Когда более десяти лет тому назад Лизетт в´ыходила Габриэль, они сняли комнаты в одном доме на Монмартре, но через год, когда Габриэль уехала из Парижа, нанявшись экономкой к Самюэлю Аркрайту, английскому художнику, Лизетт пришлось переехать в публичный дом. Они лишь изредка посылали друг другу письма, и, несмотря на то что Габриэль искренне любила Лизетт, она не хотела, чтобы та напоминала ей о прошлой жизни.

Умение Лизетт ухаживать за немощными и больными пригодилось ей через пару лет, когда она родила сына и стала работать сиделкой в Ла-Сель-Сен-Клу. С тех пор женщины встречались лишь однажды, когда Габриэль вернулась в Париж после смерти Самюэля. В ту встречу Лизетт рассказывала о себе мало. Она беспокоилась о Габриэль, которая скорбела после смерти Самюэля, и сомневалась, правильно ли поступает ее подруга, вкладывая все деньги, завещанные ей Самюэлем, в гостиницу.

Габриэль прекрасно знала свои недостатки. Она никогда не была общительной, а после того, как на нее напали, вообще стала замкнутым человеком, не поддерживала светских бесед и сторонилась людей. Постояльцы иногда жаловались на то, что она слишком молчалива, необщительна. К счастью, несмотря ни на что, всегда находились люди, которым необходима была такая небольшая комфортабельная гостиница, как «Мирабо», и бизнес Габриэль процветал.

Сев на поезд до Ла-Сель-Сен-Клу, Габриэль с беспокойством подумала о том, что Лизетт могла переехать — она не получала от нее весточки уже около года. Но женщина успокаивала себя тем, что даже если ее приятельница и сменила место жительства, по крайней мере она, Габриэль, хотя бы попытается сделать что-нибудь для Бэлль.

Женщина легко нашла лечебницу и постучала в дверь. Ей открыла пожилая дама в белом фартуке, надетом поверх черного платья.

Габриэль извинилась за беспокойство. Она сказала, что ей необходимо срочно поговорить с Лизетт. Пожилая дама велела ей подождать на улице.

Прошло несколько минут, и из дома вышла встревоженная Лизетт. Когда она увидела свою старинную подругу, ее красивое лицо озарила широкая улыбка.

— Габриэль! — воскликнула она. — Как я рада тебя видеть! Что привело тебя сюда?

Габриэль спросила, где они могут поговорить, и Лизетт ответила, что можно зайти в кафе и выпить чашечку кофе; ей только нужно предупредить, что она отлучится.

Уже через пять минут подруги направлялись к площади. Габриэль как можно короче изложила историю своей постоялицы, которая отправилась на встречу с мужчиной и пропала.

— Я полюбила эту юную англичанку, — призналась она. — Представь, как только я поняла, чем она зарабатывает себе на жизнь, я стала тревожиться за ее безопасность, но она, как и все мы, была уверена в том, что ничего плохого с ней случиться не может. Я надеялась, что ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы помочь мне ее найти.

— Она англичанка? — переспросила Лизетт. — Сколько ей лет?

— Лет восемнадцать… Точно не знаю. Ее зовут Бэлль Купер.

Лизетт испуганно вздрогнула.

— Бэлль? У нее темные вьющиеся волосы и голубые глаза?

— Вы знакомы? — не веря своим ушам, удивилась Габриэль.

— Знаешь… похоже, я знаю эту девушку, — произнесла Лизетт и рассказала о том, как два года назад выхаживала девочку приблизительно такого же возраста, с таким же именем и внешностью. — Ее увезли в Америку, — закончила она свой рассказ. — Но ко мне приходил человек, который искал ее. Он представился другом ее семьи. Это было где-то около года назад.

— Его звали Этьен?

Лизетт нахмурилась.

— Нет, это был англичанин лет тридцати. Но почему ты упомянула об Этьене?

— В последний раз, когда я видела Бэлль, она назвала мне именно это имя. Она сказала, что доверяет ему.

Они дошли до кафе и сели за столик на террасе, подальше от остальных посетителей. Лизетт, казалось, была в замешательстве.

— В чем дело? Ты знаешь человека по имени Этьен? — поинтересовалась Габриэль.

Лизетт кивнула.

— Он сопровождал Бэлль в Америку.

Габриэль не возлагала больших надежд на эту встречу, поэтому для нее оказалось сильным потрясением то, что Лизетт знакома с Бэлль и знает человека, имя которого девушка упомянула. Сердце Габриэль бешено забилось, на лбу выступили бисеринки пота.

— Ты могла бы мне все рассказать? — попросила она. — Похоже, тебе о Бэлль известно гораздо больше, чем мне.

Лизетт колебалась.

— Я оставила нашу профессию, так же как и ты, — грустно произнесла она. — Но я уверена, ты ничего не забыла. Я и так рассказала тебе больше, чем нужно, только потому, что ты моя старинная подруга и я доверяю тебе. Мне нужно думать о сыне.

Габриэль прекрасно поняла, что она хотела сказать. Она взяла подругу за руку, чтобы подбодрить.

— Я ничего не забыла. Все, что ты скажешь, останется между нами.

Лизетт рассказала ей все, что знала: как Бэлль попала в лечебницу, как она полюбила эту девочку, как ее искал Ной Бейлис.

— Он мне очень понравился, — призналась она. — Я едва не согласилась на его предложение уехать с ним отсюда. Но я боюсь.

Габриэль кивнула. Люди, которые стояли за торговлей юными девушками, безжалостны, и Лизетт было трудно доверить мужчине свою жизнь и жизнь своего сына.

— Но этот человек, Этьен, который отвез Бэлль в Америку, он такой же, как и остальные? Почему она стала ему доверять?

Лизетт пожала плечами.

— Большинство из нас, оказавшихся в этом бизнесе, принуждают делать то, что мы изначально считаем неправильным. Это не значит, что вокруг одни подлецы. Могу предположить, что Бэлль пробудила добрые чувства в душе Этьена, как и в моей, и в твоей. Она провела с ним много времени, пока они плыли в Америку. Наверное, они подружились. Этот англичанин, Ной, просил, чтобы я с ним связалась, если узнаю, куда Этьен отвез Бэлль. Я попыталась это сделать, но потерпела неудачу.

Габриэль вздохнула.

— Сейчас, я думаю, он все равно не смог бы нам помочь.

— Может быть, и нет, — согласилась Лизетт. — Кроме того, я слышала, что Этьен отошел от дел. Ходили слухи, что его жена и двое детей погибли во время пожара и сейчас он конченый человек. Разумеется, это могут быть только слухи. Я и раньше слышала подобные истории. Их придумывают только для того, чтобы держать в страхе остальных.

— Ты хочешь сказать, что кто-то делает это намеренно?! — в ужасе воскликнула Габриэль.

— Подобное случается, если кто-то нарушит правила, — сказала Лизетт, украдкой оглядываясь по сторонам, как будто боясь, что их могут подслушать.

Обе женщины на несколько минут замолчали. Лизетт допила кофе и сказала, что ей пора.

— У меня есть адрес Ноя, — призналась она и жестом показала официанту, чтобы принесли счет.

— Правда? — задохнулась от радости Габриэль. — Ты дашь мне его?

Лизетт кивнула. Подошел официант, и Габриэль расплатилась. Подруги встали и вышли из кафе.

— Сейчас я вынесу тебе его адрес, — пообещала Лизетт. — Мне кажется, твои новости только еще больше расстроят семью Бэлль, но если Ной приедет в Париж — а он обязательно это сделает, — скажи ему, чтобы не впутывал меня в это дело.

В то время как две подруги беседовали в Ла-Сель-Сен-Клу, Бэлль лежала на кровати в маленькой запертой комнате, изо всех сил стараясь не поддаваться панике.

Она могла только догадываться о времени суток, глядя сквозь крошечную дырочку в доске, которой было забито окно. Дырочка была такой маленькой, что туда невозможно было просунуть даже мизинец. Когда Бэлль посмотрела сквозь нее, она не увидела ничего, кроме клочка неба. Девушка даже не догадывалась, что в доске есть дырочка, пока не наступил рассвет и тоненький лучик солнца не проник в комнату. Бэлль обыскала комнату, чтобы найти что-нибудь острое и сделать дыру побольше, но безуспешно. Она стянула тонкий матрас с кровати и обнаружила, что на ней нет пружин, только веревки, прибитые к деревянной раме крест-накрест. Бэлль обшарила пол в надежде обнаружить хотя бы гвоздь или болт, но не нашла ничего.

Сейчас крошечный лучик стал ярче, поэтому Бэлль предположила, что настал день и ярко светит солнце. Но время суток в любом случае не имело большого значения. Желудок Бэлль урчал от голода. В кувшине на умывальнике была вода. Бэлль уже попила немного, но она не знала, когда вернется Паскаль, поэтому решила лишь изредка делать пару глотков.

Девушка горячо надеялась, что он вернется сегодня вечером. Но что он намерен с ней сделать? Бэлль сомневалась, что Паскаль ее отпустит. Он побоится, что она побежит в жандармерию или к управляющему «Ритца». Но он не может держать ее здесь бесконечно. Неужели он собирается ее куда-то увезти? Или просто убить?

Еще утром Бэлль отмахнулась от этой абсурдной мысли; она даже представила, как Паскаль приходит и извиняется или объясняет свой поступок тем, что хотел преподать ей урок. Но время шло, и мысль об убийстве уже не казалась ей такой нелепой, поскольку это был единственный способ обеспечить ее молчание.

Кому принадлежит этот дом? Бэлль подумала, что маловероятно, чтобы он принадлежал Филиппу Лебрану — у него не было ни малейших причин держать ее здесь в заточении. Девушка была уверена, что Паскаль также не владелец этого дома — простой консьерж не мог позволить себе такую роскошь. Неужели он заодно с хозяином и они собираются продать ее в очередной бордель? Или опять отправить за море?

Эти мысли проносились у нее в голове, пока она не почувствовала, что может сойти с ума. Бэлль стучала в стены, била ногой в дверь. Она напряженно прислушивалась, надеясь услышать хоть какой-то звук, если не в этом доме, то в соседнем, но кругом была полнейшая тишина. Девушка подозревала, что это здание находится выше соседних. Вероятно, стены этой комнаты не являются смежными с другими домами.

Бэлль догадывалась: Габриэль беспокоилась из-за того, что она не вернулась домой, особенно после того, как предупредила ее. Но станет ли она что-либо предпринимать? Да и что она может сделать? Габриэль не знала, кто организовывал ее встречи с клиентами.