— Да нет, — протянула девушка, хотя на самом деле ей было очень грустно. — Я на всю жизнь запомню, где первый раз попробовала шампанское.

Через несколько дней они стояли на палубе и смотрели на очертания побережья, показавшегося на горизонте.

— В Новом Орлеане теплее, чем в Англии, — объяснил Этьен. — Зима там очень мягкая, а лето теплое и сырое. Но здесь бушуют ураганы и нередки ливни, особенно в конце августа и начале сентября.

— Что еще ты знаешь об этом городе? — Бэлль становилось все страшнее. Через сутки Этьен передаст ее в другие руки и будет вынужден вернуться во Францию.

— Этот город создан для веселья. — Его глаза заблестели от приятных воспоминаний. — Люди приезжают сюда на выходные, чтобы отвести душу, потанцевать, поиграть в азартные игры, найти женщину и послушать музыку. Когда уезжаешь из Нового Орлеана, музыка еще долго звучит у тебя в ушах. Она льется из каждого бара, клуба, дансинга и ресторана, следует за тобой по улице, в твоих снах.

— А если меня принудят заниматься этим… — Бэлль вспыхнула от стыда, поскольку не могла заставить себя открыто говорить о своей дальнейшей судьбе. — Ты можешь посоветовать мне что-нибудь, что могло бы облегчить мою жизнь?

Этьен прикоснулся к ее щеке. В его глазах была такая нежность, как будто он хотел заверить девушку, что ничего плохого с ней не случится.

— На твоем месте я постарался бы думать только о деньгах. Рабство уже давно отменили, ты будешь получать половину от заработанного, если не дашь себя в обиду. Откладывай деньги куда-нибудь в надежное место. Помни: ты копишь на свое будущее. — На мгновение он замолчал, как будто размышляя о том, что может добавить. — Мне кажется, настоящий фокус в том, чтобы убедить мужчин, что они получают нечто особенное, прекрасное, — продолжал Этьен. — И сделать это — раз плюнуть, потому что мужчины — глупцы. Они посмотрят на твое прекрасное лицо, увидят, какая ты юная, и к тому же совсем рядом — только руку протяни, и решат, что сбылась их мечта.

Бэлль улыбнулась. Ей нравилось слушать, как говорил Этьен, хотя тема разговора была малоприятной. Его французский акцент был просто бесподобен. Чем дольше она смотрела на своего спутника, тем больше жалела о том, что вскоре им придется расстаться.

— Но прежде всего ты должна сама поверить в то, что ты лучше всех, — добавил Этьен. — Лучшие девушки Нового Орлеана получают от одного клиента от тридцати до сорока долларов. Они носят шелковые платья, сшитые по последней моде, у них есть служанки, которые укладывают им волосы. У некоторых имеется даже собственный экипаж для поездок. У многих девушек есть богатые покровители, которые платят за то, чтобы их любимицы не спали с другими мужчинами. Есть среди девиц-фавориток и такие, которых заказывают на всю ночь, однако чаще всего их клиенты хотят просто заснуть в их объятиях. Ступенькой ниже стоят более дешевые проститутки из публичных домов, затем — девушки, с которыми снимают комнату на час, а в самом низу находятся те, что отдаются за гроши в темных переулках. Это грязные, изъеденные болезнями ведьмы, зарабатывающие пару центов. Ты должна помнить, что ты лучшая. С клиентами нужно быть милой, очаровательной, даже если самой при этом хочется плакать. Ты должна попытаться на короткое время полюбить мужчину, который нанял тебя. Вскоре ты поймешь, что можешь испытывать к нему симпатию, и жизнь уже не будет казаться тебе такой ужасной.

— Ты рассуждаешь так, как будто знаешь, о чем говоришь. Ты бывал в публичных домах?

— Бэлль, я — вор, я знаю изнанку жизни. В Марселе мне пришлось настолько сблизиться с девушками улицы красных фонарей, что они стали мне как сестры. Они рассказывали мне о своей жизни, о клиентах, о других девушках и о своих мадам — хозяйках публичных домов. По их рассказам я знаю, что всегда необходимо заручиться поддержкой мадам. Если ты ей не понравишься, она сможет превратить твою жизнь в ад.

— Ты сказал «улица красных фонарей» и «публичный дом». Это то же самое, что бордель? — поинтересовалась Бэлль.

Этьен улыбнулся.

— В Новом Орлеане чаще говорят «публичный дом». Обычно это довольно большие заведения. В гостиной играет оркестр. Музыкантов отгораживают ширмой, чтобы они не видели тех, кто приходит потанцевать и повеселиться с девочками.

Внезапно Бэлль поддалась нахлынувшему чувству и разрыдалась.

— Ты что? — удивился Этьен, обнимая девушку за плечи и прижимая ее к своей груди.

— Мне будет тебя не хватать! — всхлипывала она.

Он обнял ее еще крепче и погладил по голове.

— Я тоже буду по тебе скучать, малышка. Ты украла часть моего сердца. Но, возможно, когда-нибудь меня опять пошлют в Новый Орлеан, а ты уже будешь такой взрослой и важной, что даже не захочешь со мной поздороваться.

— Перед тобой я никогда не буду задирать нос. — Бэлль смахнула слезы и едва не рассмеялась, потому что понимала: Этьен всего лишь дразнит ее. — Но мои воздыхатели будут ревновать, потому что ты очень красивый.

Он обхватил ладонями ее лицо, наклонился и поцеловал ее слезы.

— Мне кажется, когда ты вырастешь, я буду вынужден держаться от тебя подальше, иначе ты наверняка разобьешь мне сердце, — нежно произнес он. — А теперь запомни: ты очень красивая и умная и должна пользоваться своим острым умом, чтобы перехитрить тех, кто попытается тебя обидеть или заманить в ловушку.

Этьен ненадолго оставил Бэлль на палубе, а сам спустился за чем-то в каюту. За исключением того времени, когда он страдал морской болезнью, девушке впервые выдалась возможность выбрать себе собеседника. На палубе были десятки пассажиров — респектабельные супружеские пары, молодые люди, несколько стариков и даже две просто одетые молодые женщины, которые, как чувствовала Бэлль, имели отношение к Церкви. Они могли бы стать идеальными кандидатурами, к кому можно было бы обратиться за помощью. И Бэлль ни секунды не сомневалась: если бы подобная возможность представилась ей на пароходе, когда они плыли из Франции, она бы с радостью ею воспользовалась.

Но сейчас ничья помощь была ей не нужна. Никто не спорит, не так она представляла себе начало своей взрослой жизни. Бэлль не думала, что ее привезут в бордель. Но что ждало ее в Лондоне? Она была на сто процентов уверена, что ни мама, ни Мог не хотели, чтобы она стала проституткой, но что еще может ждать девушку ее круга — работа служанкой или на фабрике? Бесконечно сидеть дома — еще хуже, тогда у нее никогда не появились бы друзья, а дни тянулись бы в тягостном безделье.

Бэлль частенько глазела на огромные магазины, такие как новый «Сэлфриджиз», открытый всего год назад на Оксфорд-стрит, или «Сван» и «Эдгарс» на Риджент-стрит. Она мечтала работать в одном из них. Но даже если бы ей удалось получить хорошие рекомендации, что само по себе маловероятно, поговаривали, что в этих магазинах девушки работают много, а получают гроши, и их постоянно притесняют управляющие. Бэлль вспомнила, как за ее спиной в школе Блумсбери, в которой она училась, перешептывались девочки. Она не сомневалась, что подобные разговоры будут преследовать ее, где бы она ни работала. Все, как и Джимми, решат, что она проститутка, раз живет в борделе.

Поэтому Бэлль решила следовать советам Этьена и воспользоваться своим умом, чтобы получше устроиться в жизни. Она не будет противиться судьбе, а смирится с тем, что она проститутка, и станет лучшей в своей профессии. Ее не станут запирать и держать под надзором, если поймут, что она согласна работать в публичном доме. Как приятно носить шелковые платья и ездить в собственном экипаже! На самом деле поездка за границу может стать самым большим приключением в ее жизни. В конце концов, она в Америке, в стране, где сбываются мечты.

Когда-нибудь она соберет достаточно денег, чтобы вернуться домой в Англию и открыть небольшой шляпный магазинчик.

В тот вечер в столовой Бэлль чувствовала необычное воодушевление, потому что четко представляла свое будущее. Потеплело, и она надела легкое бледно-голубое платье из тафты, которое ей дали в Париже — раньше она его не надевала, поскольку было слишком холодно. Платье было очень красивое — белые кружевные манжеты и кружевная оборка по лифу. В волосы Бэлль вплела голубую ленту.

Когда Этьен заказал красное вино, девушка с радостью взяла бокал, поскольку этот день стал для нее переходом к новой жизни.

— Сегодня ты другая, — заметил Этьен, наливая вино. — Ты же не собираешься сбежать, когда корабль пришвартуется в порту, верно? Юной девушке очень опасно бродить одной по улицам Нового Орлеана.

Бэлль захихикала.

— Нет, сбегать я не собираюсь. Это было бы глупо. Знаешь, завтра я сделаю все, что в моих силах, чтобы доказать им, что я особенная.

После обеда Этьен вышел на палубу выкурить сигару, а Бэлль одна спустилась в каюту, зажгла свечу и стала раздеваться. Она чувствовала, что от вина у нее немного кружится голова, но ей нравилось это ощущение, как нравились и прикосновения Этьена.

Когда Бэлль расстегивала платье, она вдруг попыталась представить себе, как Этьен целуется. Не в щеку, а по-настоящему, в губы. От этой мысли ей стало горячо и по ее телу пробежала дрожь.

Бэлль взглянула на его койку и неожиданно поняла, что хочет оказаться там, рядом с ним. Дрожащими пальцами она расстегнула оставшиеся пуговицы, переступила через платье и сняла ботинки. Затем последовали две нижние юбки, упавшие на голубое платье белой пеной.

Девушка замерла в одной рубашке, панталонах и чулках, не решаясь раздеваться дальше. Белая мягкая хлопчатобумажная рубашка с драпировкой и рядами кружев у низкого декольте нравилась ей — ее тоже дали Бэлль в Париже. Приняв решение, девушка стянула чулки и панталоны, забросила все вещи на свою койку, а сама забралась на постель Этьена.

Сердце колотилось у Бэлль в груди, каждый нерв был натянут, как струна, каждая клеточка тела ожидала его возвращения.