Всего через полчаса миссис Дюма услышала, как поворачивается ключ в дверном замке, и поспешила в прихожую, чтобы удостовериться, что пришел Ной. Так оно и было. Он выглядел озабоченным и немного запыхался — день выдался теплый, и, скорее всего, он шел пешком от Флит-стрит.

— У меня для вас телеграмма, — сообщила миссис Дюма. — Надеюсь, что новости хорошие. Я поставлю чайник, милейший мистер Бейлис.

Ной встревожился, но после того, как прочел телеграмму, улыбнулся.

— Да, новости действительно хорошие. У одного человека в Париже есть вести о Бэлль.

В те времена, когда Ной еще спешил домой в надежде, что его ждет весточка от Лизетт, он вкратце пересказал миссис Дюма историю Бэлль, опустив подробности о том, что она выросла в борделе и ее сделали проституткой. Но его надежда так и не оправдалась, а как только его взяли репортером в «Таймс», он стал дольше задерживаться на работе и постепенно его визиты к Мог, Гарту и Джимми стали редкими.

В прошлый раз, когда Ной нанес визит в паб «Баранья голова», Гарт сказал ему, что они с Мог вскоре собираются пожениться. Они хотели присмотреть себе другой паб, где-нибудь в пригороде, а «Бараньей головой» сейчас фактически управлял Джимми. Он мог бы занять место дяди, если бы захотел.

Джимми вырос сильным, крепким парнем, честным и открытым. Сейчас он уже редко вспоминал Бэлль. Тем не менее Ной знал, что парнишка все еще думает о ней, и, несмотря на то что он пару раз ужинал с молодыми женщинами, было очевидно, что его сердце принадлежит Бэлль.

Мог оставила надежду найти девушку, но изо всех сил пыталась скрыть печать от окружающих. Она прекрасно жила с Гартом и Джимми, целый день что-то пекла, убирала, шила. Однажды она призналась Ною, что в глубине души знает: Бэлль когда-нибудь объявится, и эта мысль поддерживает ее.

Что касается Энни, ее пансион по-прежнему приносил хороший доход, и она купила стоящий рядом дом. Но с Мог они практически не общались.

В декабре прошлого года Ной написал еще одну статью о Бэлль и об остальных пропавших девушках, надеясь, что у кого-нибудь после столь продолжительного времени может появиться новая информация. Работая над статьей, он побеседовал с несколькими матерями, включая Энни, и был поражен тем, что, несмотря на сдержанность и холодность, она скорбит о Бэлль не меньше Мог, просто не может выразить свои чувства словами.

Время от времени до Ноя доходили слухи о Ястребе. В окрестностях Дувра был обнаружен труп юной девушки. Причина смерти — отравление большой дозой успокоительных лекарств. Девушка была родом из деревушки в Норфолке, и в последний раз ее видели на местной ярмарке, она разговаривала с мужчиной, чья внешность совпадала с описанием мистера Кента. Ною удалось взглянуть на материалы дела: на запястьях и лодыжках жертвы были следы от веревок, как будто сначала девушку связали, а после ее смерти веревки сняли. Ной был уверен, что в случившемся виновен Кент. Он собирался переправить ее во Францию, как переправил Бэлль, но когда увидел, что девушка умерла, просто выбросил тело, понадеявшись, что полиция сочтет это несчастным случаем.

Исчезло еще несколько девушек из Суффолка и Норфолка. Многие констебли, с которыми разговаривал Ной, сходились в одном: без Кента здесь не обошлось, просто он совершает преступления на другой территории. Но улик не было. Несколько раз Кента вызывали на допрос, но у него всегда оказывалось железное алиби. Один полицейский признался Ною: если бы нашлась хоть одна из пропавших девушек, которая могла бы дать показания против него, у остальных тоже развязались бы языки.

А сейчас о Бэлль появились новости. Ной знал, что «Таймс» с радостью оплатит расходы на поездку. К тому же можно будет заручиться поддержкой французских коллег. Сердце Ноя забилось от радости, не только оттого, что он увидит, как Бэлль вновь окажется рядом с Энни и Мог, но и потому, что услышит из первых уст историю о торговле людьми. Тогда он сможет написать статью, которую с готовностью напечатает любая газета мира.

Возможно, он также увидится с Лизетт.

Не прошло и часа после того, как была прочитана телеграмма, а Ной уже спешил на вокзал Чаринг-Кросс, чтобы успеть на последний поезд до Дувра. Он хотел остановиться у «Бараньей головы», чтобы поделиться новостями с Мог, но потом передумал — а вдруг все сложится не так, как он надеется. Ной позвонил своему редактору, который, как журналист и ожидал, дал ему свое благословение и пообещал телеграфировать в Париж и попросить сотрудников парижского филиала оказывать ему всяческую поддержку и в случае необходимости предоставить переводчика.

Габриэль накрывала в девять вечера столы, когда в дверь позвонили. Она поспешила открыть. На пороге стоял Марсель.

— Что-нибудь узнали? — спросила она, приглашая его войти.

— Моему брату известно, где сейчас Этьен. Это в нескольких километрах от Марселя, в пригороде. Пьер пообещал съездить туда на велосипеде завтра на рассвете. Он передаст ему ваше послание.

— Храни вас Бог, Марсель! — воскликнула Габриэль и, повинуясь нахлынувшему чувству, наклонилась и поцеловала мужчину в щеку. — Как он думает, Этьен приедет?

— Единственное, что сказал Пьер: Этьен не из тех людей, которые бросают друзей в беде. Но добавил, что после пожара он сам не свой. Нам остается только надеяться.

— Оставайтесь. Выпьете чего-нибудь? — предложила Габриэль.

Впервые за много лет она не искала уединения. Время шло, а она все больше и больше волновалась за Бэлль. Женщина представляла, как ее бездыханное тело выбросили в Сену или оно лежит на темной улице. Даже если Бэлль еще жива, Габриэль страшила мысль о том, что с ней могли сделать. Женщина стояла на коленях перед ликом Девы Марии и молилась о том, чтобы с Бэлль ничего не случилось, но вера ее была недостаточно крепка, чтобы полагаться только на молитвы.

Этьен стоял у двери в деревянный коттедж, в котором жил, и смотрел вслед Пьеру, который на велосипеде удалялся в сторону Марселя по изрезанной рытвинами дороге. Стояло чудесное весеннее утро. На обочинах от теплого солнышка распустились цветы, а птичьи трели немного развеяли его тоску и отчаяние. Было приятно опять повидаться с Пьером (они были так дружны в детстве), и, несмотря на то что потом их пути разошлись, между ними все равно существовала связь.

Этьен хотел и сам умереть после того, как похоронил Елену и сыновей. Он укрылся в этом домике и всю зиму напивался до беспамятства, почти ничего не ел, не мылся, не брился и даже не переодевался. Он покидал свое жилище лишь для того, чтобы пополнить запасы спиртного.

И только в начале марта, когда потеплело, Этьен заметил, что происходит вокруг. Однажды утром он проснулся на своем соломенном матрасе. В окно лился солнечный свет, подчеркивая царящую повсюду грязь: пустые консервные банки, бутылки из-под вина, стол с заплесневелым хлебом, немытую посуду. С тех пор как Этьен переехал в этот домик, он ни разу не вымыл пол, который сейчас был весь покрыт пеплом из камина. Этьен почувствовал ужасный запах. Он не знал, то ли это воняет от него, то ли от упавшей на пол и сгнившей еды. Он понял — пора что-то менять.

Этьен был так слаб, что смог только все рассовать по углам. Он накачал воды из колонки, налил ее в котел, поставил на огонь — и стал задыхаться. У него все болело. Но за бутылкой Этьен не потянулся. В тот вечер, после того как он вымел и сжег мусор, выкупался и постирал свои вещи, он впервые после пожара заснул трезвым.

Постепенно Этьен стал сильнее; за время бесконечных, тяжелых дней, когда он расчищал землю вокруг домика, его мускулы окрепли. Он перестал пить, взялся за починку крыши, наколол дров для камина, сделал новые ставни на окна. Боль постепенно отступала.

Но бывали дни, когда его охватывала ярость. Этьен хотел убедиться в том, что пожар устроили нарочно, чтобы наказать его за то, что он осмелился отказаться работать на Жака. Если бы он знал это наверняка, он убил бы Жака. Но доказательств не было.

Сейчас Этьен должен был ответить самому себе на вопрос: разумно ли с его стороны отправляться в Париж на поиски Бэлль? Он ушел от Жака и почувствовал, что к нему возвращается прежний кураж. Это было похоже на то, как на живой изгороди распускаются зеленые листочки. Но, вернувшись в Париж, он вынужден будет встретиться с головорезами, с которыми порвал.

Тем не менее Этьен представлял себе милое личико Бэлль, в то время, как она выхаживала его, когда его укачало на корабле, слышал ее восторженные возгласы, когда они бродили по Нью-Йорку. Он вспомнил, каким сильным было искушение в ту ночь, когда она оказалась в его постели.

Как часто за эти месяцы Этьен мысленно возвращался к ней, после того как оставил ее в Новом Орлеане! Он надеялся, что его еще раз пошлют в Америку, тогда они с Бэлль смогли бы повидаться, и, глядя на Елену, испытывал жгучее чувство вины, поскольку даже мысли о другой женщине были такими же преступными, как физическая измена.

Одного упоминания о том, что Бэлль назвала его человеком, которому она может доверять, было довольно, чтобы Этьен поспешил ей на помощь. Что ему терять? Все, кого он любил, умерли.

Этьен вернулся в дом. Если он отправится немедленно, то уже к вечеру будет в Париже.

Бэлль разрыдалась, когда каблук от ее обуви со стуком упал на пол. Она несколько часов барабанила по доске, которой было забито окно, изо всех сил пытаясь пробить дыру. На одной туфле каблук отпал, и она продолжала стучать второй, но сейчас отлетел и он, поэтому больше стучать было нечем. Бэлль не продвинулась ни на йоту. Единственное, чего она добилась — сделала небольшую выбоину в дереве. Но по крайне мере, пока она стучала, в ее груди теплилась надежда. А сейчас она растаяла.

От голода Бэлль ослабела, у нее кружилась голова. Она уже не была уверена в том, сколько дней прошло — два или три. Этого добивался Паскаль? Утомить ее настолько, чтобы она не смогла сопротивляться, когда он вернется? Или он оставил ее здесь умирать?