев, но он промолчал. Чем заслужил еще одно очко в свою пользу.

Позже, тем же вечером, Джимми рассказал, что все разговоры в пабе велись о том, что Кент застрелил полицейского.

— Их послушать — все отлично знают Кента! — Джимми кипел от злости. — Но когда два года назад мы пытались его найти, никто из этих трусливых болванов ни слова о нем не сказал!

Бэлль рассмеялась. Ее забавляло то, что такой мягкий человек, как Джимми, так кипятится.

— Сомневаюсь, что они вообще его знают. Просто такова людская природа. Держу пари, что половина населения Лондона уверяет, будто их родственники или друзья утонули на «Титанике».

Джимми согласился с ее доводами.

— Когда сообщили эту новость, только об этом и говорили. Готов поспорить, когда арестовали Джека Потрошителя, сотни девушек клялись, что им удалось выскользнуть из его лап.

— Полиция продолжает патрулировать улицы? — поинтересовалась Бэлль.

Гарт запретил ей даже нос высовывать на улицу.

— Да, они повсюду, и горожане уже начинают жаловаться. Владельцы магазинов утверждают, что люди перестали ходить за покупками. Уличные проститутки не могут снять клиента, а у карманников нет карманов, которые они могли бы «подрезать».

— В пабе стало меньше посетителей?

— Нет. Что самое смешное, посетителей в «Бараньей голове» даже прибавилось. К нам даже приходят люди, которые вообще не живут в этом районе.

— Когда умерла королева Виктория, в бордель Энни хлынули толпы клиентов, — ехидно заметила Мог. — А теперь объясните мне, почему у мужчин взыграла кровь от известия о смерти монархини?

Все трое засмеялись и уже не могли остановиться. Бэлль было особенно весело, потому что она живо представляла себе безумие, царящее за дверями борделей. Но что так рассмешило Джимми, она не знала.

От хорошей порции смеха у всех улучшилось настроение.

После возвращения в Лондон Бэлль взяла на себя обязанность каждое утро убирать в пабе, пока Мог хлопотала по хозяйству. Одним из преимуществ ее новых обязанностей было то, что именно она всегда забирала почту. Бэлль понимала, что Джимми, возможно, будет уязвлен, если она получит письмо от Этьена, а Мог, скорее всего, захочет узнать как можно больше, поэтому девушка предпочитала, чтобы ее корреспонденцию никто не видел.

Прошло уже две недели после возвращения Бэлль в Лондон, а письма от Этьена все не было, и она уже готова была сдаться. Но когда сегодня утром Бэлль вошла в паб и увидела на полу под почтовым ящиком белый конверт, она тут же помчалась к двери. К ее радости, письмо было адресовано ей. Бэлль спрятала его в карман фартука и поспешила в свою комнату, чтобы прочитать.

На конверте марок не было, ни французских, ни каких-либо других, но она нетерпеливо его вскрыла, в глубине души надеясь, что Этьен приехал в Англию и сообщает ей об этом. Однако Бэлль была разочарована, когда поняла, что адресант живет в Кинг-Кросс. Письмо было от мамы, и Бэлль почувствовала некую вину за свое разочарование.

— «Милая Бэлль, — прочла она. — Я так рада, что ты снова в Англии, жива и здорова. Пожалуйста, прости, что не навестила тебя, но между нами с Мог повисли обиды, и я, если честно, не могу прийти. Я отправлю это письмо сегодня утром по дороге на рынок. Надеюсь, мы сможем встретиться сегодня, чуть позже, на Мейден-лейн, в кафе. Мог ничего не говори, она всегда предпочитала обладать тобой безраздельно. Она не отпустит тебя. Жду тебя в половине одиннадцатого. Твоя любящая мать».

Бэлль несколько раз перечитала письмо, потом вновь спрятала его в карман фартука. Несмотря на сильную любовь к Мог, Бэлль была уже достаточно взрослой, чтобы понять: у Энни не было возможности проявить свои материнские чувства, потому что эту роль давно присвоила себе Мог.

Теперь из рассказа Ноя девушка знала, что Энни принудили заниматься проституцией, и смогла по-новому взглянуть на свою холодную, отстраненную мать. Но Бэлль никогда в детстве не голодала, никто ее не обижал. На самом деле ей жилось намного лучше, чем большинству ее одноклассниц, у которых были и отец, и мать, к тому же достаточно респектабельные.

Если бы она забеременела в Новом Орлеане, смогла бы она стать хорошей матерью? На этот вопрос Бэлль ответить не могла, и никто не сможет этого сделать, пока не окажется в таком же положении. Но девушка чувствовала, что должна встретиться с Энни. Теперь между ними было много общего. Возможно, они смогут стать подругами.

Проблема заключалась в том, что Бэлль знала: ни Гарт, ни Мог, ни Джимми не отпустят ее. Если она не придет в кафе, Энни подумает, что ее дочь не желает иметь с ней ничего общего. Бэлль чувствовала, что должна пойти, хотя бы для того, чтобы рассказать о том, что Кент на свободе.

Было только девять утра. Сегодня Мог меняла постельное белье, а Джимми провозится в подвале до половины одиннадцатого. Гарт может быть где угодно. Если она быстро закончит уборку, то сможет незаметно выбраться через боковую дверь в четверть одиннадцатого, а все по меньшей мере еще полчаса будут думать, что она все еще убирает в баре.

Бэлль трудилась не покладая рук: мыла и вытирала бокалы, натирала зеркала за баром и саму стойку, потом мыла пол и все это время раздумывала над опасностями, которые могут подстерегать ее во время предстоящей прогулки. Как утверждали многие, теперь, когда Кент застрелил констебля, было маловероятно, что он будет околачиваться неподалеку. А даже если и так, он будет где-нибудь отсиживаться, а не ходить по улицам и кафе.

После возвращения она придумает причину своего ухода — например, ей было необходимо купить ткань на шляпку. Впрочем, Бэлль надеялась, что никто вообще не заметит ее отсутствия.

Закончив убирать, девушка вымыла руки, умылась, причесалась и повесила фартук с тыльной стороны кухонной двери. Ей хотелось хорошо выглядеть при встрече с Энни. Мог подарила девушке зеленое хлопчатобумажное платье, которое было сейчас на ней. Все ее вещи были слишком нарядные, чтобы в них убирать, а это платье было неброским и на несколько размеров больше. В нем Бэлль напоминала судомойку.

Гарт сидел на заднем дворе, Мог была наверху — меняла постельное белье и пела. Бэлль слышала из подвала какой-то лязг и звон и поняла, что Джимми там, внизу. Нужно идти сейчас, пока никто ничего не заметил.

К счастью, на боковой двери был замок, который не нужно было закрывать ключом, дверь достаточно было захлопнуть — следовательно, открытые двери ее не выдадут.

Оказавшись на улице, Бэлль перебежала через улицу и оказалась на Нил-стрит. Еще не дойдя до рынка, она встретила четырех констеблей. Но что бы там ни болтали вчера в пабе люди, все вокруг занимались своими делами. Бэлль услышала, как часы пробили половину одиннадцатого, как раз когда она подходила к Мейден-лейн.

Мейден-лейн стала еще грязнее, чем прежде. Тротуар слева загромождали леса, приставленные к зданию. Повсюду лежали горы песка и кирпичей, поэтому Бэлль перешла дорогу. Театры на Стрэнде тыльной стороной выходили на эту улицу, где стояли переполненные мусорные баки и валялись горы картонных коробок. Кафе Бэлль не видела, но некоторые дома выступали немного вперед, загораживая обзор, поэтому девушка продолжала идти по улице, глядя по сторонам.

Неожиданно кто-то схватил ее сзади и зажал рукой рот. В ту же секунду Бэлль поняла, что ее обманули, но не успела отреагировать. Ее потащили в какое-то здание.

Бэлль попыталась вырваться из рук нападавшего, но он швырнул ее на стену и ногой закрыл входную дверь.

В помещении было темно, но даже в полутьме по очертаниям фигуры и запаху Бэлль поняла, что это Кент. Девушка что есть мочи закричала. Он ударил ее кулаком в лицо, заставляя замолчать.

— Нужно было сразу тебя придушить! Так я и знал, что от тебя будут одни неприятности, — прорычал он, запихивая ей в рот вонючую тряпку. — На этот раз я тебя прикончу. Но сначала ты станешь моим пропуском из Лондона.

Глаза Бэлль немного привыкли к темноте. Она увидела, как Кент взял длинную веревку и связал ей руки за спиной и ноги — совсем как тогда, когда похитил ее в первый раз. Затем Кент подхватил ее на руки, перекинул через плечо и понес наверх.

От запаха, который стоял в этом доме, к горлу Бэлль подступила тошнота. Так же пахло в убогих многоквартирных домах: пищевыми отходами, мышами и сыростью. Как и внизу, наверху царил полумрак, только неяркий источник света угадывался в глубине большой комнаты. Бэлль видела сломанные стулья, валяющиеся среди остального мусора, и решила, что это какой-то клуб и одновременно дансинг, в последнее время служивший приютом всякому отребью.