— Это дом Филиппа? — спросила Бэлль. — Он не говорил, что живет на Монмартре.

Она попыталась представить себе, как Филипп сидит развалившись в этих креслах, и удивилась, что он выбрал бледно-голубой цвет, который абсолютно не соответствовал его характеру.

— Я уверен, вы понимаете, что мужчина с его положением не станет рисковать и приводить к себе в дом женщину, пока не узнает ее получше, — вкрадчиво ответил Паскаль. — Присаживайтесь у камина, я принесу вам выпить.

Он налил обоим по большому бокалу коньяка и сел напротив Бэлль у огня. Девушка почувствовала, как спиртное моментально подействовало на нее — она с утра ничего не ела. Она ожидала, что пойдет с Филиппом на ужин, и надеялась, что Паскаль ретируется, как только Лебран вернется.

Бэлль уже давно заметила, что Паскаль не умеет поддерживать беседу. Он умел только задавать вопросы и давать указания, и сейчас было то же самое: он забросал ее вопросами о том, где она живет, есть ли у нее в Париже друзья, почему она уехала из Англии.

С тех пор как Бэлль вернулась в Париж, она избегала рассказов о своем прошлом. Однако ей нужно было ответить на вопросы Паскаля, поэтому она сказала, что приехала в Париж с возлюбленным, но он бросил ее ради другой женщины. Еще Бэлль добавила, что не хочет об этом вспоминать, потому что пытается все забыть.

— И тем не менее вы без колебаний стали дамой на один вечер?

Бэлль пожала плечами. Она чувствовала, что консьерж что-то узнал о ней и теперь пытается либо поставить ее в тупик, либо заставить в чем-то признаться.

— Удивительно, на что способен человек, когда он оказывается в трудной ситуации, — уклончиво ответила девушка.

— Вы отвечаете общими фразами. — Паскаль прищурился. — Почему?

— Просто не люблю говорить о себе, — призналась Бэлль. — Вам ли этого не понять! Вы ведь тоже не любите рассказывать о себе.

Прошло уже полчаса, и Бэлль начала волноваться, что Филипп вообще не придет.

— Вы же видели меня только на работе. Там, разумеется, я душевных бесед не веду, — ответил Паскаль. — Но сейчас другое дело, мы — двое друзей за бокалом коньяка.

— В таком случае расскажите: вы женаты? У вас есть дети? — спросила Бэлль.

Паскаль помолчал, потом признался, что холост. Бэлль была уверена в том, что он солгал, потому что однажды подслушала его разговор с супружеской парой в «Ритце», для которой он приобрел билеты в театр. Так вот, Паскаль сказал постоялице, что его жена обожает эту пьесу. Поскольку он был неискренним человеком, то мог выдумать все это, чтобы убедить постоялицу в том, что пьеса ей понравится, но Бэлль по опыту знала: мужчины обычно не ссылаются на жен, если холосты.

— Пожалуй, я поеду домой. Что-то я неважно себя чувствую, — сказала девушка после того, как попыталась завести непринужденную беседу об Эйфелевой башне и о лодочной прогулке по Сене.

Она встала и приложила руку ко лбу, как будто страдала от головной боли.

— Вы не можете уйти! — вскочил с кресла Паскаль.

— Филипп меня поймет, — заверила его Бэлль, направляясь к двери.

Она уже потянулась к дверной ручке, но тут Паскаль схватил ее за плечо и дернул назад.

— Ты никуда не пойдешь! — рявкнул он, отбросив всякую любезность.

— Прошу прощения! — с упреком воскликнула Бэлль. — Не вам решать, что мне делать. И за сегодняшний вечер мне не заплатили.

— Я заплачу за то, чтобы ты осталась со мной.

По той поспешности, с которой Паскаль выпалил эти слова, Бэлль поняла, что сегодня Филипп сюда не придет. Вероятно, это даже не его дом. Паскаль заманил ее в ловушку. По спине девушки пробежал холодок.

— Нет. Между нами деловые отношения, вот и все, — быстро ответила она. — А сейчас позвольте мне уйти. Я плохо себя чувствую.

Паскаль схватил ее за плечи. Его пальцы впились в покрывающий их тонкий шелк.

— Когда ты приехала сюда, ты чувствовала себя отлично. Если ты отдаешься любому, кого я для тебя нахожу, почему не хочешь отдаться мне?

Его глаза больше не были равнодушными, в них пылала ярость, и Бэлль испугалась.

— Потому что вы мне нравитесь и я уважаю вас как друга, — нашлась она.

Он убрал руку с ее плеча и больно ударил, сначала по одной щеке, потом по другой.

— Не лги мне. Я знаю, ты презираешь меня, потому что я всего лишь консьерж.

У Бэлль действительно разболелась голова. Она была потрясена этими пощечинами.

— Это неправда! — задохнулась она. — Я не презираю вас за то, что вы консьерж. Кто я такая? До сегодняшнего дня у нас были отличные деловые отношения. Отпустите меня домой, прошу вас!

— Только после того, как ты дашь мне то, что я хочу! — прорычал Паскаль. Он схватился за ворот ее платья и рванул на себя.

Бэлль вскрикнула и попыталась вырваться, но Паскаль оказался сильнее, чем выглядел. Он схватил ее за руку и толкнул от двери к дивану. Под платьем у нее была бежевая рубашка в розовую полоску, едва прикрывавшая грудь. Паскаль сорвал с Бэлль платье, и она осталась почти голой.

Когда консьерж толкнул ее на диван, Бэлль как можно сильнее укусила его за руку. Выступила кровь.

— Tu vas le regretter, salope que tu es![29] — воскликнул он.

Паскаль отпустил ее. Бэлль воспользовалась моментом, оттолкнула его и побежала к двери. Но она обнаружила, что дверь заперта, а ключа нет. Паскаль стоял у нее за спиной. Он вновь схватил ее за плечо, развернул к себе и так сильно ударил кулаком в лицо, что девушка ударилась о дверь.

— Ты отсюда не выйдешь! — закричал он. — Останешься здесь, пока я с тобой не закончу.

И Бэлль тут же почувствовала себя как в борделе у мадам Сондхайм — бессильной, запертой в ловушке. Ее лицо горело, во рту чувствовался вкус крови. Бэлль была не на шутку напугана. Ее словно молнией поразило — она давно должна была понять, что услужливая манера, которой Паскаль придерживался, разговаривая с постояльцами «Ритца», всего лишь маска, под которой скрывался вулкан бурной ревности и зависти. Он, скорее всего, ненавидел всех, кто был богат и успешен, потому что знал — ему таким никогда не стать. Но он верил: Бэлль может принадлежать ему, потому что она всего лишь проститутка.

— Пожалуйста, перестаньте! — взмолилась она, следя за тем, чтобы ее голос звучал мягко и покорно. Бэлль вцепилась в порванный лиф, чтобы прикрыть грудь. — Вы сегодня встали не с той ноги. Вам не нужно было говорить, что я должна встретиться с Филиппом. Я бы с радостью провела вечер с вами, если бы вы только попросили меня об этом.

— Обманщица! — крикнул Паскаль. — Когда я открыл тебе дверь, я увидел на твоем лице истинные чувства. Рада мне, как же! Ты улыбаешься, флиртуешь с любым. Делаешь все, что тебе велят, пока тебе платят за это деньги. Но на меня ты даже не смотришь!

Бэлль пристально взглянула на него. Ее правый глаз заплыл, и она практически ничего им не видела. В лице Паскаля было столько злости! Его ноздри раздувались, губы были плотно сжаты, а глаза были такими холодными… Бэлль поежилась.

— У нас с вами деловые отношения, — в очередной раз повторила она, изо всех сил стараясь не расплакаться. — Я думала, что лучше оставить все как есть.

— Не хочу никаких деловых отношений. Хочу, чтобы ты стала моей любовницей! — выпалил он.

Понимая, что этот спор можно продолжать бесконечно, а Паскаль только будет злиться все больше, Бэлль попыталась его успокоить.

— Давайте начнем все сначала, — предложила она. — Сядем у камина, выпьем, немного поговорим…

— Я не хочу разговаривать. Я хочу тебя трахнуть! — заорал он.

Бэлль едва справилась с приступом тошноты. Она боялась его. Ее лицо пульсировало болью, и от мысли о том, что ей придется заниматься сексом с сумасшедшим, она почувствовала себя омерзительно. Но выбора у нее не было, иначе он ее не отпустит.

— Хорошо, — сказала девушка. — Где, у камина или наверху?

Паскаль схватил ее за руки, потащил назад в гостиную и толкнул на диван.

— Не будьте таким грубым, — слабым голосом попросила она, но он уже задирал ее юбку, опустившись на колени рядом с ней, а другой рукой расстегивал штаны.

Бэлль полагала, что за последние два года многое повидала. У нее были и неловкие новички, и умелые любовники, а между этими двумя крайностями были сотни вариаций. Она научилась отгораживаться от воспоминаний о том, что ее изнасиловали — ей пришлось этому научиться, иначе она никогда не смогла бы выдержать жизнь у Марты. Когда Бэлль была с человеком, который ей не нравился, был неловок и груб, она мысленно представляла себя с Сержем и вспоминала о том удовольствии, которое он ей доставил.

Но с Паскалем невозможно было думать о чем-то приятном, чувствовать что-либо еще, кроме отвращения, потому что он был груб и равнодушен, как насильник. Он засунул ей в рот свой язык и напустил столько слюны, что Бэлль едва не вырвало. Паскаль грубо шарил по ее интимным местам, пока она не закричала от боли. Бэлль знала: слова, которые он бормочет по-французски, просто омерзительны, и радовалась, что не понимает их. Член у него был длинный, тонкий и твердый, как палка. Бэлль использовала все известные ей уловки, чтобы Паскаль побыстрее кончил — но безуспешно. Пытка все продолжалась. Девушка чувствовала себя оскверненной во всех смыслах этого слова: Паскаль кусал ее за шею и грудь так сильно, что ей казалось, что на ее теле выступит кровь. Консьерж царапал и щипал ее за бедра и ягодицы, как будто ненавидел женщин и хотел изуродовать ее.

Но наконец, когда она уже перестала надеяться на то, что этот кошмар когда-нибудь прекратится, Паскаль кончил с приглушенным всхлипом. Пару секунд он лежал на ней, тяжело дыша, потом резко встал и оправил одежду.

— Я покажу, где ванная, — отрывисто произнес он.

Бэлль знала, что практически все мужчины становятся добрее после секса, но только не Паскаль. Его лицо казалось еще холоднее и напряженнее, чем раньше. Его волосы, обычно аккуратно причесанные и набриолиненные, сейчас были взъерошены. Это было единственным доказательством того, что совсем недавно он занимался сексом.